Память — не всегда понимание

Сейчас такое время, что говорят все и обо всем. Слова льются без умолку, без всякой ответственности, а часто и смысла. Теперь все стали экспертами, знатоками, редакторами истории. Когда учился играть на гитаре, усвоил негласное правило: «армейские песни поют отслужившие, тюремные — отсидевшие». Это называется «моральное право». Но, говоря об истории, о нём часто забывают.

Я не был на войне, не голодал, не страдал от жестких и бессмысленных притеснений, но во мне закипает кровь при виде вновь поднимающихся немецко-фашистских знамен. Гнев буквально захлестывает меня, когда встречаю «новые взгляды» на дьявольскую идеологию, создавшую беспрецедентную в истории человечества индустрию унижения и смерти — немецкие концентрационные лагеря. Не смейте, вы, не державшие руку замученного голодом ребенка, сравнивать и утрировать, защищать свои никчемные научные труды на судьбах миллионов убитых людей!

Откуда же во мне столько злости и неприятия? Это книги и фильмы о войне во мне воспитали? «Обыкновенный фашизм», «Список Шиндлера», «Жизнь прекрасна»… — все эти кинокартины, к сожалению, тоже лишь бледные отблески реальной трагедии. Нет, причина где-то глубже. В крови.

Мой дед, Борис Афанасьевич, подошел к пропасти Великой Отечественной войны уже опытным боевым офицером. Он воевал с японскими самураями на озере Хасан, впервые встал на лыжи во время Финской. Летом 41-го он, будучи командиром пулеметной роты, после кровопролитных боев у границы, отступал с немногими выжившими бойцами по болотам Прибалтики к Ленинграду. Они вынесли знамя, один «Максим» без патронов и раненого комиссара. А дальше была битва за Северную столицу и много других сражений. Борис Афанасьевич чудом прошел через жерло войны в разрушенную Польшу. Таких как он, выживших с первых дней, справедливо считали заговоренными, уважали, но все же не берегли.

«Наступление, наступление, наступление!» — бил в пульсирующие виски голос командира и голос внутренний. Солдаты следом за огненным мечом артиллерии.
Никогда, как в 45-м, мы не умели воевать! — так говорят ветераны.

Но вот впереди, в зоне видимости, появилось нечто, чего они, прожженные войной, люди еще не видели. Это был концлагерь (названия дед не передал). Его не брали в лоб, чтобы успеть захватить возможно оставшийся там немецкий арьергард.

Да, солдаты и командиры знали, что впереди именно концлагерь, возможно, они даже уже видели фотографии и кинохронику из освобожденных ранее «фабрик смерти», но то, что они там увидели, зайдя за ограду из колючей проволоки… Не поддается комментариям.

Пойманных фашистов не растерзали, не порезали на ремни, но и отпустить их не было сил. Я не ошибся, именно так: «не было сил». Не смогли фронтовики выполнить приказ о направлении именно этих пленных в тыл. И они знали, что такое неисполнение приказа на фронте, уж поверьте! Пулеметная рота моего деда расстреляла экс-тюремщиков. Бойцы отправились в тюрьмы и в штрафбаты, а с деда сорвали офицерские погоны. Уважение к нему со стороны командования было столь велико, что ему позволили стать старшиной в роте, которой он раньше долго и славно руководил.

Освенцим — это далеко не только польская или еврейская трагедия, но наша: общая и личная. В Советском Союзе после войны жили 110 тысяч бывших узников фашистских лагерей под одним страшным названием. Сколько их осталось сейчас точно не известно. В Москве их сегодня около тридцати человек.

Нет, нам сытым и одетым потомкам не понять, что такое «Освенцим». Мы не имеем морального права рассуждать о том, как там жилось, что там делалось «на самом деле». Нам остается перелистывать архивы, фотоальбомы и воспоминания очевидцев. Еще мы можем взять красный маркер и обвести эту дату в календаре. Для чего и почему? Потому как память не всегда — понимание, но всегда — зазубрина.

КСТАТИ

27 января в 18.30 в Большом Зале Центрального Дома Литераторов (Б. Никитская, 53) начнется мемориальный вечер-реквием. Он будет проводиться при участии Департамента межрегионального сотрудничества, национальной политики и связей с религиозными организациями Москвы, посольства Израиля, Российского еврейского конгресса и Федерации еврейских общин в России.

Об освобождении лагеря смерти вспомнит участник боев за Освенцим, ветеран 60-ой армии 1-го Украинского фронта Иван Мартынушкин. (подробнее)

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции