ВЦИОМ озабочен: все меньше и меньше граждан считают супружескую измену недопустимой. Три года назад таковых было 67 процентов, а теперь — 52. Но есть и хорошие новости. По данным тех же социологов, доля граждан, настаивающих на снисходительном отношении к мату, выросла за три года с 10 до 23 процентов. Число же считающих возможным иногда послать «в» или «на» в целом по стране стабильно — 43–44 процента.

Бывают вещи, о которых иначе как матом и не скажешь, особенно новости. Бывают ситуации, когда невладение ненормативной лексикой попросту опасно: русские интеллигенты, побывавшие на Колыме и в иных «гостеприимных» местах, уверяют, что те, кто не мог себя выразить в звуке, попросту погибали.

Да и вообще, в словаре русского мата, изданном когда-то в Нью-Йорке, только от главного слова насчитывается около пятисот производных. На все случаи жизни.

— Не могу здесь работать! — жаловался как-то фотограф из Германии. — Меня в России просто не понимают! А я три года русский учил!

— Не тот ты русский учил, — сказали ему.

Мы сидели в пивной Домжура. И решили помочь коллеге.

— Записывай! — сказал я.

Старательный немец раскрыл блокнот и расчертил страницу на три графы. Сначала он писал идиому по-русски, затем транскрипцию и наконец перевод. Главное слово проблем не вызвало — он его слышал многажды, но не знал, как применять.

ВЦИОМ озабочен: все меньше и меньше граждан считают супружескую измену недопустимой / Кадр из фильма «Осенний марафон» (1979)

— Всегда и везде, — уточнил политический обозреватель Первого канала, — а если не уверен в чем-то, потяни время, скажи по-другому…

— Подруго-о-о-му-у-у, — мечтательно повторил фотограф и записал.

Стали помогать из-за других столиков. Пару оборотов предложил бармен Слава. Он служил в стройбате и темой владел в совершенстве.

— Знаю, знаю! Теперь я понял! — неожиданно закричал немец.

Стало тихо. Мы как раз проходили всеобъемлющее про «твою мать».

— Не понял? — действительно не понял главред одной независимой газеты.

Немец потупился, затуманился, а потом произнес:

— У меня папа... Воевал… На Восточном фронте.

— И что?

— Так он на маму... Вот так вот... По три раза в день... А мы-то и не понимали!

Стало шумно. Слава едва успевал подавать пиво. Мы за столом, как кураторы, стали отметать совсем уж редкие выражения: типа «У лягушки «нос» зеленый?» или «А у трактора видал?». В конце концов человеку, чтобы комфортно жить и работать в России, много знать не надо.

— Важно, чтоб тебя поняли, и поняли правильно, — втолковывал фотографу дипломат в смокинге, заглянувший сюда по пути с раута, — а то ведь и в глаз дадут. На три буквы не всякого пошлешь, здесь все — филологи еще те…

Кончилось все не очень хорошо. Немца прекрасно понимали, когда он делал репортажи со свалки, из дисбата или вытрезвителя. Но перестали пускать на пресс-конференции в МИД. Чтобы ненароком не услышать не так поставленный вопрос. А ведь его предупреждали…

Но вернемся к адюльтеру, прошу извинить мне мой французский. Так что там с супружескими изменами? «Дать левака» теперь считают вполне возможным 19 процентов опрошенных, а было всего-то 7, почти втрое меньше. И здесь без мата тоже обойтись непросто, хотя ВЦИОМ этих граждан стыдливо называет «россияне, снисходительно относящиеся к супружеским изменам».

Эх, социологи! Не там вы русский учили. Мы этих граждан называем «ходоки».

А вы что подумали?

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции