Солярис, который мы потеряли

В канун столетия со дня рождения Рэя Брэдбери (август 2020-го) в российских СМИ вышло немало статей, свидетельствующих о неугасающем интересе общества к этому литературному жанру. Нет сомнений, что аналогичный «ренессанс» ожидает через год и Лема.

Он был кумиром советской интеллигенции, зачитывающейся «Звездным дневником Йона Тихого», «Магеллановым облаком», «Возвращением со звезд», «Сказками роботов». Исполненные юмора, внутреннего драматизма и психологической достоверности в немыслимых (космических) обстоятельствах произведения Лема были отдушиной.

Писатель, несмотря на свой скепсис в отношении человека как биологического вида, тем не менее верил в творческий, созидательный дух общества, а потому картины будущего в его произведениях несут в себе свет несбыточной мечты о счастье, справедливости и гармонии. В плане планетарного оптимизма он определенно превосходил братьев Стругацких.

Существует конспирологическая теория, что откат от социалистического проекта в СССР начался в том числе с насильственной замены на литературном Олимпе одного советского фантаста Ивана Ефремова («Туманность Андромеды», «Час быка», «Лезвие бритвы») на двух других, не вполне по своему менталитету советских фантастов — братьев Стругацких. В самом деле, будущее в романе Ефремова «Туманность Андромеды» и будущее в романе Стругацких «Трудно быть богом» (здесь уместно вспомнить снятый как будто в котловане осенней стройки нулевого цикла фильм Алексея Германа) — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Экранизация Тарковского по внутреннему напряжению и философской наполненности превзошла текст романа / Кадр из фильма «Солярис», 1972

Экранизация Андреем Тарковским романа Лема «Солярис» по внутреннему напряжению и философской наполненности превзошла текст романа. Режиссер предельно обострил психологические, неразрешимые в его понимании переживания героев. При этом за кадром осталась гуманитарно-врачующая природа мыслящего океана, проецирующая возможное исправление отдельной личности, а вместе с ней и всей человеческой цивилизации через глубоко выстраданное личное покаяние, опять же, не перед абстрактными рабами-африканцами, привезенными двести лет назад в Америку и Европу, а перед конкретными — обманутыми, преданными, обиженными близкими людьми.

В произведениях Лема можно найти немало угаданных (в основном технических) фрагментов будущего. Но «Сумма технологий» (главный философский труд писателя) оказалась не такой, как ее вычислил Лем. Вместо ученых, инженеров, конструкторов-теоретиков, определяющих пути развития в качестве «креативного класса», нынче выступают целующие неграм ботинки борцы с расизмом, представители сексуальных и прочих меньшинств, разрушители памятников и грабители магазинов.

Фантастика — прибор, определяющий самооценку общества. Сегодня научную, как раньше писали, фантастику заменило фэнтези, зовущее читателя не в светлое и справедливое будущее, но в темное сословно-феодально-монархическое прошлое. Это наводит на грустные мысли о некоем, хочется надеяться, что временном, тупике цивилизации, выйти из которого самостоятельно она не способна. Разве что с помощью мыслящего океана Станислава Лема.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции