«Было, было в Москве место… Там было все! И все было доступно», — бурчат из-за печек отставные интеллигенты, сиднем сидящие по старым подмосковным дачкам на законных шести сотках.

Речь идет о культовой лавчонке на Метростроевской, сразу у выхода со станции метро «Парк культуры» (радиальная). В помещении размером метров семь продавались и принимались на комиссию букинистические издания.

— «Таинственный остров» нужен? — тихо спросил меня неприметный мужичонка у входа в лавку, явно свой для продавцов.

Они лучший и редкий товар не выкладывали на прилавок, а придерживали и сплавляли через своих перекупщиков.

Я вздрогнул и нервно оглянулся. Не подумайте, что речь шла о Жюле Верне. На дворе был год 1981-й, и «Таинственный остров» на языке московской фарцы означал «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына.

— Сотня, — процедил мужичок, и я прошмыгнул мимо опасного человека внутрь.

Не тебе, не тебе, интернет-молодежь, пою я эту песню, но своему читавшему поколению. Мы знали значение букв и магию слов.

— Грабарь? — поднял брови похожий на профессора приемщик. — Какое издание?

— То самое, — прошептал я и выложил на прилавок первый том знаменитой «Истории русского искусства», — Кнебеля издание.

Увесистый огромный том с золотом на переплете немедленно привлек внимание разглядывавших витрины книжных гиен. Но продавец отогнал их, понюхал книгу и прошептал:

— Без четвертого тома?

— Комплект, — еще тише ответил я.

«Черный пенни» — первая марка мира 1840 года выпуска / Фото: «Вечерняя Москва»

Почти весь тираж четвертого тома сгорел на складах в 1916 году, и уцелевшие экземпляры стоили как остальные пять томов «Истории русского искусства». Стало жутко и тихо. Прямо на страницы шмякнулась в обмороке жирная книгомуха. Замерли и не отмякли перекупщики.

— Пятьдесят, — прошептал «профессор», — за все…

— Сто! — парировал я.

Пауза. Обморок еще трех мух.

— Молодой человек, — тронули меня сухой лапкой за рукав, — можно вас на минутку? Имею предложение…

Но приемщик, чуть не прибив трехкилограммовой книгой жучка, шепнул:

— Согласен!

— И сто за четвертый! — твердо и громко сказал я.

— Но позвольте, это нонсенс!

— Как хотите, не горит, — и я гордо вышел вон.

На улице меня ждали беспокойные люди. И предложили мне двести пятьдесят за все тома прямо на месте.

О книги! О кладезь мудрости! Вас жалко было продавать, но чуть дальше по Метростроевской сияла и манила знаменитая пивная «Корпус Г», иже несть ни печали, ни воздыхания. Вы хочете песен, мои маленькие друзья? Их есть у меня. А денег? Денег нет и поныне. Почему именно тот магазинчик? Да потому что там расплачивались сразу, а не «пока купят», как в остальных.

А Грабарь… Что Грабарь? Я его тогда не продал. Вместо него прямо у входа расстался с «Черным пенни» — первой маркой мира 1840 года выпуска. И пошел по пиву, помахивая Грабарем. Откуда все это было у советского студента, спросите вы? Ну, «Черный пенни» бывает разный — я продал не редкий. Но об этом перекупщикам не сказал, а лупы они с собой не имели. А где взял, где взял… Нашел на улице. Не верите? Ну ладно, сознаюсь: купил в пивной.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции