Ад в центре Европы

Чей-то шепот, чьи-то стоны, чей-то плач. Ну чистый ад.

Я резко вскочил, сел, стало легче. Но тьма. Просто кромешная тьма.

И стоны, шепот… Господи, где я? Это было весной 99-го. В Приштине.

В подвале «Гранд-отеля», переоборудованном под бомбоубежище.

Той весной я работал главным редактором одной не очень известной, но зато очень благополучной газеты. Но тут американцы стали бомбить Югославию.

Почему? Я смотрел по телевизору репортажи и страшно переживал. Просто болел оттого, что не мог понять смысла происходящего.

Кончилось тем, что в один прекрасный день я собрал свой походный чемоданчик, выписал командировку от «Литературной газеты», легко получил югославскую визу и поехал в Белград.

В югославской столице тысячные толпы день и ночь стояли на центральной площади и набережных. Одни стояли в знак протеста против бомбардировок, другие стояли просто, как зеваки.

Всем было интересно увидеть крылатую ракету. Между тем каждую ночь в городе возникало все больше руин.

Ракеты и бомбы падали исправно — на телецентр, на министерства и ведомства, на китайское посольство, на мосты и поезда… Я быстро подружился с другими российскими журналистами, по вечерам мы сидели в старой крепости Келемегдан, где был приличный ресторанчик, пили грушевую водку и обменивались новостями. Новостей, честно сказать, было мало.

Югославские власти жестко соблюдали законы военного времени, утечек информации не допускали, журналисты сидели на голодном пайке.

Потом к нам присоединился Юра Шевчук, который приехал в Белград, чтобы своими песнями поддержать сербов. Сербы, правда, говорили ему: «Лучше бы вы прислали нам зенитно-ракетный комплекс Р-300, чем артистов». С Юрой выпивать тоже было хорошо, он оказался парнем без понтов, правильным.

И у него сердце кровило от несправедливости, которая тут творилась.

«Я ТОЖЕ ХОЧУ ТУДА...»

Очень скоро я понял, что в Белграде делать нечего.

Бомбят? Но это могло продолжаться вечность и давно утратило информационную привлекательность. Надо было ехать в Косово, откуда пошел весь сыр-бор. Ведь причиной бомбардировок (во всяком случае — формальной) были якобы притеснения сербами косовских албанцев. Натовцы — эти благородные, красивые люди — вступились за бедных албанцев. То есть вся соль была там, в Косово.

И однажды вечером за уже привычной выпивкой я сказал своим приятелям, что завтра утром уезжаю от них.

Сильнее всего на это отреагировал Шевчук. Он прямо заплакал: «Старик, я тоже хочу туда. Ты же понимаешь почему». Я понимал. Но я так же понимал, что ему туда нельзя. У каждого свое ремесло. На прощание Юра обнял меня: «Храни тебя Бог».

Закавыка заключалась в том, что, по общему мнению, попасть в Косово было ну никак невозможно. Во-первых, такие поездки не разрешал пресс-центр при Министерстве обороны, который пас всю инопрессу. Во-вторых, поезда в Приштину не ходили, потому что к тому времени натовцы уже разбомбили все железнодорожные мосты. В-третьих, даже если бы кто-то арендовал машину, то военные патрули все равно не пустили бы в Косово иностранца. Так говорили знающие люди из местных.

Да и машину попробуй арендуй — никто из водителей не едет туда ни за какие деньги.

Но я уже имел кое-какой опыт для подобных ситуаций. Знал, что на войне к цели часто ведут самые примитивные пути. Спозаранку я пришел на автовокзал, купил билет, сел в рейсовый автобус и спустя девять часов без особых приключений оказался в Приштине.

Главный город края Косово напоминал сцены из фильмов ужаса. Я брел в поисках гостиницы по абсолютно пустым улицам, усыпанным битым стеклом и мусором.

Редкие прохожие бросали на меня взгляды, в которых были удивление, недоверие и страх. Многие имели при себе оружие. Ни один магазин не работал. Ветер гнал в лицо пыльные смерчи. Да, это был город мертвых.

Но окончательно я понял, что пропал, только когда вошел в гостиницу, которая называлась, конечно, «Гранд-отель». За стойкой скучал человек по имени Радован, отрекомендовавшийся руководителем медиацентра.

— Зачем вы приехали? — не очень любезно спросил он. — Я не могу вам помочь.

Телефон не работает. Воды и электричества нет. Бензина нет. И вообще, в этом отеле оставаться опасно. Рядом находится военный штаб, и американцы его обязательно будут бомбить. Возможно, уже сегодня ночью.

— А другой отель есть?

— Другого нет.

— Как же быть?

— Не знаю, — равнодушно пожал плечами Радован и сделал попытку уйти.

— А уехать отсюда можно? — я бросился вслед за ним.

— Сегодня уже нет, — хладнокровно добивал меня Радован. — Следующий автобус будет только завтра.

Может быть…

Поднявшись на четвертый этаж, я выглянул в окно — так и есть: моя комната оказалась прямо напротив этого чертова штаба сербов.

Даже если американская бомба угодит прямиком в этот штаб, меня похоронят осколки окон и штукатурка.

Но что делать? Уже смеркалось. Поздно покидать и это хилое прибежище.

Я вышел из отеля и пошел налево по улице. Через пять минут наткнулся на дымящиеся развалины, которые вчера были почтой, банком и жилыми домами. Кое-где еще пробивалось пламя и стоял жуткий смрад — этот тошнотворный запах бывает всегда, когда бомбы в куски разносят людей. Беда везде пахнет одинаково — что в Афганистане, что в Югославии. Одинокий старик ковырял палкой пепел и обломки.

«Двоих убило на почте, — поднял он на меня слезящиеся глаза. — И вот тут жила семья, которая не успела уехать — трое взрослых и двое детей. Перепутали, — старик показал на небо. — Наверное, хотели разбомбить штаб, а попали сюда».

По дороге обратно я спрашивал редких прохожих, где можно купить фонарь или свечи. Не улыбалось сидеть всю ночь в кромешной тьме. «Нигде», — пугливо отвечали прохожие и отводили взгляд. Я обратил внимание на то, что в этом городе никто не смотрел тебе в глаза.

Мое настроение становилось все хуже. Ни одного знакомого. Ни поговорить, ни посоветоваться, ни спрятаться.

Я понял, что ловушка захлопнулась. Когда стемнело, весь город погрузился в ожидание смерти. Даже собаки перестали лаять. Тот, кто мог, спустился в подвалы, оборудованные под бомбоубежища.

Кто не мог, покорно ожидал рассвета в своем жилище.

Только рассвет мог принести иллюзию избавления.

Это была самая плохая ночь в моей жизни. В какой-то момент я дрогнул и тоже поплелся в подвал, где дожидались утра постояльцы отеля и окрестные жители. С трудом нашел там место, где можно было лечь. В подвале горели фонари и тускло мерцали свечи: люди молча укладывались на пол, вид у них был такой, будто они уже смирились со своей гибелью. Кто-то тихо молился, кто-то плакал.

НА ПОРОГЕ АПОКАЛИПСИСА

Не знаю, сколько я спал.

Только проснувшись от внезапного ужаса посреди черной тьмы, я понял, что больше ни минуты не смогу находиться в этом подвале.

Лучше умереть там, наверху, чем томиться здесь.

Я нащупал в кармане зажигалку — этот единственный источник света, который у меня был.

Чиркнул. И ринулся к выходу, то и дело натыкаясь на спящих людей. Я пробирался к заветной двери, осыпаемый их бранью, синий огонек зажигалки едва-едва раздвигал тьму, скорее, скорее… Выбравшись наружу, я почти на ощупь, интуитивно нашел лестничный марш, поднялся к себе на четвертый этаж и, поблуждав еще немного, достиг заветной двери. Я отпер замок, вошел в номер и сразу распахнул окно. Свежий прохладный ветер весенней ночи обдал меня. На небе мерцали звезды. Было тихо. Ни единого огонька. Ни единого звука.

Будь что будет. Я уже никуда не уйду сегодня отсюда.

Я сделал приличный глоток виски из своей походной фляжки и, не раздеваясь, лег на постель. Да пропади они все — со своими бомбами и ракетами. Я не стану больше как крыса прятаться по подвалам. Будь что будет.

Помню, как, с тоской ожидая рассвета, я думал, что это напоминает генеральную репетицию грядущего апокалипсиса.

…Когда меня и сейчас, спустя 15 лет, спрашивают про Косово, я не могу быть объективным. У меня свои личные счеты к тем сторонам, которые оказались втянуты в многовековой конфликт между сербами и косовскими албанцами.

Трудно и теперь избавиться от чудовищного унижения, которому подвергли натовские бомбардировки всех тех, кто в ту пору случайно или намеренно оказался на Балканах.

Подумать только: 78 дней (78!) Югославию днем и ночью — ночью в особенности — бомбили тысячи самолетов с опознавательными знаками многих цивилизованных стран. Бомбили аэродромы, штабы, административные здания, мосты, склады, заводы, казармы, банки, поезда, колонны… Бомбили сугубо гражданские объекты. Убили тысячи мирных людей.

Четыре года спустя я вновь приехал в Косово. И опять остановился в «Гранд-отеле», и даже в том самом номере, где маялся весной 99-го. Теперь город было не узнать: полно ресторанов, магазинов, машин. Все цвело и пахло. Но только на всю столицу теперь не было ни одного серба. Ни одного! Православные монастыри сожгли, сербов изгнали.

Так с помощью «мирового сообщества» один народ решил свои проблемы за счет другого.

Тогда, в марте 1999 года, начался новый этап мировой истории. Отныне одно государство и его союзники присвоили себе право решать судьбы стран и народов, судить и миловать, бомбить, менять режимы и устанавливать свою «демократию». Эта эпоха продолжилась затем цепью похожих эпизодов: вторжение в Афганистан, вторжение в Ирак, бомбардировки Ливии, желание поставить на колени Сирию… Вся логика, которой руководствовались лидеры наступившего однополярного мира, свидетельствовала об одном: сегодня никто не может чувствовать себя в безопасности — в любой момент тебя способны «наказать», причем даже не удосужатся объяснить, в чем конкретно состоит вина. Ну а коли так, то действия Москвы в Крыму можно считать упреждающей реакцией на явно агрессивную, угрожающую всему остальному миру стратегию.   

СПРАВКА

Вооруженные акты насилия со стороны албанских сепаратистов начались в Косово с 1996 года, а 28 февраля 1998 года Армия освобождения Косово (АОК) провозгласила борьбу за независимость. Поводом для вмешательства НАТО стал инцидент в Рачаке: югославских военных обвинили в том, что при атаке на деревню, занятую боевиками АОК, якобы были казнены 45 албанцев. Версию Белграда, по которой албанцы погибли в бою, Запад не принял.

Комментарии

Константин Воронов завсектором ИМЭМО РАН, кандидат исторических наук:

— Началось все тогда с распада Югославской Федерации.

После того, как ушел из жизни президент страны Иосип Броз Тито, и после активизации центробежных движений обострились все межнациональные противоречия. Естественно, если бы Запад не дал отмашку (а добро на распад Югославии дала Германия), такого кровопролития не произошло бы. И до сих пор немецкая сторона несет не только политическую, но и экономическую ответственность за это. И я уверен, что процесс распада можно было остановить и страну в какой-то степени сохранить. Однако Запад посчитал, что сможет решить возникшую проблему в рамках Европейского союза. Ну а бомбардировки Белграда — это было принуждение Сербии к сдаче.  

Эдуард Лимонов, писатель, участник боевых действий в Югославии:

— Недавно ко мне приезжал старинный приятель — сербский режиссер. И он, глядя на происходящее на Украине, сказал с немалым опасением: «Смотрите, чтобы с вами не вышло так же, как с Югославией».

На что я ему сказал и повторю вам ровно то же самое, что Россия все-таки не Сербия.

Нас 144 миллиона, а не 12, как было в объединенной Югославии. У нас есть ядерное оружие, и мы никогда не позволим реализовать югославский вариант на нашей территории. В отличие от сербов, мы можем на равных сопротивляться Западу. И никогда, снова подчеркну, не дадим с собой так поступить. Поэтому проводить параллели между событиями пятнадцатилетней давности и нынешними не очень правильно.

Об авторах

Алексей Белянчев — известный фотожурналист. Работал в президентском «пуле», возглавлял фотослужбу «Известий». Сейчас работает первым заместителем главного редактора — редакционным директором «ВМ». Участвовал и побеждал в конкурсах: от World Press Photo до «Интерфото».

Владимир Снегирев — известный советский и российский журналист. Освещал почти все крупные конфликты последних трех десятилетий. В настоящее время — корреспондент «Вечерней Москвы» по странам Центральной и Восточной Европы.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Дети неблагодарные

Колонка нашего обозревателя Сергея Машкина:

Галерея из портретов известных террористов последних десятилетий поражает разнообразием портретов, характеров, темпераментов и идейных посылов к совершаемым терактам.

Тем не менее, всех их объединяет одна черта – все они получили известность и стали тем, кем стали, только благодаря спецслужбам США. Так было в свое время с Усамой бен Ладеном, по поводу которого бывший министр обороны ФРГ Андреас фон Бюлов писал: «Из этого выродка ЦРУ вырос Талибан в Афганистане, который подготовили на Коране в школах, финансируемых с помощью американцев и саудовцев».

Еще раньше это был Саддам Хусейн, которому США продавали оружие. Позже это был террорист Хашим Тачи. Сначала он торговал человеческими органами, потом не без помощи Соединенных Штатов стал премьером Косово и фотографировался с госсекретарем Мадлен Олбрайт. Так было совсем недавно, когда Белый дом финансировал ливийских «повстанцев», а они зверски убили американского посла Криса Стивенса. (читайте далее....)