У каждого времени свое Рождество

Сюжеты и темы, связанные с рождественскими чудесами, в литературе присутствуют едва ли не со времени Евангельских притч. И исчезнут только вместе с последним верующим в Иисуса Христа писателем.

Рождество с трепетными огоньками свечей, золочеными орехами, гирляндами, серебряными звездами на еловых лапах, перевязанными ленточками коробками с подарками — час, когда зачерствевшие в борьбе за существование души оживают, наполняются светом Истины, принесенной в мир Христом. Это праздник, когда дети и взрослые хотя бы на одну-единственную ночь проникаются верой в чудо, каким, собственно, и было рождение Христа в Вифлееме.

Чем суровее социальные условия в обществе, тем пронзительнее рождественские истории. Апофеоз жанра — рассказ Достоевского «Мальчик у Христа на елке». Великий русский писатель воспел в нем небесное бессмертие невинной детской души через земную смерть. Он примирил эту смерть с надеждой на милосердие Господа. Больше в несправедливом мире, где у освещенных окон парадного зала с рождественской елкой и заставленными яствами столами замерзает голодный ребенок, надеяться не на что. Мальчик ушел к Христу на небесную елку, смертью смерть поправ. Но тот же Достоевский в стихотворении «Божий дар»: «Крошку ангела в Сочельник Бог на землю посылал…» возвысил надежду на милость Божью над всеми несовершенствами окружающей жизни. Точно так же, как и другие классики мировой литературы: Эрнст Теодор Амадей Гофман («Щелкунчик и Мышиный король»), Чарльз Диккенс («Рождественская песнь»), О. Генри («Дары волхвов»).

В русской словесности сложилась настоящая энциклопедия рождественских рассказов, стихотворений, поучительных историй. Едва ли отыщется известный автор, избежавший этой темы. О Рождестве как о месте преображения человеческой души, приближении ее к божественному (в житейском измерении) идеалу писали не только классики: Антон Чехов, Лев Толстой, Николай Лесков, — но и целая когорта прекрасных русских писателей «второго ряда»: Клавдия Лукашевич («Рождественский праздник»), Владимир Никифоров-Волгин («Серебряная метель»), София Макарова («Рождественский фонарь»). У вынужденных покинуть в «окаянные дни» революционную Россию Ивана Шмелева, Михаила Осоргина, Ивана Бунина, Ильи Сургучева, Георгия Гребенщикова Рождество превратилось едва ли не в сакральный символ разрушенной и оскверненной родины, прекрасную тайну, которую они бережно хранили в своей душе.

В рождественской, новогодней, крещенской, святочной литературе как бы по волшебству происходило то, о чем мечтали лучшие умы России, а именно трогательное и маловероятное в повседневной жизни воссоединение разделенных сословий на всечеловеческих, по Достоевскому, православных началах. Богатые и бедные, благополучные и «униженные и оскорбленные» представали в рождественскую ночь единым православным сообществом. Философ Николай Бердяев видел в русском народе стихийную предрасположенность к социализму. Его товарищи по философскому цеху — Владимир Соловьев, Сергей Булгаков, Василий Розанов, Семен Франк — полагали, что в основе этой предрасположенности лежит глубинное природное православие «народа-богоносца».

Христос не одобрял вопиющего материального неравенства, отдавая предпочтение честным труженикам, добывающим пропитание в поте лица своего. Прав оказался Бердяев. Рождественские елки с Вифлеемскими звездами, новогодние праздники с поздравлениями и подарками, крещенские купания, Святки с колядками были, как пел Петр Лещенко, «сметены могучим ураганом» революции. С церквей полетели кресты. Народ выбрал социализм, предпочтя коммунистическое «Кто был ничем, тот станет всем» (гордыню) православному «Бог милостив» (смирению).

Тем дороже и милее нам сегодня рассказы из русской рождественской классики, навевающие «сон золотой» о социальной и семейной гармонии, двенадцати тезисах «Символа веры», евангельских заповедях — «не укради» и «не убий», «не возжелай жены ближнего». В нищую, не имеющую средств на лечение больных детей рабочую семью спешит «Чудесный доктор» Александра Куприна, волшебным образом решающий все проблемы. Мама в рассказе Валерия Брюсова «Дитя и безумец» объясняет дочке, почему Христос явился в мир не как царь, а «в смиренной доле». Обиженный, уязвленный бедностью и злым равнодушием отца, подросток в «Ангелочке» Леонида Андреева, случайно оказавшись на рождественской елке в приличном доме, глядя на игрушечного ангела, оттаивает душой и прощает отца, а вместе с ним и всех других обидчиков. Барон и баронесса в «Чуде Рождественской ночи» Надежды Лухмановой оставляют в праздник заболевшую коклюшем дочь Мусю с нянькой дома, а сами отправляются на светский раут, где в воздухе разлит «легкий грациозный цинизм». Но случается чудо — они вдруг вспоминают собственное детство, возвращаются домой, и у постели Муси с них осыпается мишура светского лоска, они ощущают себя просто людьми, любящими дочь и друг друга.

Враг либерализма, призывавший «подморозить Россию» обер-прокурор Святейшего Синода Константин Победоносцев, однозначный в прежних трактовках реакционер и мракобес, простерший, как писал вдохновленный «музыкой революции» Блок, над Россией «совиные крыла», проникновенно и с немалым педагогическим тактом разъяснил детям смысл праздника в прекрасном рассказе «Рождество Христово». Сегодня отношение к этому философу на государственной службе потеплело. Его статья об изъянах либерализма и демократии «Великая ложь нашего времени» цитируется видными общественными деятелями наряду с трудами Ивана Ильина. Тот тоже, кстати, оставил воспоминания о славном празднике Рождества. Не забыл о нем и будущий классик советской литературы писатель-маринист Константин Станюкович («Рождественская ночь»), рассказавший, в каком трогательном единении встречали на военном корабле возле острова Ява Рождество русские офицеры и матросы, попутно спасшие и устроившие в хороший приют маленького сироту–малайца.

В СССР Новый год с елками, снежными гуляньями, поздравлениями и подарками был реабилитирован только в середине 30-х годов. Это, естественно, не коснулось Рождества, хотя ностальгические рождественские мотивы в новой советской литературе не были изжиты до конца. На фоне Рождества разворачиваются события в романе Михаила Булгакова «Белая гвардия».

В рассказе Аркадия Гайдара «Чук и Гек» светлые рождественские настроения как бы перекладываются на суровую советскую действительность: люди добры друг к другу и к детям, в неизбежной романтике нет классового пафоса. В романе Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания» увлеченные революционными идеями молодые герои исподволь вспоминают Рождество, семью, елку, подарки и тихо грустят о России, которую они навсегда потеряли. Не чужды рождественские мотивы и современной российской литературе, хотя, конечно, прежней красоты и духовной наполненности в произведениях нынешних авторов нет.

У каждого времени свое Рождество.