Режиссер Алексей Бородин: Отменить русскую культуру невозможно

Художественный руководитель Российского академического Молодежного театра Алексей Бородин вовсю готовит свою новую постановку «Леопольдштадт», чтобы представить ее зрителям. А в конце 2022 года он получил сразу несколько театральных наград. Спектакли Бородина всегда отличаются глубоким философским осмыслением вечных тем. «Вечерняя Москва» обсудила с режиссером его будущие постановки, роль театра в переломные времена и как относятся к русским спектаклям в Азии.

Слово «вместе» — главное

— Алексей Владимирович, на Театральном биеннале вы получили награду за спектакль «Душа моя Павел». Одна из зрительниц говорила вам об этой постановке: «Я пришла на него в марте, когда вообще не понимала, как сейчас можно пойти в театр». Как вы считаете, какая задача у театра сейчас, в такое сложное время?

— Я думаю, что самое главное для театра — помочь человеку сохранить свою собственную личность. В трудные времена жизнь требует от нас чего-то такого, что может нас изменить, а нужно сохранять себя и свои понятия. Сейчас есть некоторая зыбкость, жизнь противоречива, но в ней все равно есть добро и зло, правда и ложь. Эти понятия надо уметь разделять. И творчество помогает этому.

— Денежный приз вы планировали вложить в новую постановку «Леопольдштадт» по пьесе Тома Стоппарда. О чем будет спектакль?

— О том, как человеку жить в изменяющемся мире, как выдержать все перипетии, которые происходят. Действие пьесы происходит с 1899 по 1955 год, это история семьи. Люди, привыкшие к благополучию, проходят через Первую мировую войну, послевоенную жизнь, фашизм...

Еще в этом спектакле поднимается тема памяти и корней. Один из героев — еврейский мальчик, которого увезли из Вены в Англию, когда фашисты захватили власть в Европе. А молодым человеком он приезжает обратно в родной город, ничего не помня о своем детстве. Но постепенно воспоминания возвращаются к нему. Я думаю, это очень важная тема, потому что мы должны знать и помнить, через что прошли наши предки. Мы не имеем права забыть Великую Отечественную войну, времена Пушкина и Ломоносова. Только если мы об этом помним и знаем, есть надежда на светлое будущее.

— Рискну предположить, что для вас показателем успеха являются не только награды и премии. А что еще?

— Не награды точно. Я к своим собственным наградам отношусь спокойно и не жду их. Но за РАМТ я рад. Награды означают, что коллеги и зрители оценивают наше развитие. Театр состоит из огромного числа людей, ведь режиссер не может сделать спектакль один. Моим творческим счастьем было в течение 50 лет работать с художником Станиславом Бенедиктовым, который недавно ушел из жизни. Для меня это невосполнимая утрата. Мы долго работали в тандеме, были близкими друзьями в жизни и творчестве. Все, что я задумывал, воплощалось в его эскизах, затем — в макетах, а уже потом к работе подключались цеха: создавались декорации, бутафория, костюмы... Потом артисты наполняли пространство сцены своим живым дыханием. Дружеская, теплая атмосфера, которая есть в нашем театре, важна для творчества, потому что мы делаем спектакль вместе. И это слово «вместе» — самое главное в театре.

Не успокаивать, а будоражить

— В своей книге «На берегах утопий» вы писали: «Дело театра — не успокаивать, а будоражить». Ваши постановки всегда будоражат зрителей и вызывают живой отклик. Люди делятся впечатлениями в социальных сетях, на творческих встречах с вами. В чем секрет такого успеха?

— В живом театре вся энергия со сцены направлена в зрительный зал, на каждого из семисот человек. Когда мы искренни и открыты друг другу на сцене, когда артистам интересно вместе, это передается и публике. Если я искренне поделюсь с вами тем, что меня тревожит, радует, возмущает, то вы можете согласиться или не согласиться со мной, но в любом случае вы оцените мою честность. У каждого театра свой художественный язык. Я всегда с большим интересом смотрю спектакли других режиссеров. Они могут быть не в моем вкусе, но если они убедительны, художественно полноценны и не фальшивы, то тогда я откликаюсь на то, что происходит на сцене.

— РАМТ можно назвать очень семейным театром. Артисты постоянно говорят о том, что внутри царит дружеская атмосфера, нет никакой ревности, зависти, конфликтов. Как вам удалось создать такой сплоченный коллектив? Какие личные качества актеров для вас важны?

— Должны быть, в первую очередь, талантливые артисты. Прежде всего мне интересны творческие единицы. А дальше начинается отбор. Если говорить о личных качествах, то больше всего я ценю умение увидеть в человеке не минусы, а плюсы. Мне кажется, это важно в любых отношениях: человеческих, семейных, дружеских, рабочих. А еще мы все должны уметь быть на равных и между собой, и со зрителем. Кроме того, труппа, которая долгое время работает в театре, и новые артисты должны уметь взаимодействовать.

Например, сейчас мы разбираем новую пьесу, у меня в кабинете только что были сразу 10 артистов. Нам было так интересно вместе, что мы не заметили, как пролетели три часа! Артисты высказывают свои суждения, анализируют сцены, персонажей, а я должен этот процесс направлять. Только тогда рождается содружество, сотворчество, соединение, сопереживание.

— Во время репетиций вы всегда остаетесь на равных с артистами?

— Да, в театре должно быть сотворчество. Однако режиссер Всеволод Мейерхольд здорово говорил: «Я должен знать, что буду делать каждую минуту репетиции, но прийти и сделать все наоборот». Я предлагаю свою интерпретацию и всегда говорю артистам: «Предложите мне, и если ваш ход будет убедительнее — я соглашусь».

Фото: Сергей Киселев / АГН Москва

Из вчера в завтра

— Вы как-то вспоминали, что видели английский спектакль по пьесе Антона Чехова, который иностранная публика смотрела абсолютно завороженно. Глубина русской драматургии была понятна англичанам. Но последний год в связи со спецоперацией некоторые страны начали «отменять» русскую культуру. Как вы считаете, это возможно сделать?

— Куда же мы друг без друга на этой планете? Тем более русский культурный пласт очень мощный. Тут я имею в виду не только театр, но и музыку, и живопись, и литературу — само искусство в целом. Оно неистребимо. Все наши гении жили в трудные времена, но создавали великие произведения, несмотря ни на что. На самом деле в историческом контексте практически любое время — трудное, и наше — не исключение.

Мы должны понимать, что мы как перевалочный пункт из вчера в завтра — эту мысль режиссера Евгения Вахтангова всегда повторял мой учитель Юрий Завадский. Я тоже считаю, что нет как такового сегодня, а есть из вчера в завтра. Наше временное пребывание в этом мире — передача энергии из прошлого в будущее. Если бы все люди это понимали, наша жизнь была бы счастливее. Нам надо изучать и помнить историю своей страны. Если бы я не был режиссером, то стал бы историком. Мне кажется, это самое интересное после театра.

— Ваши спектакли всегда удивительно точно попадают в сегодняшнее время. В чем секрет такого успеха?

— Я реагирую на то, что происходит в жизни, за моим окном, что происходит в мире. Я ощущаю это всем своим существом. Мне кажется, это определяющий момент. Я всегда очень строго подхожу к тому, что делаю. Нужно все время учиться, не останавливаться в своем развитии, ведь жизнь непрерывно меняется. Вот это неостанавливающееся, непрекращающееся — наш главный интерес, основа нашей методики работы с артистом. Я всецело за живой театр, который происходит здесь и сейчас, в данный момент времени. Мы ведь можем проходить мимо чего-то, а можем обратить на это внимание.

Это зависит от нашей восприимчивости, которую постоянно нужно тренировать. Как говорила одна из героинь произведения Чарльза Диккенса: «Сделайте над собой усилие». Я часто повторяю себе эту фразу.

— В театре вы часто говорите артистам: «Нет сейчас в жизни ничего интереснее, чем делать то-то и то-то». А как вы бы сейчас продолжили эту фразу: «Нет сейчас в жизни ничего интереснее, чем...»?

— Чем репетиции! Конечно, нет ничего интереснее репетиции, в которой ты ищешь, к которой ты готовишься. Это особенный процесс: я должен все подробно разобрать, найти способ существования и наконец выйти в пространство, где мы будем воплощать свой художественный замысел.

— Россия в международном партнерстве теперь ориентируется на восточный рынок, и сфера культуры не исключение. Например, в киноиндустрии это уже официально озвученная позиция. А как принимают в Азии русский театр?

— Для меня так вопрос не стоит. Но мы были на гастролях в Пекине со спектаклем «Вишневый сад». Зрители нас приняли прекрасно. Потом была большая конференция, посвященная произведениям Антона Чехова. Китайские филологи-чеховеды обсуждали творчество писателя, делились результатами своих размышлений и исследований. Один ученый даже подарил мне две книги о Чехове, чтобы я отвез его труды в Мелихово (музей-усадьба Чеховых в Подмосковье. — «ВМ»). Книги на китайском языке, и их, конечно, мало кто в России может прочесть, но сам факт, что в Китае есть такой пристальный интерес к русской литературе, очень важен.

— Но китайский театр имеет совершенно другую традицию: у них нет репертуарного драматического театра, как у нас...

— Они живо интересуются, что происходит в мире, в частности в России и Европе. Конечно, их самобытная культура специфична, но это не преграда для взаимопонимания. Для европейского зрителя тоже было несложно почувствовать русскую культуру. Когда мы показывали наш 10-часовой спектакль по пьесе Тома Стоппарда «Берег утопии» в Мадриде и Барселоне, публика воспринимала его, невзирая на то, что люди читали перевод бегущей строкой. После таких спектаклей понимаешь, зачем все это нужно делать. Мы играли спектакль по английской пьесе с русскими актерами в Испании. Публика была в восторге! Так что, думаю, весь смысл как раз в таком взаимообмене.

Фото: Софья Сандурская / АГН Москва

Талант — это подробность

— А что особенного есть в русском театре? Как вы считаете, чем он так завораживает людей со всего мира?

— В русском театре всегда проявляется подробнейшее внимание к человеку. Писатель Иван Тургенев когда-то здорово сказал, что талант — это подробность. Мне очень нравится это выражение.

Жить подробно и внимательно — это как раз то, чего нам сейчас не хватает... Русская театральная школа считается одной из самых сильных в мире, в частности благодаря Константину Станиславскому, который создал актерский метод, которому стараются следовать по всему миру. Он написал мемуары «Моя жизнь в искусстве» и «Работа актера над собой», где изложил свою творческую систему.

Ею пользуются до сих пор. Был еще один великий артист — Михаил Чехов. Его методика и книги о технике актерской игры — невероятные творческие открытия. Когда Михаил Чехов оказался в Америке, артисты приходили учиться к нему, чтобы понять, из чего состоит актерское дело и театр. А потом начался взаимообмен: в Италии был Джорджо Стрелер, в Англии — Питер Брук. Я вспоминаю, с какой жадностью мы смотрели их спектакли, когда они приезжали на гастроли в Россию.

— А РАМТ имеет связь с театральной традицией Художественного театра?

— В начале ХХ века в России работала мощная плеяда талантливейших режиссеров и артистов. Они вышли как раз из Художественного театра, созданного Станиславским. В это же время родился и наш театр, который тогда назывался Московским театром для детей (переименован в РАМТ в 1992 году. — «ВМ»). С тех времен в русском театре сохраняется что-то удивительно настоящее и неподдельное, вероятно, именно поэтому его так ценят зрители по всему миру. Артисты театра в России всегда были невероятно популярны. Мы никогда не видели Михаила Щепкина или Марию Ермолову, но, судя по воспоминаниям их современников, это были люди, которые мощно и гениально воплощали все происходящее с человеком.

Студенты встречали Ермолову после спектакля и несли ее на руках до дома. Об этом, значимости искусства и мысли в России, как раз наш спектакль «Берег утопии». Там Бакунин уговаривает Белинского остаться в Париже, а тот отвечает: «Да, здесь напечатают любую мою статью, но здесь это никому не нужно. Но я знаю, что когда это напечатают в России, то студенты с ночи займут очередь, чтобы ее прочесть». Эта особенность характеризует русскую интеллигенцию, что чутко уловил автор пьесы Том Стоппард.

— Интересно, как иностранец может так хорошо чувствовать все тонкости нашей культуры и истории? Мы ведь свою историю так хорошо не знаем, не все помнят эти имена.

— Когда Том Стоппард готовился писать пьесу «Берег утопии» о России XIX века, он пять лет провел в Лондонской библиотеке. В его тексте нет ничего поверхностного. Я все думаю, может ли кто-то из наших сегодняшних драматургов просидеть пять лет в библиотеке, чтобы написать пьесу? Пока не могу ответить себе на этот вопрос. А ведь это очень важно. Тот же самый Белинский для русских людей — это литературный критик, которого все смутно помнят из школьной программы. Что-то там учитель по литературе о нем говорил. А во время работы над спектаклем мы его открыли как непревзойденного мыслителя и живого человека. Вот в этом и состоит просветительская функция театра — когда он превращается в университет и для артистов, и для зрителей. Стоппард скрупулезно изучил Россию и, когда приехал в Москву, открыл мне новые места. Например, музей Герцена на Сивцевом Вражке. К моему стыду, я даже не знал о нем, хотя мальчишкой часто бродил по арбатским переулкам.

— А сейчас где вы любите прогуливаться в Москве?

— Я люблю нашу родную Театральную площадь. Обожаю Екатерининский парк, около прекрасного пруда я гуляю с внуками, а раньше — с дочерью и сыном, когда они оканчивали школу и выбирали где учиться. А еще там была площадка, где по вечерам пожилые люди танцевали вальс и танго. Я часами смотрел на них.

Много воспоминаний связано и с Собиновским переулком (сейчас Малый Кисловский. — «ВМ»), где находится ГИТИС. Там я учился, а потом много лет работал. Гулять я очень люблю в районе станции метро «Кропоткинская», по переулкам Остоженки. В детстве я бродил по арбатским переулкам, которые потом снесли из-за проспекта Калинина (сейчас Новый Арбат. — «ВМ»), хотя еще остался Скатертный переулок. Я считаю, что Москва — прекрасный город, и ее нужно сохранять. Через историю нельзя перешагивать, и у нас есть ответственность перед прошлым.

ДОСЬЕ

Алексей Владимирович Бородин — народный артист России, лауреат «Золотой маски» и «Звезды театрала», театральный режиссер, педагог. Алексей Бородин родился в 1941 году в Циндао (Китай). В 1968 году окончил ГИТИС по специальности «Режиссер драматического театра» (курс Юрия Завадского). С 1973 по 1980 год — главный режиссер Кировского театра юного зрителя.

С 1980 года возглавляет Российский академический Молодежный театр. За 40 лет ему удалось построить театр, где царит атмосфера тепла, доброты и доверия. РАМТ открыт для экспериментов. Здесь проводятся творческие лаборатории и семинары, идут спектакли начинающих режиссеров, а в труппе — много молодых артистов. На спектаклях Бородина выросло несколько поколений зрителей. Самые известные — «Эраст Фандорин», «Берег утопии», «Нюрнберг», «Демократия», «Горе от ума», «Душа моя Павел».