Актриса Тамара Семина: Задача кино — давать надежду на счастье

Народной артистке РСФСР и одной из первых красавиц нашего кино Тамаре Семиной 25 октября исполняется 85 лет. Накануне «Вечерняя Москва» встретилась с Тамарой Петровной и расспросила о ролях, которые все, конечно, о любви.

— Тамара Петровна, как будете отмечать день рождения?

— Накануне юбилея меня разрывают на части журналисты, а я все убегаю… Не буду отмечать вообще.

— Недавно вы снялись в новом многосерийном фильме «Не дождетесь» — об обитателях дома престарелых. Как вам работалось?

— Великолепно. Каждая работа — это новый режиссер, новый художник, новые знакомства, замечательный коллектив. Ольга Арлаускас — прекрасный режиссер. И хорошее название. Хотя его хотели поменять. Я говорю: Оля, прошу вас, не меняйте название! Мне очень нравится это «Не дождетесь».

— У вас есть любимая работа среди самых звездных?

— Ну как я могу из всех своих работ выделить любимую? Значимые роли… Это и Катюша Маслова (в фильме «Воскресение» Михаила Швейцера, 1960-й. — «Вечерняя Москва»), и Анфиса из «Вечного зова», и «День счастья» — потрясающая картина: Баталов, Зубков и я, еще «Человек, которого я люблю» со Жженовым… У меня все картины — о любви.

— У вас есть еще одна мощная работа в фильме «Матерь человеческая» (Военная драма 1975 года, в которой молодая женщина выживает одна в разоренном фашистами селе. — «Вечерняя Москва»). Там почти нет слов, диалоги очень скупы, монологи — одними глазами. И каждый кадр вызывает бурю чувств. Однажды вы рассказывали, что после этого фильма в народе пошли слухи, будто вы сошли с ума.

— Да, мне все говорили… Я очень благодарна зрителям, что они оценили мою работу. Это была тяжелая, трудная задача, как я выжила на съемках этой картины, никто не знает. С конца октября по февраль я ходила в одном ситцевом рваном, грязном платье. А съемочная группа была в валенках, шапках-ушанках… Но я выстояла. Самое интересное: недавно в календарике для Дома кино, там обозначен репертуар на предстоящий месяц, натыкаюсь на рубрику «Забытые шедевры советского кинематографа». И там: «Матерь человеческая». Я дышать перестала, думаю: ничего себе! И мне никто ничего не сказал… Я не «забытый шедевр», я живая.

— Для Катюши Масловой в фильме «Воскресение» вам пришлось прилично поправиться. Вы сначала не приглянулись режиссеру Михаилу Швейцеру: слишком изящная, а героиня — полная женщина. Как вам удалось так сильно поправиться?

— Жена режиссера Софья Абрамовна — она меня звали «деточкой», мы дружили всю жизнь — говорила: «Детка, пошли есть!» Я умоляла: «Софья Абрамовна, я уже не могу, не хочу в буфет!» Но она меня убеждала, и так вот я через силу поправлялась.

— А как потом худели?

Стала нормально питаться, а не такими порциями, какие мне предлагались во время работы над фильмом. Притом я непоседа, всегда в движении.

— У вас всегда были кошки, собаки, вы с ними занимались?

— Да у нас с Володей (Владимир Прокофьев — муж Тамары Семиной, за которого она вышла еще студенткой ВГИКа и прожила с ним почти 50 лет до его смерти в 2005 году. — «Вечерняя Москва») — и собака была, и кошки. Но сейчас никого нет, не хочу: часто уезжаю, работаю, снимаюсь, и мне просто жалко: как я кошку одну оставлю?

— У вас очень сильные работы в картинах о послевоенном времени, о том, как люди адаптируются к мирной жизни, заново учатся любить. В фильме «Любовь Серафима Фролова» ваша героиня любит героя, но гонит его от себя...

— Моя героиня настолько изранена этой войной, у нее столько было потерь, что она не может любить. Герой Лени Куравлева ходит за ней по пятам. А она никак не может вернуться в норму, повторяет ему: «Не ходи за мной».

— Но в последнем кадре видно, как ее лицо светлеет и дарит зрителю надежду, что она может полюбить и они будут счастливы.

— Спасибо, что вы это «прочли». Потому что именно к этому я и стремилась: дать надежду, что у нее сложится хорошая женская судьба.

— Это сильнейшая черта советского кино: оно дает надежду на счастье. Мне кажется, в вас эта способность еще связана с личным опытом. Вы — дитя войны. Ваш отец пропал без вести на фронте, а потом мама встретила человека, который стал для вас любящим отцом.

— Однажды мама сказала: «Деточки, это не дядя Петя, теперь называйте его папой». Брат, который моложе меня на год, все делал с оглядкой на меня. «Томка не зовет его папой — и я не буду!» — и так мы его папой не называли. А потом я убежала из дома поступать в университет, папа поехал искать меня в Москву — и нашел, хотя не знал, что я учусь во ВГИКе. Часто навещал меня и давал денежку со словами: «Дочка, ты только маме не говори». Вот такой отчим был у меня, вечная ему память, люблю его бесконечно.

— Как это произошло?

— Он меня нашел, стоял внизу, в общежитии. И моя сокурсница Лида Федосеева мне говорит: «Отец к тебе приехал, иди». Я не знала, как к нему выйти, как обратиться. Я всегда обращалась к нему только на «вы». Я спускаюсь со второго этажа, а Лидка меня так толкнула, что я полетела с лестницы и закричала: «Папка, папка, папочка!». Когда он вернулся домой, он похвастался, что я его назвала папой. И Валера ему сказал: «Прости нас. Томка тебя зовет папой, а я буду тебя батей звать». Так оно и было. А я папе сказала: независимо от того, как сложится моя судьба, сохраню твою фамилию. Фамилия Семина — это фамилия отчима. По родному отцу я Боханова.

— А вы искали родного отца?

— Не только я, но и мама. С 1942 года она получала повестки о его гибели. Но поиски успехом не увенчались. Моего отца тоже звали Петр. Он был Петр Федорович, а отчим — Петр Васильевич, удивительно, что они были рождены в один год и в один день.

— У вас был счастливый брак. Когда ваш муж пережил инсульт, врачи говорили, что он долго не проживет. Но благодаря вам он прожил без малого 20 лет. Как у вас это получилось?

— Да, он прожил почти 18 лет. Я занималась только им. Помогала ему быть в хорошем настроении. Я посвятила ему все эти годы, отказавшись от кино и театра, от всего…