Почему общество становится агрессивнее, а профессионалы уступают дилетантам

В эфире телевидения «Вечерней Москвы» открылась новая передача — «Еще не вечер». В студию в гости к журналистам «ВМ» приходят интересные собеседники, где мы говорим с ними на разные темы, будь то наука, экономика, искусство или, как на этот раз, — некие общественно-социальные парадигмы. С гостем нашего эфира, психиатром Андреем Жиляевым, читатели нашей газеты давно знакомы. На этот раз мы говорили о нашей агрессии и дилетантизме.

И к теме роста агрессии, и к теме нарастающего в обществе дилетантизма мы обращаемся не впервые. В 2019 году большой читательский резонанс вызвал материал «Бал дилетантов» — достаточно жесткий и, скажем так, бескомпромиссный. Первооткрывателем темы и одним из спикеров во время ее обсуждения стал тогда Андрей Жиляев.

А не так давно исследовательская компания Mar Consult опубликовала печальный вывод своего исследования: половина работающих россиян в своем деле дилетанты! И есть ощущение, что это, как говорится, бОльшая половина... Как бы то ни было, мы решили поговорить об обществе в целом и о дилетантизме в частности. Посмотреть полную версию интервью с Андреем Жиляевым вы можете на нашем сайте в разделе «Вечерка ТВ», а также в любых соцсетях издания. Перед вами же — краткая версия разговора на эту непростую тему.

— Общество меняется на наших глазах. И куда исчез так быстро крепкий и, в общем, простой «советский человек»? И по отдельности все у нас — милейшие люди, а вместе… Что с нами происходит?

— Упомянув советского человека, вы определили возраст или срок изменений: 30 лет. Я несколько его расширил бы, но это не так важно. А происходит с нами вполне понятная метаморфоза, в какой-то степени управляемая извне. Я не о конспирологии! Мы раньше жили в мире, который строился на принципе примата общественных интересов над личными. То есть каждый человек был винтиком общей машины. Потом нам предложили другую концепцию, в соответствии с которой главное — это твоя свобода, самореализация и что хотите еще.

— Это вы, Андрей Геннадьевич, к культу индивидуализма подводите?

— По сути — да. И сейчас мы пожинаем плоды этой метаморфозы. Возьмите любую человеческую жизнь. Увы, она недолгая. Таким образом, если мы выводим собственное существование и условия его как единственную прерогативу и цель, то жизнь становится бессмысленной.

— Ну как это — бессмысленной! Утро еще толком не наступило, а человек уже докладывает в соцсетях: вот я, вот мой завтрак, сегодня у меня булочка с кунжутом и бекон. Но сигнал-то какой за этим: восхитись, мир, вон какой человек завтракает!

— В психиатрии в свое время была такая патология — психиатрический эксгибиционизм. Она считалась частью истерии — тяжелого заболевания. Одним из синдромов данной болезни было именно это: человеку казалось, что весь мир вертится вокруг него, всем интересно даже то, что он ест. Сейчас на культивировании подобных вещей построено очень многое в нашей уважаемой, без кавычек, блогосфере. Человек выкладывает какие-то повседневные детали своей жизни и уверен, что для всех наблюдающих они чрезвычайно важны. То есть ему кажется, что все, что с ним происходит, имеет сверхзначение.

— С таким подходом, Андрей Геннадьевич, если посмотреть на происходящее, здоровых людей вообще остаться не должно…

— Но что делать. Эта культивируемая социоэпидемия гораздо более опасная, чем эпидемия ковида недавнего прошлого. Людьми, которые всерьез воспринимают эту парадигму, управлять практически невозможно. Человек убежден, что все, что происходит с ним в жизни, — это главное, и количество подписчиков…

— …говорят — френдов

— …да-да, «френдов», это и есть определяющий фактор популярности. То есть важно не что ты делаешь, а до какой степени обнаженности ты готов дойти. Это «обнаженка» не физическая, а психологическая. И да, я подтверждаю: это болезнь. Именно в таком понимании происходящего мы с коллегами едины — болезнь! Но главное в том, что все это навязывается извне. Возьмем закон больших чисел. Когда не было информпространства, человек мог «предъявить себя» двадцати, скажем, людям, и среди них мог не найтись такой же больной человек, как и «предъявитель», который поддержал бы его идею. Но теперь, когда информпространство есть, и «френдов» может быть сотни и тысячи, то, по закону больших чисел, среди них всегда найдется кто-то, «созвучный предъявителю». И вот они — лайки и все остальное, что убеждает человека в том, что он прав. На этом строится понятие социальных рейтингов, понятие популярности, звезды… Увы: очень многие понятия стоят на ничего не значащих позициях, никакой статистикой не подтвержденных.

— Ну бог с ним, с позерством. А почему мы так агрессивны? Ведь и живем не так плохо. Да, чудовищное расслоение, но тем не менее…

— Когда мне говорят, что мы плохо живем, я советую выглянуть во двор — там негде поставить машину. Для меня в ответе на этот ваш вопрос — два «конца». Обратите внимание, как у нас девальвировалось искусство спорить. Спор, по сути, — процедура медиативная, ведь смысл его — в поиске консенсуса. А у нас любой спор — это война, в которой обязательно нужно победить и доказать свою правоту. И это метаморфоза нашего времени. Исчезла естественная и уникальная медиативная среда, в которой мы учились общаться, — двор. Там не было взрослых, не было дидактики, двор сам воспитывал — как говорить, с кем говорить, что говорить, и маленький человек учился этому, это была прививка социальной толерантности — в хорошем смысле слова. Мне возразят: ну и что, что исчез двор, вместо него создаются спортшколы, открываются библиотеки. Все это прекрасно, но это разные формы, разные! И чтобы ребенок мог учиться, формировать важные для себя навыки, нужен двор… Кстати, мы пособие по дворовым играм готовим — чтобы хоть кто-то мог этому обучить, всем этим вышибалам, штандерам, выручалочкам… Мы играли в эти игры, и никого не интересовало, сколько денег родители зарабатывают, во дворе было личностное, реальное развитие — субъектное. А в школе — дидактическое. Для взаимодействия необходимо формировать навыки социального общения. И сейчас уже необходимо вводить курс коммуникативного развития, и мы это сделали в нескольких городах и странах. Эффект потрясающий.

— Что, и телефоны в руки дети не берут?

— Представьте, нет, забывают о них.

— Ну хорошо. Немного о другом — еще об одном из трендов нашего времени. Одна моя знакомая, ей нет еще тридцати, бесконечно самосовершенствуется после того, как сходила на какие-то тренинги личностного роста. Как вы относитесь к ним?

— Я несколько раз был участником экспертиз, которые проверяли всякого рода «тренинги». Скажем так, результаты были неутешительны, поэтому я к ним в целом отношусь критически.

— Поняла. Но вы как врач все равно раз в какое-то время проходите курсы, подтверждаете категорию. А у этой моей знакомой уже восемь высших образований из разных областей… И при этом она, при отсутствии опыта, в каждой из выбранных категорий — дилетант. Разве это норма? Мне кажется — предпосылки дилетантизма.

— Это не предпосылки, а квазиуправление этим процессом. Сейчас ускорилась трансформация профессионального пространства. Простой пример. Помните, одно время были на плаву пейджеры, и море людей связывало с ними свое будущее, что-то там изучали про них… А потом эпоха пейджеров завершилась. И что оставалось делать этим специалистам? К слову, многие подобные «схлопывания» были искусственными, но жизнь-то у человека одна… Так вот, все, о чем мы говорили выше, подводит нас к теме дилетантизма. Он сейчас, увы, культивируется как противовес профессионализму, вот что страшно. Почему? Потому что, на мой взгляд, взята дефективная, ущербная модель эффективности человека в обществе. Главным для нас стало понятие успешности. А единственным критерием оценки этого понятия стали деньги.

— А надо как?

— Успешность — это возможность отдать обществу свои таланты. Отдать так, чтобы общество это взяло. Количество денег — это только мерило, не критерий.

— То есть человек, условно говоря, должен рисовать, как Пикассо, и дарить свои шедевры обществу?

— Понимаю, что вы подшучиваете, но отвечу серьезно. Мы даже не понимаем, как въелись в наше сознание предикаты самонасилия, когда мы себе, по сути, внушаем: должен, стараюсь, вынужден, обязан… Вот и вы автоматически сказали: «должен»… Когда мы так говорим, то подчеркиваем, что на самом деле этого не хотим. За этим стоит серьезная проблема снятия ответственности с себя: все пошли, и я пошел. И этот нюанс — также подоплека возникновения дилетантизма. Почему ты занялся компьютером? Все занялись — и я! Профессионал — это человек, который занимается своим делом, которое приносит ему удовлетворение и дает ему возможность развиваться. И не факт, что он выберет это дело только в угоду неким социальным веяниям. В итоге те, кто выдерживает свою линию, в большей степени удовлетворены жизнью. А это главное! Вы же не будете спорить, что человек может получать море денег и быть несчастливым?

— С этим спорить не буду.

— Кстати, одна наша молодая коллега начала писать диссертацию о психологии успешных людей. Ее теория заключалась в том, что успешные люди и психологически более взвешенны, и зрелы. Но когда она собрала материал, работа «накрылась»: оказалось, среди этих людей не было почти никого, кто был бы удовлетворен собой и ситуацией. Повторюсь: наша беда в том, что мы решили, что деньги — единственный измеритель успешности. Это автоматически выводит за скобки ряд людей с теми социальными статусами, которые в соответствии с этим определением успешными быть не могут. Это учителя, врачи, полицейские. У них никогда и ни в каком обществе не было супердоходов. Как получается? Контролируешь миллиарды — ты успешен. Не контролируешь — неуспешен. И дети, которые усвоили эту парадигму, не хотят идти этим путем — становиться врачами или учителями. Или хотят превратиться в выжигу, мы таких знаем тоже, которые вылечить не могут, но зато прекрасно умеют трясти деньги с людей, к сожалению. Разрушение статусов ведет к разрушению смыслов. Ныне же главное — не помочь, а выдержать процедуру. Но назойливые регламенты и шаблоны не могут быть мерилом человеческого профессионализма. Если нам говорили в студенческую пору: «Ты отвечаешь по шаблону», это означало провал… Учителя, врачи, полицейские — их работу тоже сегодня регламентируют шаблоны. И сделано это во благо. Но если следовать только им, добра не будет. Это и есть подмена профессионализма. Нелепостей у нас немало. И мы их заложники.

— Про времена СССР говорят — там было стадо, стадное чувство. В наше время — перекос индивидуализма. Неужели нет золотой середины...

— Любые крайности плохи. Но для всех очевидны результаты наших потерь и перекосов. Сегодня разговор о пользе для общества и родины в обществе вызывает неоднозначную реакцию. «Мои интересы выше» — сидит внутри. А смысл человеческого существования, а мы начинали уже об этом говорить, это не только его жизнь, а те следы, которые мы оставляем.

— Но раньше на это работала вся идеология!

— А сейчас все против. Но в мире мы видим приоритет именно тех сообществ, в которых есть и культивируются надличностные ценности.

— Китай?

— Да практически все… Посмотрите на успешные макропроекты. Толчок вперед Японии был определен тем, что были внедрены надличностные ценности: нация, труд на благо общества. Сейчас это кончилось, они стали индивидуалистами, и где Япония? У них и с образованием семей проблемы, ведь в обществе индивидуалов семья избыточна, то есть откровенно не нужна.

— Но семьи по всему миру рушатся.

— Скажите это китайцам и индусам, африканцам… У нас сейчас вещают: «без искусственного интеллекта, без ЭКО невозможно…» Смешно. Посмотрите на Китай, там что, ИИ помогает или ЭКО? Или ЭКО есть в Африке? А выдается это за истину... А это манипулирование.

— Без ИИ уже щи не сваришь. Это как, не вмешательство?

— Я тут на носителя истины претендовать не могу, но недавно услышал в одной программе, что искусственный интеллект действительно станет интеллектом при наличии трех координат. Пока их две. Пока ИИ — отражение естественного интеллекта людей, которые создают те или иные продукты. То есть он пока лишь копирует то, что было в него вложено. Мне кажется, ИИ сейчас — это маркетинговый термин.

— Скажите, возвращаясь к состоянию общества. Не кажется ли вам, что сейчас болезни психиатрического спектра стали модными?

— Увы, этот тренд на особенность вы угадали очень точно. Для психически нездоровых людей характерны спонтанность и вычурность. Но сегодня это трактуется как достижения… И только когда экзальтация становится избыточной, люди начинают прозревать и понимают, что прибивание мошонки к брусчатке Красной площади есть проявление не творческого интеллекта, а болезненных изменений сознания. Увы, наша психиатрия переживает жуткое состояние. Мы отказались от всех наших великолепных достижений и пошли за людьми, которые были на несколько столетий, я не оговорился, позади нас. И тренд на депрессии и биполярные расстройства обычно задаются теми, кто понятия не имеют, что это такое. У нас раньше было системное клиническое мышление, его заменили на ситуационное, клиповое. Многое мы потеряли, что горько... Дилетантизм — мировое явление. Мы просто не были раньше в него встроены.

— Но со всем этим можно что-либо сделать?

— Конечно. И разработки такие есть — у специалистов разных отраслей. Надо лишь консолидировать их усилия. А это возможно лишь при одном условии — если к этому есть большой и искренний интерес у государства.

ДОСЬЕ

Андрей Геннадьевич Жиляев окончил лечебный факультет Казанского медицинского института. Заведовал лабораторией медико-социальных и психологических проблем здоровья НИИ общественного здоровья и управления здравоохранением 1-го МГМУ имени И. М. Сеченова и кафедрой нейро- и патопсихологии Института психологии им. Л. С. Выготского РГГУ. Автор более 170 научных работ, 17 методических пособий и руководств. В 2020 году избран президентом Академии медико-технических наук, доктор медицинских наук, профессор кафедры госпитальной терапии им. Г. И. Сторожакова лечфака РНИМУ им. Н. И. Пирогова. Заслуженный врач РФ.

КСТАТИ

Темой дилетантизма занимался в свое время и Александр Герцен. Чтобы пояснить его специфику, он рассказывал историю о том, как некий Жерновик учил английского короля играть на скрипке. Король играть не умел, но очень любил музыку. На вопрос короля о том, к какому разряду скрипачей его относит Жерновик, артист отвечал: «Ко второму… Я вообще делю род человеческий относительно скрипичной игры на три разряда: первый, самый большой, люди, не умеющие играть на скрипке; второй, также довольно многочисленный, люди не то чтоб умеющие играть, но любящие беспрестанно играть на скрипке; третий очень беден: к нему причисляются несколько человек, знающих музыку и иногда прекрасно играющих на скрипке. Ваше Величество, конечно, уже перешли из первого разряда во второй». Король, таким образом, причислен Жерновиком к дилетантам, т.е. к людям, любящим беспрестанно играть на скрипке, к тем, с которыми, говоря словами Герцена, как бы происходит помешательство от избытка любовной страсти к искусству.

В ТЕМУ

В своей работе «Дилетантизм как культурное явление» Л. Щенникова сделала любопытное наблюдение. Она заметила, что укрепил дилетантизм ХIX век. «Это было связано с повышением уровня образования и наличием свободного времени у образованного класса. Отношение к дилетантизму в обществе было положительным: написание стихов и прозы, любительские спектакли, музицирование, занятия изобразительным искусством были (наряду с чтением) основными способами проведения досуга интеллигенции и отличительной чертой принадлежности к определенному кругу. Образованный человек должен быть и немного творческой личностью — вот установка XIX века (...). Чем больше распространялось образование, тем больше становилось как профессионалов, так и дилетантов (...). Для профессионала занятие искусством — прежде всего труд и способ получения дохода, для дилетанта — способ проведения досуга. Это и обусловило несколько высокомерное отношение к дилетантам со стороны профессионалов.

КАК У НИХ

Дилетантизм назван проблемой новоевропейской цивилизации в статье В. П. Соломина, К. С. Пигрова и К. В. Султанова. Однако авторы, детально изучив ситуацию, призывают все же к более мягкому и объективному восприятию этого явления.

«Дилетантизм покушается на святая святых новоевропейской цивилизации» — на социальный порядок, связанный с урегулированным и четким разделением труда. Казалось бы, это самый страшный грех нашей культуры, ее ужасная болезнь, и этот грех и болезнь должны быть выжжены каленым железом. Однако оказывается, что такая прямолинейность невозможна, да и нежелательна. Ведь, с другой стороны, именно благодаря этой «болезни» новоевропейская цивилизация только и может развиваться и, стало быть, существовать как таковая. Мы вынуждены терпеть «вирусы дилетантизма» в теле нашей цивилизации. Ведь «беззаконный» дилетантизм, при всей своей сомнительности, открывает горизонты творческого развития, без которых цивилизация захлебнется в скуке, пустоте и застое.