Главное
Истории
Почему в СССР красили стены наполовину?

Почему в СССР красили стены наполовину?

Талисманы известных людей

Талисманы известных людей

Итоги выборов в США

Итоги выборов в США

Экранизация Преступления и наказания

Экранизация Преступления и наказания

Успех после 70

Успех после 70

Что происходит в жизни Глюкозы?

Что происходит в жизни Глюкозы?

Личная жизнь Дурова

Личная жизнь Дурова

Легенды про Грибы

Легенды про Грибы

Вячеслав Добрынин

Вячеслав Добрынин

Как повилась авоська?

Как повилась авоська?

Она не вернется

Общество
Она не вернется
Фото: Pexels
— А я вот всегда знала: ничего хорошего там не будет, — говорит Наташка и смотрит победоносно. — Всегда знала.

Я уже знаю, о чем она. Вернее, о ком. О Лисе — ударение на первый слог; а полное имя Алиса. Самая красивая из нашей компании, самая странная и самая, казалось, перспективная. Алиса Швец, высокая, стройная, длинноволосая. Лиса, как она представлялась. И обязательно добавляла:

— Лиса в Стране чудес. А она и была будто из сказки, какая-то неземная.

Нам было по пятнадцать. Тусовались большой компанией, весна, умопомрачительно цветут московские каштаны и сирень. Заканчивается учебный год, и впереди экзамены, — а хочется гулять, и дышать воздухом свободы, и мечтать о любви, и врать о ней же, о любви, подругам. Поздние сумерки, и дома ждут родители. А мы тут, будто стайка воробьев — на лавке, в густой сирени. Ох эти московские вечера! И обсуждаем: Колькины усы, Валеркины белые кроссовки, и то, что Сережка-то провожал позавчера Машку. А мне звонил — угадайте кто? Моя минута славы; сейчас как расскажу! Но вдруг вступает в разговор Алиса-Лиса.

Прячет бледное личико в полупрозрачных своих ладонях. И плачет — так плачет, что слезы, кажется, текут сквозь пальцы.

— Собака, собака, преданная людьми. Что вы об этом знаете, — рыдает Алиса.

— Лис, о чем ты? — дружно пугаемся мы. Словно стая молодых куриц.

Оказывается, Лиса говорит о первой космической собачке — той, что улетела в открытый космос без возможности вернуться на Землю. Маленькая милая собачка, ушки торчком, дворняжка, добрая и ласковая. Ее так любили люди, может быть, оттого, что знали: она улетит навсегда, и вернуть ее не получится. Просто — эксперимент. Жестокий научный эксперимент над преданным, живым и теплым, созданием из плоти и крови. Как ее звали, кажется, Лайка. Лайка, Лаечка, карие большие глаза, торчащие ушки, пять кило абсолютной любви и доверчивости.

Нам рассказывает об этом Лиса, удивительная Лиса, в которую влюблены, кажется, все мальчишки района. И мы тоже плачем, а как по-другому, если представишь только то безграничное одиночество, которое испытала крошечная Лайка в черном космосе. Куда подевались все люди, где они, что будет дальше? Люди плакали, прощаясь с Лайкой, потому что они знали: не вернется. Просто не будет возможности ее вернуть на Землю.

Ох, Лиса-Алиса. Всегда-то расскажет такое, что не позабыть потом годами.

И Наташка, толстенькая, коротконогая, победительница всевозможных математических олимпиад, тоже плачет. Очкастая Наташка, мы все знаем, что она безумно ревнует Валерку Рябчикова к Алисе.

А чего ревновать-то. Алиска к Валере равнодушна, у нее таких Валер тьма. И каждый крутит телефонный диск, звонит ей домой, и потом ничего не говорит, сопит, дышит в трубку. И Валерка, и Колька с редкими, только наметившимися, усишками. И Димка, и Артем, и Денис. У Алисы ноги — как у Наоми, а волосы — как у Клаудии. Но вот глаза совершенно русские, круглые, серо-голубые. И какие-то золотые точечки в этих бездонных глазах. Красавица, живущая чувствами. И чувства эти направлены вовсе не на бесконечных Колек и Денисок.

Космос — наверное, куда-то туда смотрит Алиса-Лиса. Ударение на первый слог.

Лиса плачет, рассказывая нам, как летит в черное космическое пространство летательный аппарат, а в нем томится маленькая теплая Лайка. Бесконечное одиночество, нам, землянам, не дано испытать такое. И мы плачем вместе с Лисой. Плачем, но продолжаем завидовать. Вот ведь как, мало того, что самая красивая эта Алиска, она еще и самая, оказывается, чувствительная. Не пожалела природа щедрот своих.

Девчонки, они такие впечатлительные всегда.

А потом школа окончена, и Лиса первая выходит, вернее выскакивает, замуж. И снова все необычно и красиво, как в кино.

Лиса не поступает в институт. Просто — ей это неинтересно. У нее любовь, Матвей Михалыч приезжает за ней на черной блестящей машине и забирает у подъезда, и мы, обычные девчонки, переживающие из-за оценок в аттестате, вновь умираем от зависти.

Особенно — коротконогая Наташка-математичка.

— Пустышка, — цедит она сквозь зубы. — Дрыгать ногами — такая пошлость.

Пошлость-то может и пошлость, но от Алисы пахнет нездешними горьковатыми духами, она кажется еще выше, чем была, — потому что бодро скачет на каблуках сантиметров эдак пятнадцать. На ней длинный свитер, а юбки, кажется, вовсе нет. Впрочем, при таких ногах юбку, наверное, носить необязательно.

Матвей Михайлович ловко паркует машинку и выскакивает навстречу Алисе — он должен как можно быстрее вручить ей огромный букет. Сто белых роз и посередине одна — алая.

— Матю-ю-юш, ну заче-е-еем, — устало как-то говорит Лиса, а сама оглядывается на нас, замерших, офонаревших.

На половину Алискиного лица падает длинная золотая прядь волос, и смотрит она на нас, ревнивых пташек, одним насмешливым сероголубым глазом.

— Как там двоечник Валерка, как там дурачок Колька? — Мы, конечно, считываем этот вопрос.

— Букеты весом в десять кило, когда кто-то на Земле голодает, — такая пошлость, — повторяет, как мантру, Наташка.

И мы согласно киваем. Конечно, пошлость. Что ж еще.

А потом жизнь раскидывает нас. О чем говорить-то, когда у всех все — разное? Александра уезжает жить в Канаду, Лариска за десять лет неожиданно становится многодетной матерью, ну прямо как героиня Натальи Гундаревой в известном фильме. Светка работает в банке, а черноглазая бойкая Маша в алкомаркете. Мила, весом под двести килограммов, вдруг стала известным модельером и шьет платья для моделей плюс-сайз. Наташка преподает в университете на мехмате.

И только Алиска по-прежнему просто женщина. Даже, может, с большой буквы надо написать: Женщина.

Как-то — десятилетие после окончания школы, — надумали вдруг встретиться. И снова Лиса как жар-птица, сверкает оперением. Ничего-то она не сделала, не выучилась, детей не родила, не состоялась ни в чем. На ней шуба из белой норки и звенящие золотые браслеты. И снова, как когда-то, мы слушаем ее завороженно, будто змейки — заклинателя.

— Главное в жизни это любовь, чувства. У вас в жизни есть любовь? — спрашивает Лиса, опрокидывая один бокал красного сухого за другим.

— А что, если нет любви, то, значит, все мимо? Все не важно? — с вызовом спрашивает Наташка. На ней короткий, в облипон, пиджачок по фигуре и на носу модные очки в тяжелой оправе. Кажется, она уже защитила докторскую диссертацию, — такая молодец.

— Все мимо, все не важно, — печально отвечает ей Лиса.

И мы снова ей верим и готовы хором заплакать.

Все, кроме Наташки; она, как настоящий человек науки, хочет отстаивать свою позицию до победного конца. И в конце написать: ЧТД. Что требовалось доказать.

Наташка — не синий чулок. Она вышла замуж за того самого Валерку-одноклассника, и ребеночек у них подрастает, Андрюша. Андрюша, правда, не унаследовал четкий ум своей мамы. Такой же разгильдяй, как Валерка. В комплекте с разгильдяйством идет и умение нравиться людям, и какое-то простецкое обаяние. У Наташки вот одни циферки, а обаяния как не было, так и нет. Но у Наташки есть другое: умение анализировать и всегда доводить дело до конца.

Вот и за Лисой-Алисой она, оказывается, продолжала следить втихаря.

Не из любопытства, как поясняет Наташка, а просто чтобы убедиться в том, что бог не Ермошка, видит немножко.

Терпение Наташки вознаграждено. А Бог — не Ермошка.

Захлебываясь словами, Наташка рассказывает мне, что Алису-то уже несколько лет как ее муж, богатенький Буратино, выгнал из дома — правда, с солидным материальным довольствием. Которое она, конечно, быстро пустила по ветру.

А как по-другому, говорит Наташка, и я слышу, как она улыбается в телефон. Ребенка-то так и не родила эта Лиска, ни образования, ни работы, одни страсти-мордасти. Пьет! Алиска пьет, и всю красоту свою пропила. Пропила! Еще раз повторяет со вкусом Наташка.

— А как ты-то? Как твой Андрюша? — спрашиваю я.

— Да что Андрюша, гены пальцем не раздавишь, — сердится Наташка. — Таблицу умножения с трудом запомнил. А вот Лиса изображала из себя, изображала, и что?

Тяжело, наверное, всю жизнь сравниваться с кем-то. Но как сладостно в итоге оказаться первым на финише. Может, я ошиблась в Наташке и вовсе не математика с формулами была для нее на первом месте? Может, она эдакая мисс Марпл, которая ведет расследование? И бились всегда жадные злые пульсики: а как там Алиска, по-прежнему ли смотрит в Космос и ищет там следы невозвратного летательного аппарата с собачонкой внутри?

Алису-Лису, по закону парных случаев, я тоже встретила этой осенью. Она сидела на скамейке в старом парке. Тихо кружились золотые листья, лежали ковром на земле. Лиса, в облегающих легинсах и потрескавшихся лаковых туфлях без каблуков, внимательно рассматривала эти листья. Действительно — будто какая-то цельная, единая картина мира вдруг развалилась, распалась на пиксели, — и попробуй-ка собери ее вновь воедино. Красное, желтое, бурое и зеленое складывались в удивительный рисунок. Каждый в нем мог разглядеть что-то свое.

Волосы Алисы были сколоты в небрежный седоватый пучок на затылке, у губ залегли глубокие складки. Черные круги под глазами. Нестарая ведь совсем еще женщина. Рядом с ней сидит Фуфля, вор-форточник. Местная достопримечательность. Фуфля моложе Алиски лет на десять. Недавно вернулся из мест не столь отдаленных. Как все форточники, маленького росточка. И кажется, будто возле Лисы сидит не мужик, а мальчишка-подросток. Может, таким мог бы быть ее сын. Но Наташка ведь разведала: детей у Лисы нет.

Фуфля что-то оживленно рассказывает ей, размахивает небольшими аккуратными руками в перчатках. А Лиса слушает невнимательно.

— Привет, — говорю я и присаживаюсь рядом с ней на скамейку. Фуфля настороженно замолкает. А Лиса тяжело поднимает голову и пристально вглядывается в меня, и я вижу, как теплеет ее взгляд. Узнала.

И потом вспоминаем наших. И ту, что в Канаде, и ту, что плюс-сайз, и с особой теплотой говорит Лиса о черненькой из алкомаркета. С ней часто видится.

— А Наташку помнишь? Ну, ту, которая математику любила, — спрашиваю я.

— Наташку? — морщит лоб Лиска. — У которой этот, как его, Валерка? Валерка смешной. Недавно видела его. Чего мне предлагал, не поверишь. Жену, сына, говорит, брошу — только ты будь со мной. Прикинь, со школы мне надоедал. Дурачок. Не понимает, что главное для меня любовь. Всегда главным была любовь.

Фуфля начинает сердиться, — на его взгляд, мы слишком уж заболтались с его дамой. Он дергает ее за рукав вязаной кофты.

— Сейчас, Витенька, сейчас пойдем, — ласково бормочет Лиска. — Ну, пока. — Это уже мне.

Они дружно поднимаются со скамейки — высокая и худая Алиса и коротыш Фуфля.

— А ты знаешь, — вдруг оборачивается Лиса. — Знаешь… Я бы ни за что не хотела стать Наташей. Короткие ноги, формулы, и никакой тебе любви, никаких чувств. Ни за что. Лучше уж так, вот так, как я.

Она кладет тонкую аристократичную руку на плечо своему невысокому коренастому спутнику, и он вздрагивает от счастья.

Лиса в облаке любви, Лиса в Стране чудес, думаю я. Несмотря ни на что.

Падают осенние листья. А где-то там, в черном космосе, собака Лайка летит, летит куда-то в неизвестность.

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.