Подводная фотосъемка как научный метод

На станцию можно добраться только на корабле, а зимой на снегоходе по замерзшему Белому морю — туда вообще нет дороги. Раньше практически вся работа здесь велась летом, когда море было открыто и был полярный день. Сейчас мы потихоньку переходим на круглогодичный режим работы.

Станция 11 лет прожила без электричества. Один человек срезал линии электропередач, которые шли сюда через лес, и их долго не могли восстановить, потому что столбы прогнили за это время. На станции дровами все отапливали, стоял большой дизель-генератор. Он гремел, как вертолет, и электричества давал только для жизненно необходимого. А чтобы станция работала хорошо, нужно невероятное количество электричества. Например, сейчас у нас стоит холодильник, в котором температура опускается до –76 градусов. Огромный кельвинатор. Там хранится коллекция ДНК. Если он разморозится, то коллекции пропадут. И будет невозможно восстановить этот огромный труд.

Техника

Когда в 2008 году на станцию провели электричество, здесь начала подниматься жизнь. Появились электрические водолазные компрессоры, микроскопы, холодильники, морозильники для материала. Раньше ты собирал материал, клал его в аквариум и относил в подвал. Потому что подвал — это единственное холодное место, где что-то могло выжить. Коллекции ДНК тогда не было вообще, и не было даже приборов, на которых ее можно получить.

Сейчас лаборатория работает круглые сутки. Можно туда прийти в семь часов утра, а там какой-то человек, который еще не лег, ходит с полузакрытыми глазами, капает материал по пробиркам.

У нас есть маленькие управляемые подводные лодки, это такой крохотный робот, которого ты запускаешь на шнурке, и он там ездит по дну и снимает все. А у тебя джойстик, как от Sony PlayStation, и ты как в игрушку играешь. Правда, этот робот на дне постоянно запутывается, и водолазы ныряют еще и его спасать.

У нас самые лучшие микроскопы, которые сейчас есть. Мы недавно купили микроскоп Nikon, он позволяет внутри объекта делать трехмерную реконструкцию, например, только нервной системы. Ты берешь, например, какого-нибудь жучка или червячка, красишь его специальной краской. У него прокрасилась, допустим, только нервная система. Микроскоп потом берет и строит целиком ее реконструкцию.

Фотоохота

Подводная фотография — это настоящий научный метод исследования. Под водой ты можешь наблюдать то, чего никогда не увидишь в аквариуме. Фотосъемка может показать то, чего глазами не увидишь.

Человек попросту не может видеть с таким увеличением, с каким можно потом на мониторе рассматривать крохотный участок дна, заснятый с помощью макрообъектива. Всех этих маленьких рачков, моллюсков и дырочки от полихет (многощетинковых червей) потом видно на съемке. Некоторые черви живут в песке, а наружу на 2 миллиметра торчит только маленький венчик, крохотный и прозрачный. Ты смотришь на дырочку в песке и думаешь: «Это еще что такое?» И дырочку эту фотографируешь, и вот потом на мониторе видны тоненькие-тоненькие щупальца. Если ты выкопаешь этот песок с дырочками, сложишь его в пакет, то ты найдешь потом этого червячка, но, как он живет, ты уже не увидишь, поскольку не факт, что в аквариуме он закопается обратно и построит себе новую трубочку. Подводная макросъемка — это все равно что нырять с микроскопом.

Водолазы

Водолазы очень аккуратно добывают материал. Они могут собрать 20 крабов, при этом не повредив экосистему. Если ты с корабля кидаешь огромный начерпатель, который выгрызает кусок грунта, или волочишь сеть огромную с металлической рамой, куда собирается весь этот материал, то оставляешь за собой распаханное поле, которое еще много лет ничем не зарастает. Ты очень сильно нарушаешь экосистему.

Наши водолазы — опытные ныряльщики. У каждого сто, двести, тысяча погружений. Они при этом являются профессиональными морскими биологами. Знают, где кто живет. И вообще являются профессиональными научными водолазами.

Ныряют как минимум два водолаза, этого требуют правила безопасности. Этот год у нас был годом медуз. Я не рассчитывал, что их будет столько. Просто так вышло, что они расплодились в невероятном количестве. Обычно за погружение я встречаю двух, ну пять-шесть медуз. А сейчас их было по 600–800 за погружение. Лицо остается открытым, поэтому обжигал его. Но это ерунда, даже весело.