Городской роман

Исполнилось 100 лет со дня рождения писателя Юрия Трифонова. Его произведения считаются лучшим отражением быта и психологии москвичей второй трети ХХ века.

Вдова писателя Ольга Трифонова рассказала, какими были взаимоотношения самого Юрия Валентиновича с его родным городом.

Приют любви на юге

Их знакомство состоялось в 1971 году: молодая писательница Ольга Мирошниченко пришла на семинар прозаиков, который вел Трифонов. Вскоре между ними зародились чувства, хотя оба были несвободны.

— У нас начался долгий тайный московский роман, — вспоминает Ольга Трифонова. — С чужими квартирами, с ключами, отданными на несколько часов….

И Юрий, и Ольга жили на севере Москвы, а пристанища незаконной любви оказывались как на грех все время в южных районах новостроек: Бирюлево, Чертаново....

— Юрий Валентинович за мою интуицию называл меня ведьмой, — улыбается Ольга Трифонова. — В одной такой квартире я, не помню каким образом, вычислила, что он уже бывал здесь — с другой женщиной…. Сказала ему, а он: «Выходит, во многих местах я... нагадил!». Это он так обыграл название района — Нагатино.

Поездки через весь город, конечно, утомляли. Однажды Ольга Романовна вела машину, кажется, по Варшавке, вдоль каких-то скучных пятиэтажек. И, решив поинтересничать, чтобы скрасить дорогу,» обронила, что не любит Москву.

— Но ведь это мука — жить в городе, который не любишь! — воскликнул Трифонов и даже отодвинулся от нее. — И как можно не любить Москву? Да ты ее и не знаешь по-настоящему!

Сила деталей

Со временем Ольга Романовна и Юрий Валентинович поселились в квартире Трифонова на улице Георгиу Дежа — в 1965–1994 годах так называлась 2-я Песчаная улица, в честь вождя компартии Румынии. Писатель считал, что хорошо знает район — неслучайно критики отмечали его чуткость к бытовым деталям. Но однажды Ольга Романовна поневоле заставила его испытать профессиональную ревность. Сходив в очередной раз за сигаретами в киоск, стоявший под окнами дома, она пожаловалась:

— Рубашевский опять был со мною высокомерен! Трифонов удивился — он не знал фамилии этого вечно хмурого продавца. Ольга Романовна подсказала, что она написана на табличке, прикрепленной в углу киоска.

— Надо же! — протянул слегка уязвленный писатель. — Сколько лет здесь живу, но никогда не обращал на это внимания!

Дружба с почтальоном

К самому Юрию Трифонову районный сервис всегда оборачивался своей лучшей стороной. Кумир читающей интеллигенции прекрасно ладил с простыми людьми.

— Его очень любили в районной прачечной, — рассказывает Ольга Романовна. — Помню, я в первый раз принесла туда белье, а приемщицы по меткам — помните, такие кусочки ткани нашивались, с номерами, — узнали, чье оно. Переглянулись, и одна другой, не особо скрывая от меня, протянула: «Трифонов…». Мол, мы вычислили: это его баба!

С почтальоном Валей Трифонова связывала настоящая дружба. Уже после кончины писателя она рассказала его вдове: узнав, что Валя — мать-одиночка, тот предложил ей вместе с ребенком пожить у него на даче, оздоровиться на свежем воздухе.

— Это было до нашего знакомства, — уточняет Ольга Трифонова. — Но если бы и при мне — я бы пустила. Валя была очень милой. И к тому же решение Юрия Валентиновича было для меня закон.

Праздник жасмина

Дача у Трифонова была в поселке Советский Писатель, более известном как Красная Пахра — теперь он входит в черту Троицкого округа столицы. Юрий Валентинович обосновался там на Южной аллее еще в 1964 году. С 1978 года они с Ольгой Романовной стали жить за городом постоянно. А в 1979 году оформили брак — после того как у них родился сын Валентин.

— Мне было абсолютно все равно, зарегистрированы мы или нет, — пожимает плечами Ольга Трифонова. — Но Юрий Валентинович спросил: «Ты хочешь быть матерью-одиночкой? Тогда пошли расписываться».

Ни сада, ни огорода Юрий Валентинович на даче не разбивал. Семье нравилось, что участок оставался куском нетронутой природы.

— Под окнами шумели сосны, дрозды прилетали подкормиться перед осенним перелетом, а весной на влажной земле в тенистых местах появлялись ландыши, — перечисляет Ольга Трифонова. — На северной стороне, в углу между домом и верандой снег лежал почти до конца мая. У нас были свои маленькие тайные праздники: «Исчезновение снега» и «Цветение жас мина».

Сосед соседу рознь

Трифоновы общались со многими обитателями поселка: актером Зиновием Гердтом, художником Орестом Верейским, редактором Татьяной Смолянской, писателями Иосифом Диком, Григорием Баклановым, Владимиром Тендряковым, Андреем Дементьевым, Генрихом Боровиком. Но были и такие, которым не хотелось подавать руку.

— Поселок был, с одной стороны, единением людей, ощущающих свою избранность, с другой — глубоко эгоистичным сообществом, — описывает его Ольга Трифонова. — Например, никто никогда не помогал погорельцам, а ведь и в самой нищей русской деревне соблюдался этот обычай.

У некоторых неприятных соседей Трифонов взял фамилии для отрицательных героев. Вдова писателя признается: готовя уже после кончины мужа одно произведение к изданию, она рискнула изменить фамилию некоего негодяя.

— Его прототип здравствовал и жил в Советском Писателе, — объясняет Ольга Романовна. — Мной руководила не осторожность, а жалость к глубокому старику.

Очень важными людьми в жизни Трифоновых оказались доктора из Троицка.

Главный врач детской поликлиники Нелли Васильевна (вдова писателя переживает, что забыла ее фамилию) курировала их сына, который родился недоношенным. А сам Трифонов не раз обследовался у кардиолога Виталия Баглаенко из взрослой городской поликлиники.

— Когда стало известно, что Юрию Валентиновичу нужно удалить пораженную раком почку, доктор Баглаенко деликатно намекнул мне, что лучше перенести дату операции, — утверждает Ольга Трифонова. — В Троицке уже тогда начали пользоваться диаграммами благоприятных и неблагоприятных дней пациента.

Но в больнице в Измайлове, куда лег Трифонов, никто не стал бы прислушиваться к советам доктора из Троицка. Операция, назначенная на 26 марта 1981 года, прошла отлично. Через два дня писатель в ожидании утреннего обхода побрился, позавтракал — и вдруг стал задыхаться. Оторвавшийся тромб закупорил легочную артерию. Юрию Валентиновичу не исполнилось и 56 лет.

— В 1980 году Генрих Белль выдвинул Юрия Валентиновича на Нобелевскую премию, — говорит Ольга Трифонова. — И шансы у него были высоки. Но эта награда вручается только живым....

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: МОСКВА

У Юрия Трифонова в Москве сменилось множество адресов. Почти каждый отразился в его прозе — хотя бы одной деталью.

ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР, 17 (1925-1933)

Там Юра прожил первые восемь лет.

«...Я жил в доме посередке Тверского <...> в стороне чернел, как башня, громадный человек по имени Тимирязев, а в другой стороне... стоял такой же черный Пушкин <...> Нянька Таня, собираясь со мной погулять, спрашивала у мамы: «Куда иттить: к энтому Пушкину или к энтому Пушкину?».

«Бульварное кольцо» (очерк, 1979)

УЛИЦА СЕРАФИМОВИЧА, 2, ДОМ ПРАВИТЕЛЬСТВА (1933-1939)

Отец Трифонова, крупный государственный деятель, в 1937 году был арестован и на следующий год расстрелян. Мать будущего писателя в 1938 году была арестована и осуждена на восемь лет лагерей.

«Серая громада висла над переулочком, по утрам застила солнце, а вечерами сверху летели голоса радио, музыка патефона. Там, в поднебесных этажах, шла, казалось, совсем иная жизнь, чем внизу...».

«Дом на набережной» (1976)

УЛИЦА БОЛЬШАЯ КАЛУЖСКАЯ (НЫНЕ ЛЕНИНСКИЙ ПРОСПЕКТ), 21 (1939-1941, 1943-1951)

После ареста отца и матери семья Трифонова переселилась в коммунальную квартиру на тогдашней окраине Москвы и жила там с перерывом на эвакуацию во время войны.

« — Как вы думаете ехать на Смоленскую площадь? <…> На метро? — изумленно произнес Аркадий Львович. — Вы с ума сошли! Я вам укажу чудесное сообщение: вы едете до Калужской на любом, идете через площадь <…> Вы бежите к Парку Культуры, это две минуты, вскакиваете на десятку или «Б»…».

«Студенты» (1950)

СТРАСТНОЙ БУЛЬВАР, 4 (1942-1943)

Юрий вернулся из эвакуации первым, а его бабушка и его сестра на полгода задержались в Ташкенте. Юрий прожил это время у сестры бабушки на Страстном.

«От вокзала до Страстного бульвара, где жила тетя Дина, Игорь шел пешком, совсем налегке <…> <...> Когда-то эта цепь проходных дворов была оживленнейшим местом: по ним проходили, сокращая себе путь, с Большой Дмитровки на Страстную площадь...».

«Исчезновение» (1981)

УЛИЦА ВЕРХНЯЯ МАСЛОВКА, 1 (1951-1957)

В 1951 году Юрий Трифонов женился на певице Нине Нелиной (ее отцом был художник Амшей Нюренберг) и переехал к ней.

«Георгий Максимович всех пригласил в мастерскую. Надо было пройти длинным общим коридором: справа двери в мастерские, слева общая ванная, общая кухня, общая уборная для всех жителей третьего этажа. Был такой нелепый дом постройки двадцатых годов…».

«Другая жизнь» (1976)

УЛИЦА ГЕОРГИУ ДЕЖА (НЫНЕ 2-я ПЕСЧАНАЯ), 8 (1958-1981)

С 1957 по 1958 год Юрий Трифонов с Ниной Нелиной прожил на Ломоносовском проспекте, 15. Затем Нина обменяла квартиру — этот опыт потом отразится в повести «Обмен» (1969). Район узнается во многих произведениях по отдельным деталям.

«В те времена, лет восемнадцать назад, на этом месте было очень много сирени. Там, где сейчас магазин «Мясо» (улица Вальтера Ульбрихта, ныне Новопесчаная, 14. — «ВМ»), желтел деревянный дачный заборчик <…> Тогда, во времена сирени, жители домика за желтым дачным заборчиком ездили за мясом далеко — трамваем до Ваганьковского рынка...».

«Долгое прощание» (1971)

СЕРЕБРЯНЫЙ БОР, ГЛАВНАЯ АЛЛЕЯ (1930-е — 1960-е)

Там была семейная дача, на которой Юра Трифонов с детства отдыхал. Впоследствии она отошла его сестре Татьяне.

«…мальчик мечтал пойти с отцом на авиационный парад, <…>, как в прошлом году, переплыть на лодке, пройти огородами Строгино и приблизиться к Тушинскому полю вплотную, через картофельные гряды».

«Время и место» (1980)

ПОСЕЛОК СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ, ЮЖНАЯ АЛЛЕЯ, 4 (1964-1981)

В статье «Записки соседа» Юрий Трифонов вспоминал о некоем Коле, который пытался навязывать писателям разные товары, например, «жализо» (железо).

«Олег Васильевич с утра поехал в совхоз разыскивать Митю по прозвищу Жализо или Кривой <…>. А Жализо оттого, что являлся обычно с каким-нибудь торговым запросом, чаще всего заговорщицки тихо спрашивал: «Жализо не надоть?».

«Старик» (1978)