«Зависит от вкуса»: главный режиссер РАМТа Марина Брусникина — о планах на новый сезон и моде на Пушкина

Главный режиссер РАМТа Марина Брусникина рассказала «Вечерней Москве» о планах театра на новый сезон, о моде на Александра Сергеевича Пушкина и его Онегина и о «забытом» Юрии Трифонове.

К закрытию Фестиваля Российского национального оркестра в Московской филармонии театральный режиссер и педагог, заслуженная артистка России, лауреат Государственной премии Марина Брусникина поставила театрально-симфоническую фантазию по роману А. С. Пушкина «Онегин. Сквозь время» на музыку Сергея Прокофьева. Роли Онегина и Татьяны в разные годы жизни исполнили Игорь Костолевский, Ольга Остроумова, Павел Табаков и Юлия Хлынина. «Вечерняя Москва» побеседовала с режиссером.

— Марина Станиславовна, в последнее время Пушкин и «Онегин» в большой моде — «энциклопедию русской жизни», правда, не в стихах, а в прозе экранизировал Сарик Андреасян, полгода назад зрители видели поэта в образе рок-звезды в исполнении Юры Борисова в ленте «Пророк» Феликса Умарова. Чем вы объясняете тягу к переосмыслению Пушкина?

— Я нормально отношусь к трактовкам и интерпретациям, ведь все, что мы видим и слышим, — это трактовки и интерпретации, вне их ничего не существует. Дальше все зависит от вкуса, интеллекта и способности проникнуть в авторский замысел либо открыть в этом авторе что-то новое. Пушкин — важная часть нашего культурного кода, и поэтому осмысливать и переосмысливать его будут всегда. Дмитрий Юровский (дирижер Российского национального оркестра. — «ВМ») пригласил меня сделать вместе с ним программу на музыку Сергея Прокофьева, это малоизвестное сочинение, в свое время композитор написал его для спектакля Камерного театра Таирова, приуроченного к столетию со дня смерти Пушкина, «Онегин» был одной из его настольных книг. В таировском спектакле должны были звучать сольные оркестровые фрагменты — лейтмотивы главных героев, танцевальные номера, драматические музыкальные эпизоды, вокализы и даже канцонетта Онегина на французском. Осуществить замысел тогда не удалось (одна из премьер Камерного театра вызвала неудовольствие наркома Молотова. — «ВМ»), а я сразу согласилась на предложение Юровского, тем более опыт постановки «Онегина» у меня был, я ставила спектакль-концерт «Онегин. Лирические отступления» с Евгением Мироновым и Мариной Александровой. Музыка Прокофьева совершенно удивительна — естественно, она совсем не похожа на музыку Чайковского… Возникла идея, что в спектакле могут быть две пары актеров: взрослые, вспоминающие свою историю Онегин и Татьяна (Игорь Костолевский и Ольга Остроумова), а вторая пара должна была быть молодой, современной — Юлия Хлынина и Павел Табаков читают поэму глазами современных молодых людей, они соотносят происходящее с сегодняшним днем, что-то для себя открывают, спорят и соглашаются.

— Недавно огласили планы РАМТа на новый сезон. В новинках — «Иллюзия» Пьера Корнеля. «Отец» французского классицистического театра считается одним из создателей европейской трагедии нового времени, а вы ставите его комедию.

— Трагедии Корнеля известны, а вот «Иллюзия» — это замечательная, по-моему, комедия: она очень живая, она про счастье, про театральную игру. Она дает много поводов для актерской радости, там замечательный сюжет, объемные роли. Сейчас мы репетируем, занят замечательный актерский состав: Виктор Панченко, Алексей Остяков, Ваня Юров, Андрей Лаптев, Андрей Гальченко, а также много молодых актеров, тех, кто недавно пришел в театр. Премьера спектакля запланирована на 2026 год, секретов раскрывать пока не буду.

— В театре прошел вечер к столетию основателя РАМТа режиссера Анатолия Васильевич Эфроса.

— Настаивали, чтобы вечер Эфроса прошел именно у нас. Он очень много сделал в этом театре, перевернул о нем представление, наши стены его помнят, а, по слухам, я сижу в его кабинете. На вечере Эфроса было много музыки, показали фрагменты по его спектаклям.

— Эфрос писал о том, что режиссеры-шестидесятники изучали в своих студиях и кружках репетиционный метод Станиславского, помогающий созданию натуральности актерского поведения. Можете сформулировать для молодых читателей, что сделал для театра Эфрос?

— Не думаю, что об этом возможно рассказать в формате интервью, сейчас вот в МХАТе этой теме посвящена куча лекций… Разумеется, я не видела, что он делал в Центральном детском театре, но вместе с ним в театр вошли совершенно новые, живые люди, которые заговорили с детьми и молодыми зрителями совершенно другим, живым языком. Сегодня РАМТ — это семейный, небанальный театр, который имеет свою ауру, диапазон, манеру общения. При Эфросе начали ставить пьесы Виктора Розова (благодаря его драматургии произошло становление театра «Современник», открытие таких имен, как Олег Ефремов, Галина Волчек, Олег Табаков. — «ВМ»). Его пьесы — это очень понятные, простые, искренние вещи.

— В декабре РАМТ будет отмечать столетие Юрия Трифонова. «Обмен» и «Дом на Набережной» ставил Юрий Любимов в 1960–1970-е. Сейчас он забытый автор?

— Трифонов — один из моих самых любимых авторов. Сейчас кажется, что он забытый, что для него нет повестки и как будто бы он ушел, но это не так — для целого среза нашей культуры и вообще русской интеллигенции это очень важное имя. Это литература о человеке и его сложности, о содержании времени, о взаимоотношениях сложного человека и времени с таким содержанием. Вроде как такая непомпезная и немасштабная, тихая литература, но настолько это все про нас, настолько талантливо! Надеюсь, Трифонов вернется, потому что сложность человека никуда не делась. Надо сказать, что театры хотят ставить Трифонова. Я, например, хотела, но есть определенная трудность с правами — вдова и сын согласны и дают все права, но есть дочь, которая живет за границей, и с ней все не так просто. Поэтому его и не переиздают — пытались, но был скандал, выплачивали большие деньги.

— Ваши постановки довольно литературоцентричны, и материал самый разнообразный. А когда в прошлом году вышло «Лето Господне», многие удивлялись: Шмелев — и в театре?!

— Существует какое-то представление о театре, что вот так можно, а так нельзя — нетеатрально, что ли. Но театр гораздо разнообразнее, шире, чем все разговоры о нем. Что касается текста Ивана Шмелева, то он как раз очень театральный, потому что там есть все: сюжет, тема, смысл, праздники, радости, горести. Это очень насыщенный материал. Ну да, наверное, эту атмосферу сложно перенести на сценические подмостки. Но мне казалось, что это можно сделать, и я сделала.

— А почему выбрали Шмелева — просто любите «Лето Господне»?

— Абсолютно уникален этот роман. Для меня он стоит отдельно от всей литературы. Никто так не написал про это время, его подробности, детали, смену эпох. Про жизнь как таковую и то, из чего она состоит. Автор как будто прижимается к глазам мальчика, видит ими...

— Как считаете, существует заезженный материал?

— Не думаю. Театр — такое искусство, которое не живет в канонах классического или экспериментального, потому что театр — это про людей, а мы с вами не живем по канонам. Безусловно, существуют определенные тенденции, например, сегодня трудно представить себе на сцене «чистую пьесу» с четвертой стеной, но люди до сих пор ставят Шекспира и Чехова...

— Легко неправильно понять Чехова? Интерпретаций сотни — от «классической» шаблонной говорильни до пластической драмы без слов в костюмах из фильма для взрослых.

— Я сама не так давно сидела на одном спектакле по Чехову, а рядом со мной — дама, театральный критик. У меня волосы дыбом от ужаса, от того, что происходит, а плечом к плечу человек умирал от счастья и хохота. Ну и что тут скажешь? Кто из нас прав? Это нормально.

— А что для вас плохо в театре? Вот прям ужас-ужас.

— Когда спектакль мельче, чем автор. Вот этого я очень не люблю. Когда возникает ощущение, что это Шариков поставил.

— А как вы выбираете темы для постановок?

— Не знаю. Видимо, по велению души. Вдруг возникает что-то, и тебе кажется, что это необходимо сказать. У меня и сейчас есть в загашнике три пьесы, которые, как говорят, сложны для постановки... Но я такой человек, что, если я что-то намечаю, рано или поздно это делаю.