Десятки ролей, сыгранных в лучших отечественных фильмах (и прежде всего у Эльдара Рязанова), принесли ей славу, сделали любимой актрисой нескольких поколений. А вот в театре, где она служит, актерская судьба не столь безоблачна.

Сегодня у Ахеджаковой премьеры случаются только «на стороне» — в антрепризных проектах; в Театре Наций, где она играет в спектакле Андрея Могучего Circo Ambulante; в «Школе драматического искусства», где с ее участием Дмитрий Крымов поставил «Как вам это понравится, или Сон в летнюю ночь» по Шекспиру… В родном же «Современнике» за 35 лет работы Ахеджакова сыграла не так уж много значительных ролей. Поэтому она очень по-своему понимает, что такое актерский успех. Говорит: «Успех — это востребованность».

— Неужели вы считаете себя неуспешным человеком?

— В этом смысле — да. Потому что какой-то маленький творческий успех у меня чаще всего чередуется с годами невостребованности. В театре бывали простои по пять-шесть лет. За все это время — ни одной главной роли. Но бывали периоды и огромной загруженности.

«Квартира Коломбины», «Трудные люди», «Стена», «Крутой маршрут», «Мелкий бес»… Это было время, когда я еще не то чтобы не постарела, но находилась в том возрасте, когда актриса востребована. И в кино тоже ак тивно снималась. А вот между спектаклями «Спешите делать добро» и «Квартира Коломбины» был огромный простой.

— До прихода в «Современник» вы работали в ТЮЗе. Там вы, на ваш взгляд, тоже были не очень востребованы?

— Там была абсолютная невостребованность. Стопроцентная. Вплоть до того, что я играла куриные ноги. У Бабы-Яги была, как известно, избушка на курьих ножках. Так вот эти ноги я играла. Представляете, у тебя даже тела нет, у тебя только ноги куриные.

— Работая в ТЮЗе, вы себя ощущали серьезной, глубокой актрисой?

— Ощущала. Но играла куриные ноги.

— Вы где-то сказали, что вам доставалось от критики. Неужели доставалось? За что?

— За все. Почти за каждую работу. Я не помню ни одного спектакля, за который не получила бы выволочку. Помню, Вера Максимова написала замечательную статью про «Квартиру Коломбины» в «Современнике», но были и те, кто ругал этот спектакль.

Или, когда я еще в ТЮЗе работала, появилась рецензия, где обо мне было написано: «На сцену вышла кривоногая…» Это какойто ужас. Мне даже не хочется перечислять все эти гадости. Вот одна газета написала, что я испортила фильм «Изображая жертву», а Марк Захаров во всеуслышание заявил то же самое по телевизору. Марк Анатольевич сказал, что замечательный фильм получился у Кирилла Серебренникова, но зачем режиссеру потребовалось занимать в этом фильме комедийную актрису. Мол, получился вставной номер. Я так расстроилась. Я обожаю Марка Анатольевича.

Мы как-то с ним взаимно приятны друг другу. Но я не понимаю, зачем он на всю страну сказал такую вещь. За «Персидскую сирень» мне тоже от критики крепко досталось. А уж чего мы с Богданом Селиверстовичем (Ступкой. — «ВМ») наслушались, когда вышел наш спектакль «Старосветская любовь»! За «Селестину» я тоже много чего наполучала. А про Колю Коляду было написано, что он будет гореть на том свете в страшном адском огне за эту пьесу. Коля плакал.

— А если критики похвалили спектакль, это для вас показатель успеха?

— Это относительная поддержка. Такая же исходит от публики, если та принимает спектакль. Мне также важно, что скажут друзья.

Когда мои друзья пришли на «Фигаро», а потом стали сильно его ругать, мне захотелось не играть больше этот спектакль. Хотя я знала, что Женя Миронов на премьере еще не набрал высоту, да и многие актеры, и я в том числе, еще только осваивались в своих ролях.

— Трудно играть в присутствии критиков? Их ведь перед премьерой обычно приглашают на генеральный прогон. И вот сидят они, профессиональные оценщики... Невыносимая аура в зале.

— Ужасная аура. Вообще первые спектакли — это коту под хвост. Первый блин комом обязательно. Потому что ты еще сам не знаешь, что ты сделал. Ты еще не взлетел. И чтобы взлететь, надо проверить эти крылья. Может, с такими крыльями ты и летать-то не можешь. А бывает, друзья за спиной перешептываются или прямо говорят: «Извини, но это очень плохо». И тогда появляется отвращение к роли. В лучшем случае она становится для тебя больным ребенком, которого надо лечить, выхаживать, поднимать на ноги. Причем нередко ты понимаешь, что все это напрасно, что «больному» нельзя помочь — он безнадежен. Но если есть внутренняя уверенность в своих силах, появляется надежда: прорвусь! Тогда наплевать на страхи на сомнения, тогда становится весело и интересно работать. А успех, неуспех — это потом.

— Вы сожалеете о ролях, которые не удалось сыграть?

— Да. Я, например, никогда Чехова не играла. Мне Эймунтас Някрошюс предлагал Шарлотту в «Вишневом саде», а сыграла эту роль другая актриса. Потому что она была продюсером этого спектакля. А Някрошюс замечательный режиссер. Тонкий, нежный. Я его обожаю. Его «Фауст» — это что-то потрясающее. Я после тяжелейшей репетиции нашла в себе силы поехать и посмотреть этот спектакль. Это такая красота, это так пронзительно! Другое актерское существование. Обидно, что не удалось сыграть Шарлотту у Някрошюса. И вот так постоянно. Как только я что-нибудь себе намечаю — все, тогда уж точно никогда это не сыграю.

— Загадывать нельзя?

— Нельзя . Роли должны сваливаться как подарок. Вот так роль Варвары в «Мелком бесе» свалилась на меня. А гоголевскую Пульхерию Ивановну я лелеяла много лет. И сыграла. Спектакль вышел под названием «Старосветская любовь». Все-таки загадывать что-то заранее, может, и не стоит, но как сладко!

ОБ АВТОРЕ

Валерий Выжутович — известный российский журналист, автор полутора десятка книг, лауреат журналистских премий. Работал спецкором «Комсомольской правды», обозревателем «Литературной газеты», «Известий» и «Московских новостей», возглавлял отдел публицистики журнала «Огонек». Вел телепрограммы «Политическая кухня», «Газетный дождь». Сейчас — политический обозреватель «Российской газеты».

Актеры