[b]«Жил на свете рыцарь бедный…» Вообще-то, если признаться честно, то был он не совсем рыцарем. И уж, во всяком случае, не бедным. Владимир Иванович Сидоров появился на свет божий ровно 125 лет назад, 5 января 1880 года по старому стилю (17-го по н. ст.) в селе Нововасильевка Таврической губернии. Отец его был агрономом, человеком довольно состоятельным. И наследство сыну оставил приличное.[/b]А потому к тому моменту, когда никому не известный конторский служащий Владимир Сидоров превратился в поэта-футуриста Вадима Баяна денег у него было вполне достаточно.И домик в городе Александрове (нынешнем Запорожье) был вполне приличный; и средств хватало – и на издание собственных сборников, и на организацию в Крыму Первой Олимпиады русского футуризма с участием новомодных столичных поэтов – Владимира Маяковского, Игоря Северянина и Давида Бурлюка…Очень уж хотелось немолодому по тогдашним понятиям (за тридцать перевалило!) крымскому стихотворцу стать своим в кругах столичной богемы! Кто сегодня помнит об этом соратнике Игоря Северянина и Владимира Маяковского? Разве что читатели скрупулезных справочников и толстых энциклопедий! Не ведал о нем до поры до времени и я. Пока лет сорок тому назад, когда библиоманом и собирателем поэтических сборников начала ХХ века я был еще начинающим, не попалась мне в букинистическом магазине на Сретенке тоненькая книжка… Книжица как книжица. По всем признакам – начало 1920-х годов, хотя года на обложке и не обозначено. Название то еще – «Срубленный поцелуй. С губ Вселенной». На полтора десятка страниц – три автора: поэты Вадим Баян и Константин Большаков, а также литературный критик Мария Калмыкова.Когда книжка тебе интересна, то и об авторах хочется разузнать. Имя трагически погибшего в эпоху «большого террора» поэта Константина Большакова мне было знакомо по упоминаниям в мемуарах и справочной литературе. Но кто такой Вадим Баян? Судя по послесловию, принадлежавшему перу М. Калмыковой, слава его среди современников была громоподобной: [i]«На мир наваливается еще одно тяжелое имя: Вадим Баян. Жутким месяцем из-за позднего горизонта вылез этот великан и «железным хоботом ума» перещупал все грядущие эпохи… В рецепт космизма вмесил уравизм, хронизм и лиризм, и роет новое русло для литературы…»[/i]Как стыдно: прошло всего 40 лет (напоминаю, что история эта для меня началась в середине 1960-х), а мы – любители и почитатели поэзии – не знаем имени Баяна! Его поэма, напечатанная в «Срубленном поцелуе», была посвящена «мильон двадцатому веку», когда на смену выродившемуся человечеству приходит цивилизация... собак![i]Сдыхал двадцатый век под каблуком труда.От топота войны подпрыгивали горы.Зубами хищными сцепились города,И забарахтались народовые своры……Пришло Собачество вспахать свои поляНа пепелище зла и микрочеловеков!..[/i]Земля у Баяна «издыхала», ее обитатели дрались за «воздуха последние баллоны», а немногие блага им приносил «мощный радий», запряженный в «хомуты труда»… Но тогда мне мало что удалось узнать о Вадиме Баяне. И только спустя несколько лет, перелистывая купленную подшивку журнальных приложений к «Ниве» за 1912 года, наткнулся я на объявление о выходе сборника В. Баяна «Лирический поток. Лирионетты и баркароллы» с предисловием сразу трех тогдашних литературных китов: Ф. Сологуба, И. Северянина и И. Ясинского. Видимо, выпрашивать предисловия всегда было особым даром у некоторых литераторов! [i]«Его поэзия напоминает мне прыжки по Луне, подпрыгнет на вершок, а прыжок – аршинный», [/i]– писал в своей части предисловия Игорь Северянин. Уж кто-кто, а знаток «ананасов в шампанском» по части прыжков по Луне должен был быть в курсе дела! Через много лет, в эстонской эмиграции, вспоминая об этом эпизоде, Игорь Северянин напишет: [i]«Владимир Иванович Сидоров (Вадим Баян) – купец из Симферополя… выпустил книгу… Предложил мне написать предисловие. Я написал ровно пять издевательских строк. Гонорар – 125 рублей! Человек добрый, мягкий, глупый, смешливый, мнящий. Выступал на наших крымских вечерах во фраке с голубой муаровой лентой через сорочку («от плеча к аппендициту»). У него имелась мамаша, некрасивая сестра и «муж при жене». Все они, угощая нас, говорили: «Получайте»… Он мне рассказывал, что ликвидировав однажды любовницу, отнял у нее каракулевый сак, им купленный: «Не стану же покупать другого следующей» Непревзойденно!..» [/i]Что и говорить, с женским полом господин Баян был, как он сам признавался в стихах, «беспощаден»:[i]Я сплету ожерелье из женщинНа свою упоенную грудь!..[/i]Дополним этот портрет некоторыми сведениями, накопившимися в моем «досье» за сорок лет, прошедшие со дня покупки «Срубленного поцелуя».Получив гимназическое образование и проработав с десяток лет по разным конторам, а также корректором в типографии, Володя Сидоров решил всерьез заняться поэзией. Деньги, как уже было упомянуто, у него были, а свое первое стихотворение он опубликовал еще в 1908 году.Вот и отправляется Сидоров в 1910 году в Санкт-Петербург, чтобы стать там Баяном. Почему именно такой псевдоним? Ну, во-первых, имя древнего Баяна из «Слова о полку Игореве» было хорошо известно, а во-вторых, как вспоминал Владимир Маяковский (его тоже заинтересовало – откуда ноги растут?), при знакомстве Вадим Баян ответил будущему классику пролетарской поэзии: [i]«К Сидорову рифмы не подберешь, а к Баяну – сколько угодно. Например, находясь в гостях у Тэффи, я сразу писнул в альбом: «Вадим Баян от Тэффи пьян...» Как вспоминал Маяковский, он успокоил своего товарища по поэтическому цеху, немедля предложив рифму: «Господин Сидоров, Тэффи не носи даров…» [/i]Но Баян этой подсказкой не воспользовался…Впрочем, в 1913 году, когда Маяковский собственноручно нарисовал портрет своего приятеля и подарил ему с трогательной надписью, их отношения были довольно близки. А некоторый скепсис по отношению к поэту-домовладельцу не мешал ни Маяковскому, ни его сотоварищам по раздаче [i]«пощечин общественному вкусу»[/i] пользоваться финансовыми возможностями провинциального собрата. Крымское турне футуристов, организованное на деньги господина Сидорова (включая пышные застолья и курортные прелести Южного берега), прошло шумно и весело. При этом стоило только «принимающей стороне» проявить бережливость, как Маяковский тут же (как вспоминает Северянин) начинал возмущаться: [i]«Всякий труд должен быть, милейший, оплачен, а разве не труд – тянуть за уши в литературу людей бездарных?.. Кроме того, мы разрешили вам выступать совместно с нами, а это чего-нибудь да стоит. У нас с вами не дружба, а сделка. Вы наняли нас вас выдвинуть, мы выполняем заказ… Вот и потрудитесь оплачивать счета в отеле и вечерами в шантане, какие мы найдем нужными сделать… Вообще, выдвиг бездарности уже некий компромисс с совестью. Но мы вас, заметьте, не рекламируем – мы лишь даем вам место около себя на эстраде. И это место мы ценим чрезвычайно дорого. И поэтому одно из двух: или вы, осознав, отбросите вашу мелкобуржуазную жадность, или убирайтесь ко всем чертям!..»[/i]Видимо, Вадим Баян осознал свою «мелкобуржуазную сущность», потому как турне продолжалось, и аборигены Крыма могли с удивлением наблюдать процесс распития дорогого коньяка, подаваемого прямо в авто гастролерам…А потом дороги их разошлись. И мера таланта у них была разная, и место жительства оказалось далеко друг от друга: Маяковский щеголял в желтой кофте по столицам, а Баян жил у самого Черного моря, в родном Севастополе.Вспомнили они друг о друге в конце 1920-х годов, когда вдруг начали объясняться с помощью «открытых писем» в газеты. Отчего так? Первым «начал», как известно, Маяковский. Он написал пьесу «Клоп», где одному из персонажей, поэту-халтурщику Олегу Баяну, дал имя давнего приятеля, лишь слегка измененное. Этот отрицательный тип, как пишет в своем открытом письме в «Литературку» Вадим Баян,[i] «в обществе мещан импровизирует двустишье: Олег Баян от счастья пьян, устраивает Присыпкину мещанскую «красную свадьбу» и обучает молодежь стихи писать и танцевать под музыку...»[/i] Нет, не терял, видимо, все эти годы Владимир Владимирович своего бывшего соратника по футуризму из виду; следил за его успехами. Ведь именно в начале 1920-х Владимир Иванович активно занимается общественной жизнью: заведует Литературной студией Черноморского флота (учит писать стихи) и издает книгу «Кумачовые гулянки», где (как пишет сам Баян) [i]«создает для деревенской молодежи образец красной свадьбы… с танцами и гармониками…»[/i] А тут еще и подаренную когда-то приятелю рифму (Сидоров – даров) Маяковский использует сам в стихотворении «Лицо классового врага».Это самое «лицо классового врага» могло дорого стоить его обладателю в ту р-р-революционную эпоху! Но, как говорится, обошлось. А газетная перепалка была вполне в духе тех скандальных времен: все друг с другом объяснялись, и почти все – публично. Да и был этот скандал больше на руку «обиженному прототипу», чем Маяковскому: пусть ругают, лишь бы не забыли (сколько народу и сегодня живет по этому нехитрому принципу!)… Все, в общем, остались при своих: Маяковский стоит в бронзе посреди своей бывшей площади, а Вадим Баян увековечен в набранных петитом примечаниях к собранию сочинений классика.Сам же «прототип», перебравшись в середине 1920-х в Москву, как говорят, совершенно забросил литературу. Он прожил в столице еще много лет; умер 29 марта 1966 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище. А рядом с памятником «поэту-космисту» стоит скромный камень с именем Марии Калмыковой, урожденной Сидоровой, той самой «некрасивой сестры» и критика, которая – по родственному! – пророчила когда-то автору «Срубленного поцелуя» звездную славу…[b]На иллюстрации: Уже не прототип, а герой «Клопа» Олег Баян.[/b]