Нина Гребешкова: Гайдай мне до сих пор помогает...

Когда она сказала маме, что выходит замуж за Гайдая, та только руками всплеснула: «Ой, Нина, Нина! Неужто никого лучше не нашла? Он же совсем больной! Ты ведь ребеночка захочешь, а от осинки не родятся апельсинки!» А она мамы не послушалась. И никогда об этом не жалела. Они прожили вместе сорок лет — в квартире у станции метро «Аэропорт».

Там, где до сих пор на полках стоят его любимые Чапек, Джером К. Джером, Олеша, Ильф и Петров, Зощенко… Она и сейчас бережно хранит в шкафу его костюмы, дубленку, «шапку Мономаха» (ее подарили коллеги на 50-летие). И еще — стулья из знаменитого «гамбсовского» гарнитура. После «12 стульев» Гайдай выкупил четыре запасных и поставил в кабинете.

Их любовь началась во ВГИКе. 25-летний фронтовик и 17-летняя москвичка оказались на одном курсе. Нина заинтересовалась им не сразу.

— Мне же было 17 лет, он значительно старше, — вспоминает Нина Павловна. — Такой серьезный, в очках... К тому же староста курса, Сталинский стипендиат. Доброжелательный и без столичного лоска. Но не могу сказать, что сразу в него влюбилась. Я его стеснялась. Но стоило ему войти — чувствовала его просто кожей.

Она задумывается…

— Если честно — замуж выходить не хотелось. Мне казалось, что это глупо. А ухажеров было много. За мной ухаживал Володя Иванов с 4-го курса, лауреат Сталинской премии — он сыграл Олега Кошевого. Еще меня встречал у института взрослый летчик. Передавал Лене: «Скажите, что Гребешкову ждут». Он знал, что Леня с моего курса. Леня входил и говорил: «Гребешкова, к тебе хахаль пришел».

Перелом в их отношениях произошел, когда Гайдай стал репетировать «Отца Горио» Бальзака. Он предложив ей сыграть дочку Горио.

— Я на француженку походила мало, но Леня видел меня не такой, какой я была в реальности. В этом отрывке мне надо было целоваться с Феликсом Яворским. Я заявила, что это будет только на генеральной репетиции.

Леня удивился: «Может, ты никогда не целовалась?» А она действительно была воспитана целомудренно.

Потом был «Егор Булычев» Горького. Гребешкова — Антонина. Гайдай всегда ставил в расписание ее отрывок последним. И как-то предложил проводить ее до дома.

 — Мы пошли пешком — от ВДНХ до «Кропоткинской», до моего Гагаринского переулка. Зима, снег, я на каблуках… Мерзли, но было интересно: Леня рассказывал и о фронте, и о Монголии, где ему пришлось объезжать лошадей, и про свой Иркутск… Так они пробродили целый семестр по Москве.

— Прямо как Шурик с Лидой в новелле «Наваждение» из «Операции «Ы», — смеется Нина Павловна. — И чем больше мы с ним общались, тем больше я его жалела — как-то чисто по-женски. К тому же вид у него был по утрам непрезентабельный: рубашка несвежая, синяки под глазами… Я же не знала, что после наших ночных прогулок он опаздывал на последнюю электричку. И оставался ночевать на вокзале. А утром сразу бежал в институт.

Когда мы прощались, просто чмокались в щеку. Никаких взрослых поцелуев. И вот в один прекрасный день мой кавалер вдруг заявляет:

— Что же это мы все ходим, ходим — давай поженимся.

Я восприняла это как шутку:

— Давай.

И — забыла. На следующий день он интересуется:

— Ну что, паспорт принесла?

— Это еще зачем?

— Мы же жениться собирались!

— Ладно, потом принесу.

Она не восприняла его слова серьезно.

— Мы были как Пат и Паташонок, — улыбается Нина Павловна. — Он высокий, я маленькая. Леня говорил: «Нинок, большую женщину я не подниму, а маленькую буду на руках носить!» Она и сейчас убеждена, что такое галантное отношение к женщинам он впитал от родителей, которых очень почитал.

Отец, Иов Исидорович, украинец, сосланный еще в царские времена в Сибирь, работал экономистом, мама Мария Ивановна вела хозяйство в городке на границе с Китаем — Алексеевске (ныне Свободный). — Моя мама сначала встретила его без особого восторга, — вспоминает Нина Павловна. — Она ведь хорошо знала моих однокурсников, все они не были москвичами, и мама их подкармливала: приглашала на обед. Вот только Леня у нас никогда не обедал — стеснялся. А ведь у него был больной желудок, и ему горячее было нужнее, чем другим.

Когда я сказала маме, что выхожу замуж за Гайдая, она качнула головой:

— Ты считаешь, что у него нет недостатков? — У каждого человека есть недостатки! — Вот что я тебе скажу, дочка. Если ты сможешь всю жизнь мириться с его недостатками — выходи. Но если ты собираешься его перевоспитывать — напрасно теряешь время.

Но потом они искренне полюбили друг друга, продолжает Гребешкова. Мама варила ему, как язвеннику, овсяный кисель.

— Как-то Леня мне даже заявил: «Зря я тебя в жены выбрал, ты меня все время ругаешь. Надо было на Екатерине Ивановне жениться».

Я прошу Нину Павловну рассказать о свадьбе.

— Свадьба была скромная, дома, у нас в коммунке. Долгое время многие и не подозревали, что мы поженились.

Пришли родственники, соседи, студенты… Мы сняли комнату. Леня получал 800 рублей стипендии. А я уже снималась, у меня были свои деньги. Леня обиделся, что я не взяла его фамилию.

Но народ уже знал меня как Гребешкову. И он смирился. А еще мне казалось, что Гайдай — фамилия красивая, но непонятно: то ли мужчина, то ли женщина… Гребешкова задумывается.

— Тогда я считала себя хорошенькой. И вот как-то мы собираемся встречать Новый год в Доме кино. Я сшила новое платье — красное, с золотыми бантиками. Декольте, туфли на шпильке. Чувствую, очень даже ничего. Захожу при всем параде к Лене, который сидит и грызет, как червь, свои книжки.

— Ну как?

— Хорошо (без восторга).

— Нравится тебе?

— Нинок, ты должна понять, что ты некрасивая.

— Я?! Зачем же ты на мне женился? Я должна быть для тебя самой красивой — тем более в новом платье!

— Знаешь, Нинок, у тебя столько своих достоинств... Не надо казаться, надо быть самой собой.

Мне это все было странно. Сначала я его спрашивала еще:

— Лень, ты меня любишь?

Он делал глаза больше очков:

— А что, об этом надо говорить?

— А как ты думаешь? Женщине приятно слышать, что ее любят.

— Нина, ты еще многого не понимаешь.

Ревновал ли Гайдай? Оказывается, да.

— Леня оказался очень ревнивым, — вспоминает Гребешкова. — Я это чувствовала. Я говорливая, а он молчун. Всегда слушал. У него все откладывалось, я же все выплескивала наружу. И если он видел, что у кого-то ко мне явный интерес — то молча переживал. Сам же… был очень обязательным человеком. Очень порядочным.

Изменял ли он мне? Мне это было неинтересно. И ему, думаю, тоже. Хотя он был очень увлекающимся. Любил всех своих героинь — наслаждался эксцентричностью Селезневой, прелестью Варлей.

И я не ревновала, а как бы влезала в его шкуру. Я ему все разрешала. Пользовался ли он этим — мне неизвестно. Одно знаю точно: он очень любил красивых женщин. Но издалека — из-за своей застенчивости. Например, мы едем с ним в метро. Он говорит мне:

— Посмотри, какая красивая женщина!

— Сейчас выйдут, я посмотрю (в вагоне было много народу).

— Смотри сейчас, а то она тоже выйдет! Он нагибается ко мне, ахая:

— Нинок! Да ты же ничего не видишь! Как же ты живешь?

Как и в каждой семье, у них случались критические моменты. И вот однажды…

— Я взмолилась: «Лень, все. Устала. Больше не могу. Все на мне. Ты занимаешься творчеством, тем, что тебе интересно. А я, как вол, везу весь дом. Я уезжаю к маме».

Он молчал, молчал... А потом тихо так говорит: «Ну как же ты не понимаешь: если ты уйдешь, я погибну...»

И она не ушла. А потом наступало воскресенье. И он ранним утром появлялся с цветами.

— Обычно это были красные розы. Я ругала его, что он тратит деньги. Зимой цветы были дорогие.

Гребешкова задумывается.

— Жить с ним было нелегко. Трудный человек. Не такой, как все. И эту «особенность» нужно было любить и уважать. А иногда — и страдать от этого. Он же никогда не скандалил, а просто замыкался в себе. Молчал. А я гадала, что же случилось. Если я кого-то критически обсуждала — он вставал и молча выходил. Я однажды спросила: «Почему?» Он ответил: «Я не хочу видеть тебя такой». Ему были неприятны любые сплетни. Когда я говорила про кого-то, что этот человек подлец, он убегал от разговора. Я неслась вслед:

— Ты послушай!

— Ну, хорошо. Не приглашай его в гости. Не пей с ним чай.

Ну не убивать же его! Мое счастье, что я поняла, что переделать его не только невозможно, но и не нужно.

Он такой родился — со своим эксцентричным мышлением, восприятием мира, отношением к людям.

Они прожили вместе сорок лет. Сегодня она подводит грустный итог: — Не могу сказать, что я его любила. Но ценила безмерно. Я понимала, что он уникален. Единственный в своем роде. Так, как он — не может больше никто.

А «любить»… Мне не нравится это слово. Можно любить борщ. Или кофе. Или падающий снег. У меня было другое. Такое щемящее нежное чувство. Если ему было плохо — мне было просто не по себе. Например, когда люди без юмора обижали его какими-то идиотскими рецензиями. Кстати, он и меня иногда осаживал, когда я заводилась:

— Нинок! У тебя, оказывается, нет чувства юмора.

Это было самое большое оскорбление. И тогда я замыкалась. Хотя и понимала, что он говорит несерьезно.

...В ноябре 1993 года Гайдая не стало. Он умер на руках жены от воспаления легких, тромбоэмболии легочной артерии и сердечной аритмии. А ей остались дочка, внучка и его смешные фильмы.

— Я счастливый человек. Когда умер Гайдай, у меня было 60 картин, а сегодня почти 90! И это опять-таки благодаря Лене: люди, которые любят и уважают моего мужа, приглашают меня сниматься. Я чувствую, что он следит за мной оттуда. Иногда даже слышу его шаги по квартире. Уверена, он до сих пор мне помогает…

ФИЛЬМЫ РЕЖИССЕРА ЛЕОНИДА ГАЙДАЯ, В КОТОРЫХ СЫГРАЛА НИНА ГРЕБЕШКОВА

«ТРИЖДЫ ВОСКРЕСШИЙ» (1960) Начинающий режиссер Леонид Гайдай снял эту драму по пьесе Александра Галича. Нина Гребешкова сыграла роль Зои Николаевны.

«КАВКАЗСКАЯ ПЛЕННИЦА, ИЛИ НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШУРИКА» (1966) 80 миллионов зрителей за год. Гребешкова в фильме — медсестра скорой.

«БРИЛЛИАНТОВАЯ РУКА» (1968) Один из самых популярных фильмов в истории нашего кино. В нем Нина Павловна сыграла жену Горбункова.

«НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!» (1975) Фильм по произведениям Михаила Зощенко состоит из трех новелл. Нина Гребешкова сыграла жену Горбушкина в первой из них. Киноленту за один год посмотрели 50 миллионов зрителей.

«ЗА СПИЧКАМИ» (1980) И снова роль жены — Хювяринена. Ироничную повесть финского писателя Майю Лассилы Леонид Гайдай снимал совместно с Ристо Орко.

«СПОРТЛОТО-82» (1982) Комедия стала лидером советского кинопроката. Нина Гребешкова сыграла роль Клавдии Антоновны, тетки главного героя.

«ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ» (1985) Герой Леонида Куравлева Спартак Молодцов постоянно «влипает в истории». Гребешкова сыграла коллегу Молодцова.

«ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ, ИЛИ ОПЕРАЦИЯ «КООПЕРАЦИЯ» (1989) Настоящая криминальная комедия «времени перемен» о рэкете и коррупции. Жену Пухова — похищенного кооператора — сыграла Нина Гребешкова.

ЦИФРА

18 кинолент снял Леонид Иович Гайдай как режиссер. В 15 кинокартинах он был также автором сценария.

НЕУЗНАВАЕМЫЙ АКТЕР

Леонид Гайдай снимался в некоторых своих фильмах в разных образах — как правило, в крошечных эпизодах. Так, например, в новелле «Наваждение» он в начальных кадрах выходил из института. В «Иване Васильевиче» в сцене, где Шурик подбегает к магазину радиотоваров, закрытому на учет, мимо него проходит бородатый гражданин в шляпе и очках — ну кто узнает в нем Гайдая? А в «12 стульях» предстал в образе архивариуса Коробейникова.

ВОПРЕКИ ПЕРЕЖИТОМУ

Война сыграла в жизни Гайдая определяющую роль. Иногда кажется, что он, фронтовик, ходивший в разведку и бравший «языков» до тех пор, пока не подорвался на мине и чуть не остался без ноги, снимал свои фантастически ясные, солнечные фильмы вопреки именно ей — бессердечной, ледяной войне. На самом деле ранение мучило Гайдая всю его жизнь. Он не любил говорить об этом, не жаловался, но периодически кость воспалялась, из ноги выходили осколки.

«КТО НЕ РАБОТАЕТ, ТОТ ЕСТ!» И ДРУГИЕ ПРЕМУДРОСТИ

Каждый фильм Гайдая приносил зрителям очередную порцию крылатых фраз, мгновенно «уходивших в народ». Некоторые из них уместно вспомнить:

● За чужой счет пьют даже трезвенники и язвенники.

● Нет такого мужа, который бы хоть на час не мечтал стать холостяком.

● Жить — хорошо! А хорошо жить — еще лучше!

● Тост без вина — все равно что брачная ночь без невесты.

● Наши люди в булочную на такси не ездят!

● Все, что нажито непосильным трудом, все погибло: три магнитофона, три кинокамеры заграничные, портсигар отечественный, куртка замшевая...