Мышкой Мышку хозяева, махровые буржуа, назвали с досады. Серой мастью (при электрическом свете окрас, впрочем, казался рыжим) и поджарой статью она выделялась на фоне своего помета – чистокровных персов, белоснежных, мохнатых, с вдавленным профилем. Персов хозяева продавали за бешеные деньги на специализированных выставках: все лучше, чем горбатиться на заводе. Обнаружив среди новорожденных белых комков, чмокающих у брюха мамки, неведомую серую зверушку, глава дома первым делом крикнул: «Мышь!». А вторым (когда разобрался), хотел смыть котэ в биде – за явным неимением коммерческих перспектив. Но потом то ли отвлекся, то ли испугался спровоцировать засор; у ленивых французских сантехников в тот день была по обыкновению забастовка. В общем, кошка Мышка осталась жить при доме.

Ну, насколько это жизнью можно назвать. Сокорытников кормили отборной печенкой, свежайшей телячьей вырезкой и морскими деликатесами, чей запах тревожил особо. А Мышку – унизительно сухим кормом. Утро братьев и сестер начиналось с расчесывания, педикюра и (это при полной идентичности лап!) маникюра. Муки, испытываемые при этом животными, компенсировались дополнительной пайкой очищенных лобстеров и обильной хозяйской лаской. Мышка же росла неухоженной (на что, впрочем, не сетовала) и недоласканной – а потому диковатой. Спала она в «ашановском» пакете в кладовке (а братья с сестрами в отдельной комнате на тюфячках). А когда не спала, гуляла сама по себе по дому, стараясь лишний раз не попадаться никому на глаза и ухом не ведя на хозяйское «мину-мину» (так странно, представьте себе, подзывают во Франции котов, когда дают пожрать).

«Она в семье своей родной казалась девочкой чужой», сказал Пушкин как будто про нее. А добавив: «Мышь - кошка, русская душою!», был бы опять прав (Пушкин вообще бывал не прав считанные разы – например, 27 января, когда стоило охолонуть, не ехать ни на какую Черную речку, остаться дома и просто написать что-нибудь грустное или сердитое). Действительно, с младых когтей чувствовалось в Мышке русское; что сходу определил бы, случись рядом, любой толковый кошатник-почвенник. Причем это касалось не только внешности (ее прабабка как-то согрешила с видным представителем дворово-бойцовой породы из эмигрантского семейства). Блуждая по дому, Мышка периодически втыкала в телек, особенно когда показывали хоккей. Хоккей, как известно, при случае смотрят все коты, совсем не понимая в правилах, а просто заинтересованно наблюдая на экране маневры аппетитных пестрых фигурок.

Но у Мышки были свои приоритеты – матчи с участием российской сборной. В отличие от противников, уж больно быстро, глаз сломаешь, мельтешивших на льду вдогонку за маленькой круглой ерундовиной, красно-синие фигурки двигались неспешно, плавно и красиво. С кошачьей, что Мышке было особо приятно, грацией. К сожалению, элегантная русская сборная быстро исчезала из сетки чемпионата. Импонировала Мышке и известная по выпускам новостей любовь российского президента к самым разным животным: стерхам и щукам, коалам и амурским тиграм. Кошек рядом замечено не было – но это потому, с замиранием почему-то сердца думалось Мышке, что до сих пор не попался достаточно интересный, как-то о себе заявивший усато-хвостатый экземпляр. Но и до простой Мышки дотянулась русская любовь. «Слава России! – однажды воскликнул хозяин, войдя в кухню с тяжелыми от провизии сумками. - Она ввела ответные санкции! У ленивых французских фермеров по обыкновению забастовка! Они собрались на площади, скандалят, но позволяют разбирать нераспроданные излишки своей продукции!». В тот раз Мышке досталась хорошая порция гусиного паштета.

Ночами во французском пакете ей снились сны о далекой России, где много-много бесплатных деликатесов, возможно любое чудо, и героиней новостей, чем черт не шутит, потеснив курс валют и банковский кризис, может надолго стать обыкновенная кошка. Так грезилось глупенькой Мышке, и ее лапки дергались во сне, поскольку мозг посылал им команду, что они бегут, не проваливаясь, по снегу, блестящему на солнце великолепными коврами под голубыми небесами.

«Да какой автобус! У нас евро осталось только на дьюти-фри! До аэропорта километров восемь пехом! Час быстрым ходом!» - выдернул однажды кошку из полудремы на карнизе зычный мужской голос, кричавший на языке Пушкина, странно ей понятном. За увешанным клетчатыми сумками мужчиной поспешала крепко сбитая женщина, на плечах и в руках у которой поклажи было, пожалуй, не меньше. Аэропорт Шарля Де Голля и впрямь располагался поблизости: в простодушном отрочестве Мышка трактовала пролетавшие над домом самолеты как птичек, норовила прыгнуть за ними, потом всячески ругала себя, но возбуждалась на «боинги» снова. «О, кошак! Чисто наш, приморский!», - завидев на карнизе второго этажа Мышку, одобрительно крикнул мужчина. Он, не сбавляя хода, немедленно достал прямо из кармана крупный кусок колбасы и позвал: «Кыс-кыс-кыс!».

Тут Мышка будто окончательно пробудилась – да не от полуденного сна, а от всей своей прошлой пошлой жизни. И так маняще было это «Кыс-кыс-кыс!» (это вам не «мину-мину»), так чарующ колбасный запах (турист из Владивостока Иван Петрович, законно не доверявший лежалым хамонам, запас «останкинской-сырокопченой» имел при себе достаточный), что собственные дальнейшие поступки позже казались кошке Мышке невозможной фантасмагорией. Прыжок с карниза. Подкрепляемый кусками Ваниной колбасы марш-бросок до Шарля-Де-Голля. Ноги-ноги-ноги в аэропорту. Запах-запах-запах, приведший ее грузовой отсек самолета. Выгрызание колбасы из сумки. Баюкающий рев турбин. Снег во сне, и снег наяву, когда Мышка выпрыгнула на взлетную полосу во Владивостоке и, поджимая лапы, устремилась к светящемуся в ночи зданию аэропорта. А там (Иван Петрович был потерян и легко забыт) – к просторному прилавку магазина, где все было как в парижских грезах. Много морских деликатесов, и все бесплатно, и все без охраны, и все для нее одной. Из магазина сытая, довольная и лоснящаяся Мышка вышла звездой всероссийской величины.

Менеджер хоккейного клуба «Адмирал», выключив телевизор, хлопнул себя по лбу и понял, чего (а вернее, кого) его парням не хватает для победы – и это была не скорость. Юрий Куклачев распорядился срочно освободить в цирке персональную гримерку. Питерские коммунисты достали из сейфа незаполненный бланк партбилета. Бывший главный санитарный врач Онищенко заявил, что на месте кота так поступил бы каждый. Простые россияне справедливо решили, что не сошелся свет клином на курсе доллара, и есть вещи поинтереснее.

А Иван Петрович, немедленно признав в кошке парижскую знакомую Мышку, выпил по этому поводу, закусил «очаковской», велел жене размораживать говяжьи ноги для холодца и отправился за елкой. Приближался новый год.

ОБ АВТОРЕ

Сергей Синяков - кинокритик и икона стиля. Любит кататься на велосипеде, гулять по кладбищам, танцевать под популярную музыку и смотреть на поезда.

ПОЭМА О КОТЕ

Автор - обозреватель "ВМ" Борис Войцеховский

У дворовых котов жизнь черна, словно ночь –
Не дают ни котлет, ни люляки,
Не погладят по шерстке, не смогут помочь,
Если вдруг надерут уши в драке.
«Жизнь - есть боль», - размышляют такие коты,
«Боже мой, - по утрам стонут кошки, -
Вот состаримся. Кто принесет нам воды?
Кто притащит в постель кильку в плошке?»
Жизнь дворовых котов – это вызов и бой,
Где участники сплошь неизвестны,
Хоть… нашелся однажды кошачий герой,
О котором слагаются песни.
Был он сер, неказист и слегка распушен,
Был он гордым, как сокол, хоть нищим,
Но на днях он нажрал на один миллион
Рыбной снеди (а, может, на тыщи). (полный текст)