Позитивная музыка Леонида Агутина

В преддверии столичных концертов Леонид Агутин рассказал «Вечерке» о своих музыкальных пристрастиях и планах на будущее.

- В первом полугодии у тебя был довольно плотный гастрольный график. Это следствие нынешнего кризисного периода, когда желательно обеспечить себе определенную «финансовую подушку»?

- Кассовыми концертами в России ее обеспечить трудно. А заказных выступлений сейчас очень мало. В теперешней ситуации о «подушке» речь вообще не идет. Просто есть необходимость в работе. У меня в коллективе 24 человека. Это не только те, кто на сцене, но и техники, административный персонал. Все они взрослые, семейные люди, и мне не хочется, чтобы они от меня уходили. Это раз. А второе, музыка — моя профессия, ничего больше я так хорошо делать не умею. Теоретически еще много чего могу, но начинать реализовывать себя в другой области, наверное, поздновато.

- А где бы ты еще теоретически мог себя проявить?

- Вероятно, мог бы быть режиссером, учитывая мое высшее образование. Но менять свою профессиональную жизнь, не имея достаточных навыков, наработок и опыта, в 47 лет просто глупо.

- Хорошо бы, как Селин Дион или Элтон Джон, подписать многолетний контракт с одной площадкой, да?

- В России, к сожалению, «ласвегасов» нет. Так что вся надежда на гастроли.

- Прямиком из Майами, где у тебя дом, сложно отправляться на работу, к примеру, в Барнаул?

- Сложно, конечно. Но, как говорилось в известном анекдоте, «не ужас, ужас, ужас». И потом, я ведь гастролировал в тех же местах и 20 лет назад. Тогда было значительно хуже и с сервисом, и в целом с инфраструктурой.

- В этом году можно отмечать десятилетие твоего альбома Cosmopolitan life, записанного с одним из лучших гитаристов мира Элом Ди Меолой. Ты как-то сетовал, что он остался незамеченным...

- Да даже для Европы этот проект казался почти безнадежным, поскольку не ясен был его формат. И не джаз, и не поп. Я придумал определение «поп-фьюжн».

Cosmopolitan life настолько нестандартный, что у него нет конкретного массового потребителя. Но не запиши я его тогда, всю жизнь бы себя за это корил. И сегодня за него бы взялся, появись продюсер, который станет заниматься им так, как десять лет назад занимался я.

Сам я сейчас физически и морально к такой деятельности не готов — он стоил мне двух лет серьезных усилий. Зато сегодня я знал бы, что изменить или добавить в такой альбом, чтобы он прозвучал и здесь. Для начала — надо сделать хоть одну песню с русским текстом.

- С Ди Меолой ты единственный раз выступал и на знаменитом фестивале в швейцарском Монтре…

- Где, как позже понял, допустил досадную ошибку. На сцене Эла посадили с гитарой где-то сбоку, на стульчике. Меня поставили в центр с микрофоном, исключительно как вокалиста. За весь вечер я ни разу к клавишам не прикоснулся. Короче, какой-то эстрадный сет получился. Я не опозорился, сыграли мы хорошо, но шанс остаться в обойме исполнителей, которых периодически вновь приглашают в Монтре, упустил.

Теперь доказывать, что могу иначе — бесполезно. Хотя потом, на совместных концертах с Меолой в Штутгарте и Риме мы играли подругому. И недавно выступали в Австрии, где половину концерта провели с ним в инструментальной перекличке, тут все сразу встало на свои места.

- Поп-исполнитель, пожалуй, наиболее зависим от стереотипов, консерватизма и привычек публики?

- Конечно. Музыка — в основном продукт идеологический. Все структурировано. Подросток в широких приспущенных штанах слушает рэп. Мотоциклист в проклепанной коже — рок. Те, кому за 50 — ретромузыку, то есть — исполнителей своей молодости. Иначе тебе с ровесниками или коллегами нечего будет обсуждать. Дерзкого, модного юношу, вдруг слушающего Леонида Агутина — просто засмеют. Потому что это не круто. И я когдато, в свои двадцать, не слушал Льва Лещенко. Даже не задумывался: нравятся мне его песни или нет. Просто не принято было в моей среде их слушать. Для большинства людей музыка — фон. Сравнительно немного тех, для кого приоритетно качество произведения, а не его стиль.

Сейчас я могу слушать Creedence Clearwater Revival и одновременно отметить удачную песню, скажем, у «Иванушек». Или сказать, что Костя Меладзе — прекрасный композитор и продюсер, сделавший удачный проект.

- Но для души ты всегда выберешь «Криденс», а не произведения своих коллег по сцене. Не представляю, сколько должен выпить Агутин, чтобы по собственной инициативе врубить в домашней обстановке, скажем, «ВИАгру»?

- Хорошие слова про Костю сказал не потому, что он мой коллега и нужно друг друга хвалить. «ВИАгра» действительно мудрый проект, абсолютно просчитанный, но сделанный «от чистого сердца». Но я просто не слушаю стопроцентную поп-музыку вообще. У меня другие предпочтения: Ришар Бона, Jamiroquai, классический рок… Хотя когда был помоложе, и Boney M слушал.

На моих концертах, кстати, хотя бы раз бывали все наши известные рок-музыканты. У нас есть профессиональное взаимопонимание. А что касается определений… Я не стану меняться лишь потому, что в обществе эпитет «рок» предпочтительнее, чем «поп». У меня образ солнечного человека, который делает позитивную музыку.

- При твоей солнечности, тяге к ритмам теплых морей и океанов ты, на мой взгляд, редко обращаешься к регги. Эстрадник Александр Барыкин в свое время едва ли не ставку делал на этот стиль.

- У меня немало попыток делать регги. Например, есть хорошая песня «Белый камень». Это совсем чистый регги, даже продвинутый, смешанный с фанком. У нас, наверное, я первый такое сделал. Но эту песню, конечно, не взяла ни одна радиостанция, поэтому ее мало знают.

Но вообще регги в программе не должно быть много, иначе он становится монотонным. Исключение — Боб Марли. А вот вспомни, допустим, популярную британскую группу UB40. Больше трех-четырех песен подряд ее слушать трудно. Помню, был «заказник» в Турции для наших олигархов. Я работал в первый день в маленьком зале на местном аппарате.

И там все было спокойно, по-домашнему, мы же типа свои. А на следующий день приехали UB-40 с двумя трейлерами оборудования.

Им построили огромную сцену на большой площадке open-air. Собралась вся светская публика, дамы в вечерних нарядах. Через полчаса после начала концерта ко мне подошел один из подвыпивших заказчиков мероприятия и попросил: «Леонид, а вы не можете сейчас еще раз выйти, спеть? А то я уже эту группу слушать не могу…».

- Вы с Анжеликой даете немало интервью о вашей семейной жизни, демонстрируете свой быт, новую квартиру. Это часть пиара?

- Так получилось, что изначально наш дуэт был построен на правде и искренних личных отношениях, и это стало, в самом хорошем смысле, бизнесом. Многие наши песни полюбились публике не только потому, что они удачные, но потому что мы исполняем их как муж и жена. Поэтому мы не стыдимся показывать публике что-то из своей семейной жизни. Тем более что все равно впускаем в нее до определенной степени. Хотя, безусловно, мы еще и загнаны в обстоятельства. Все хотят шоу на диване в тапочках, с детьми и домашними животными. Ничего с этим не поделаешь. Но мы стараемся избегать пошлости.И, поверь, отказываемся от многих предложений, на которые могли бы согласиться, если бы у нас совсем не было совести и вкуса.

- Одна твоя дочь выросла и живет в Европе, другая растет и живет в Америке...

- В какой-то степени они исполнили мою мечту. Я с детства хотел быть гражданином мира, был космополитично настроен, и советские границы меня душили. Но с детьми так получилось случайно. Специально я им такую судьбу не выстраивал. Что я при этом потерял? Возможность общаться с дочерьми чаще, чем это происходит сейчас.

Зато они свободные люди, знают мир, говорят на нескольких языках. Старшая, Полина, уже совсем европейский человек. Младшая, Лиза, — американка и по образу мышления, и по музыкальным пристрастиям.

Она сейчас много занимается музыкой, поет, записывается. В то же время с годами у дочерей проявляется интерес к русскому языку, русской культуре. Все постепенно приходит.

- В прошлом году ты активно высказывался в соцсетях по актуальным политическим событиям. Потом, почитав различные комментарии, как мне кажется, решил от публичного высказывания собственного мнения воздержаться?

- Именно так. Перестал писать на украинскую тему вообще. Бессмысленно. У меня совсем не черно-белая позиция по этому вопросу, но я все сказал. А неоднозначная позиция сейчас неприемлема. Ты тут же становишься врагом для всех. К сожалению, время для конструктивных бесед до сих пор не наступило.

- У тебя многое связано с Юрмалой. В начале 90-х ты становился там лауреатом конкурса, много лет входил в жюри «Новой волны», два года назад большим концертом отмечал там свое 45-летие. Сожалеешь, что в этом году «Новая волна» уйдет из зала «Дзинтари»?

- Сожалею. Это очень уютное место с прекрасной атмосферой. Но, возможно, фестиваль найдет какие-то новые формы, раз уж так сложились обстоятельства.

ДОСЬЕ

Леонид Агутин родился 16 июля 1968 года в Москве. Музыкой занимается с шести лет. Служил в пограничных войсках. Высшее образование получил по специальности «Режиссер-постановщик театрально-массовых представлений». Гастролировал по республикам СССР в составе известных коллективов и в качестве «разогревающего» артиста. В 1994 году его первый альбом «Босоногий мальчик» становится хитом, и к певцу приходит слава. На сегодняшний день среди звезд эстрады Агутин является одним из рекордсменов по числу полученных им премий «Золотой граммофон». С 2012 года стал членом жюри и наставником в музыкальном проекте Первого канала «Голос». Заслуженный артист Российской Федерации.

ОБ АВТОРЕ

Михаил Марголис – Журналист, обладатель премии «Овация» и «Чартова дюжина», автор биографических книг о звездах эстрады и рока.