Роман войны и моря. Судьба корреспондента «Вечерней Москвы» Владимира Рудного

Еще до того, как стать журналистом, Володя Рудный задумал роман о море. Вывел на листе заглавие «Морской роман», потом первую фразу: «Капитан приказал свистать всех наверх!». Она же оказалась последней. На большее автора не хватило — все-таки ему было 10 лет, и жил он в сухопутнейшей Туле.

Роман неожиданно получил продолжение спустя 18 лет, причем из морского стал военно-морским. 1 июня 1941 года корреспондент «Вечерки» Владимир Рудный отправился в командировку по Прибалтике. Эстония, Литва и Латвия вошли в состав СССР меньше чем за год до этого. Хотелось увидеть, как изменилась жизнь во вчера еще «буржуазных» республиках.

22 июня застало очеркиста в Таллине. Какой журналист в такой момент согласился бы вернуться в Москву? А Владимир Рудный к тому же всю жизнь мечтал об армейской службе. Однажды он уже рвался на войну — на Советско-финскую. Его не взяли. Неужели и теперь не пустят? В тот же день Владимир Александрович отправился в штаб Политического управления Краснознаменного Балтийского флота (Пубалт) и спросил, не найдется ли для него дела.

— Вы умеете гневно писать? — спросил его полковой комиссар Кирилл Добролюбов.

— То есть как?

— Чтобы хотелось бить, бить и бить?

Фрагмент из фронтового дневника Владимира Рудного / Фото: Из архива

Первый же фельетон Рудного издали отдельной брошюрой. А журналисту выдали командирское удостоверение личности с пометкой: «Зачислен в КБФ 22 июня 1941 года». В сентябре он прибыл на полуостров Гангут (Рудный говорил, что этот устаревший вариант названия нравится ему больше, чем Ханко, звучит мужественнее).

Статьи Рудного печатались в «Красной звезде» и «Правде», но и родную газету он не забывал — в месяц выходило несколько его материалов. В «Вечерке» к его подписи добавляли: «спецвоенкор на действующем флоте».

2 декабря 1941 года на последней странице «Вечерки» вышло необычное сообщение — благодарность московским и ленинградским работникам связи «за оперативную передачу материала с полуострова Ханко». К сожалению, о чем речь — непонятно. Последний материал, подписанный именем Владимира Рудного, — очерк о принявшем героическую смерть краснофлотце «Рапорт Макатахина» — появился 21 ноября.

О падении Гангута «Вечерка» не сообщала. Правда, в том же номере от 2 декабря, где напечатана благодарность, на первой полосе есть заметка без подписи «Смелый налет балтийцев» со ссылкой на ТАСС и указанием, что она передана 1 декабря. В ней говорится, что две небольшие группы моряков на одном из участков Ленинградского фронта совершили смелый ночной налет на деревню Р., занятую врагом. Может быть, заметка об этом маленьком успехе должна была хоть чуть-чуть облегчить горе от известия от отступлении с Ханко — и потому ей придали такое значение?

В апреле 1942 года Владимир Рудный перешел в газету «Красный флот», ближе к концу войны стал ездить в командировки и по освобожденным территориям Украины и Белоруссии, а затем и Восточной Европы. Пилоты, прорывавшиеся в тыл врага на тяжелых бомбардировщиках, дважды брали его с собой. В январе 1945 года Рудного тяжело контузило под Будапештом. В 1944 году он получил орден Отечественной войны II степени, а через полгода после Победы — и орден I степени.

После войны морская тема не отпустила Владимира Александровича. Он публиковал книгу за книгой: повесть «Гангутцы», документальные очерки об адмиралах Иване Исакове и Николае Кузнецове. Но одной только работой писателя-мариниста он не ограничился.

В 1956 году Владимир Рудный участвовал в редколлегии альманаха «Литературная Москва», в котором публиковались дерзкие по тем временам статьи и произведения опальных авторов (например, впервые после долгого перерыва появились стихи Марины Цветаевой). В том же году вышел роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», тоже вызвавший скандал. Рудный, заместитель парторга Московского отделения Союза писателей, сумел в обход своего начальника организовать многолюдное обсуждение новинки в Доме литераторов.

 Актриса Наталья Рудная (справа) — дочь нашего коллеги, а Авдотья Смирнова — его старшая внучка / Фото: Екатерина Чеснокова/РИА Новости

Все это стоило ему первого инфаркта. Но и после него он не утратил смелости и интереса к авторам, которых пытались вытеснить из советской литературы. Когда в конце 1960-х годов началась кампания против еще не уехавшего из страны Александра Солженицына, Лидия Чуковская прятала его рукописи у Рудного на антресолях. А когда на писательском партийном собрании хотели принять резолюцию, осуждающую Солженицына, Владимир Александрович громко высказался против.

В последние годы жизни Владимир Рудный упорно боролся за права моряков ледокольного и торгового флота, участников советских арктических конвоев. У них в военных билетах значилось: «В Отечественной войне не участвовал». Как будто их не стерегли немецкие подлодки, не приходилось им отбивать атаки с воздуха, будто не вступали они в реальные бои (как ледоколу «Сибиряк» — с тяжелым фашистским крейсером «Адмирал Шпеер», прорвавшимся в Карское море). И с помощью влиятельных военморов Рудный добился своего — этих моряков приравняли к участникам войны.

Незадолго до своего 70-летия Рудный был в Архангельске, у знакомых ветеранов флота. Ему рассказали, что в местном издательстве к 40-летию Победы готовится книга «В конвоях и одиночных плаваниях», попросили написать к ней послесловие. Разве мог он отказаться? Но вместо послесловия в книге пришлось напечатать очерк под названием «Память о Владимире Александровиче Рудном». 18 января 1984 года морской роман Владимира Александровича оборвался на полуслове: старого газетчика настиг четвертый инфаркт. Наверное, это был один из немногих случаев, когда он не успел сдать текст в срок.

ДОСЛОВНО

Владимир Рудный

(Из книги «Действующий флот», 1965)

...каждой командировки за пределы Москвы, да еще в районы, почти приравненные к загранице, мы добивались с боем. Въезд в Прибалтику разрешался по особым пропускам, и один из наших сотрудников воспользовался таким пропуском, чтобы купить и вывезти оттуда в Москву малолитражную автомашину. <...> В новых республиках все было дешевле, чем у нас. Но мы, молодые люди сороковых годов, презирали тех, кто замечал там лишь эту разницу <...> А вот Наумиков — так мы называли владельца малолитражки — всех нас подвел. И мы наградили его новой кличкой: «барахольщик», звучавшей так же позорно, как некоторое время спустя «дезертир».

Наш редактор*, он был третьим после тридцать седьмого года, не любил обращаться в инстанции за пропусками для корреспондентов <...>. После случая с Наумиковым он и вовсе зарекся о ком-либо хлопотать. Мне повезло: в ту весну открывалась новая морская пассажирская линия Ленинград — Таллин — Ханко. В газетах, а тем более в нашей, обожали открытия — малые и большие <...>.

Я ловил себя на том, что хочу, чтобы все было как у нас. Шофер не понимает, почему у него отобрали четырехтонный грузовик — я смотрю на него с прищуром и беру в кавычки его слова: «По непонятным причинам». Откуда у честного шофера собственный грузовик?! Он жалуется: легковые такси оставили частникам, а вот его грузовик отобрали. И я возмущаюсь: почему, действительно, тут терпят частников-таксистов, заглядывающих при расчете с пассажиром в табличку соотношения кроны и рубля на данный календарный день... <...>

Фрагмент из фронтового дневника Владимира Рудного / Фото: Из архива

21 июня <...> я купил билет на поезд, уходящий из Риги в Каунас, и решил зайти на почтамт. Там меня ждала срочная телеграмма: редактор предлагал прервать командировку и немедленно вернуться в Москву. <...> Я позвонил в Москву и спросил у редактора, в чем дело. Ничего не объясняя, он сообщил, что отдел печати ЦК предложил вызвать всех корреспондентов из Прибалтики. <...> Редактор заикался, но в минуты наибольшего волнения он произносил каждое слово четко и раздельно. Он сам говорил, что освоил такой прием полтора года назад, когда ему пришлось внезапно прочесть вслух предназначенный для экстренного выпуска нашей газеты текст знаменитого «радио перехвата» — сообщения о создании революционного финского правительства во главе с Куусиненом**; попробуйте-ка без запинки произнести два десятка незнакомых фамилий с дублированными гласными!.. <...>

Я вспомнил: все же я газетчик, и надо бы сходить на телеграф <...> сообщить в редакцию о решении остаться на флоте. Иначе могут уволить за прогул и отдать под суд <...>, ведь в нашей редакции существует Рая Кривелева!.. Она носила кожаную куртку и красную косынку двадцатых годов, и никто не знал, как и откуда Кривелева у нас возникла. Писать она не умела, добывать материал или править заметки других — тоже. Зато она умела клеймить.

Когда вышел Указ об уголовной ответственности за двадцатиминутное опоздание и за прогулы***, она потребовала, чтобы и в редакции на алтарь дисциплины была принесена устрашающая жертва. Если нарушителей нет, то их надо найти. Должны найтись!.. Когда я уезжал, она, прищурясь, напутствовала: «Тоже за малолитражкой?» Я понимал: если не будет официального документа, ничто не спасет меня от Кривелевой, даже опережающая все газеты корреспонденция о войне, даже поход с флотом в побежденную Германию <...>. Обещав послать в редакцию телеграмму, Добролюбов сказал:

— Не бойтесь. За прогул не уволят. Не та война.

* Позднов Михаил Михайлович.

** 1 декабря 1939 года на Карельском перешейке, занятом СССР во время Советско-финской войны, была создана подконтрольная Советскому Союзу Финляндская Демократическая Республика. Сообщение об этом было передано со ссылкой на «радиоперехват». Главой правительства и министром иностранных дел был назначен финский коммунист Отто Куусинен (1881–1964), а среди министров были также Тууре Лехен (1893–1976) и Пааво Прокконен (1909–1979).

*** Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Наталья Рудная, актриса:

— Много лет он молчал. Не писал. А в самые последние годы его как прорвало. То, что он стал писать, мне очень нравилось. Нравился стиль. Нравилась легкость письма. Не говоря о содержании. Пусть это нескромно с моей стороны так оценивать мало кому известные папины очень небольшие книжки-очерки.

И еще. Он очень любил помогать. Дома — маме. Мне — с дочками, которых просто обожал, носил на руках и все время шутил с ними, играл, вел, играя, серьезные разговоры и постоянно фотографировал, делал изумительные портреты. И умер он, помогая кому-то со сценарием о подводниках. Повез рукопись к адмиралу подводного флота Щедрину. Тот жил на «Речном вокзале». И папа вышел на обратном пути из троллейбуса на площади Маяковского, зашел в стол заказов магазина «Фрукты-Овощи», чтобы по литфондовским талонам получить заказ для внучек... и там умер. Было ему семьдесят лет и три месяца.

Авдотья Смирнова, режиссер:

— У Володеньки (мы называли его именно так) в кабинете на шкафу стоял макет корабля. И была морская сабля с полосками на рукоятке. И рында — не настоящая, а сувенир. И в боцманскую дудку он давал мне посвистеть. Но когда Володенька работал, заходить в кабинет было нельзя. Сначала он сидел, писал. Потом оттуда доносился стук машинки: его почерк могла разбирать только Лидинька — бабушка. А потом из редакций привозили гранки — влажные, на специальной бумаге.

Когда мне исполнилось лет 8, он стал давать мне почитать заметки и очерки перед публикацией. Один очерк, про подводников, начинался с описания поднятия флага. Я сказала, что было бы красиво, если бы он и начинался, и заканчивался этим же. И он переставил этот абзац в конец. Было страшно обидно, что он не сделал все так, как я хотела. Я вообще была в детстве очень обидчива. А он говорил: «Где же твое чувство ю»? Именно так: «чувство ю».

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Бомба для редактора

75 лет назад, тяжелой осенью 1941 года, редакция «Вечерней Москвы» была почти безлюдной — одни сотрудники ушли на передовую, другие уехали в эвакуацию. А газета выходила — с той же периодичностью, в том же объеме. Делать «Вечерку» в прифронтовом городе остались семь человек. Одним из них был заместитель главного редактора Виктор Орлов (1903-1978), отец известного прозаика Владимира Орлова. Память о нем сохранилась в рассказах его родственников и материалах семейного архива.(далее..)

Великая учительница — газета. Покупатели «Вечерки» зачитывались фельетонами Льва Славина

28 октября исполнилось 120 лет со дня рождения советского писателя Льва Славина. По его произведениям поставлены фильмы «Два бойца», «Интервенция». В 1920-1930-е годы он был одним из самых активных и популярных авторов «Вечерки». Лев Славин прожил долгую и благополучную жизнь, много печатался. Но нам удалось обнаружить в московских архивах и неопубликованные материалы, связанные с его биографией, в том числе с работой в «Вечерней Москве».(далее..)