Живые статуи – это модно. Это в духе времени. Не вчера они появились на улицах Москвы, но прошедшим летом на изваяния из плоти и крови случился бум. И не важно, что сейчас за окном дождливая осень, она – лишь короткая передышка. Специалисты по организации праздников обещают: предстоящие зимние корпоративы снова накроют столицу девятой волной спроса на живые статуи. Новогодний чес не только у Киркорова бывает. Алебастровые атланты, золоченые нимфы с арфами и мускулистые гладиаторы цвета серебра с примесью бронзы в интересных местах – тоже не лишние на этом празднике жизни. В чем же секрет успеха живых статуй, кто они, эти люди-истуканы, и каково это – быть скульптурой стоеросовой?

Бог и милиционер

Для того чтобы заглянуть в закулисье мира живых скульптур Москвы, пришлось принести жертву. Ей стал обозреватель «Вечерней Москвы» Андрей Объедков, который по моему скромному замыслу должен был перевоплотиться в древнегреческого бога виноделия Бахуса. Кругленького, покатенького, с выдающимися щечками и благостным выражением на застывшем лице. Типаж, однако.

– Хочу сделать из тебя живую статую, – заявила я тоном, не допускающим возражений, кокетливо хлопая ресницами. – Ты же не против?

– Нет, – поторопился согласиться Андрей, даже не попытавшись выяснить подробности аферы. А надо было.

Забегая вперед, скажу, что Бахуса из него не получилось. Улыбчивая девушка с розовыми волосами Ксения Шерман, менеджер и гример праздничного агентства «Мурашка шоу», срезала мои фантазии на взлете. По присланному заранее фото «объекта» она оценила фронт работ и, как специалист по превращению хороших людей в неподвижные скульптуры, засомневалась. Фронт оказался широким.

– Ну не зна-а-аю, – обидно протянула Ксения, изучив все параллели и меридианы лица и фигуры Андрея. – Какой же это бог? У нас все боги до 52-го размера. Попробуем сделать из него игрушечного солдатика. Знаете, зеленые такие раньше были.

Тем более ты в полиции раньше служил / Фото: Максим Аносов, «Вечерняя Москва»

Слово «зеленые» смешно защекотало где-то в области солнечного сплетения, но Андрею сообщать о «смене масти» я на всякий случай не стала. Велика убеждающая сила трепещущих ресниц, но зачем нервировать человека. Солдатиком, мол, будешь – стойким и оловянным, и все.

– Тем более ты в полиции раньше служил, – добавила я еще один аргумент в пользу выбранного образа, когда вполне погожим осенним утром мы с Андреем шагали в одну из столичных гримерок перевоплощаться.

– В милиции, – поправил коллега.

– Как тебя, кстати, туда занесло? – стала я развивать «околомилитаристскую» тему, «разминая клиента».

– Случайно. Мы с начальником ОВД в одном доме жили. В Мичуринске, – признался бывший милицейский майор, он же будущий зеленый игрушечный солдатик, Андрей Объедков и затих, погрузившись в былое и думы. – А вообще, я учителем русского языка хотел быть.

Пытка гимнастеркой

Между тем мы пришли. Гримерка – хоть картину пиши: идеальный творческий беспорядок: шляпы (мужские цилиндры и дамские – с перьями, кружевами и голубями), маски из папье-маше на стенах, в центре комнаты большущий черный чемодан-кит, набитый театральными костюмами, женский манекен – вешалка с золотой головой Анубиса, статуэтки, подсвечники, зеркала, шкатулки, шелковые подушки. Каждая вещица – как нитка в недовязанном узорчатом носке. Потяни за одну, и гармония расползется петля за петлей.

– Рождение живой статуи начинается с костюма, – взяла быка за рога Ксения, перебирая пакеты с одеждой, стопками сложенные на стеллажах, и время от времени кидая беглые взгляды на Андрея. – Одежду заранее красят в нужный цвет. Белый, золотой, зеленый. Обычными аэрозольными красками. Это придает ткани фактуру, делает твердой, похожей на камень. О, это должно подойти.

Розововолосая девушка извлекла на свет солдатскую гимнастерку о трех пуговицах у горловины (внимание, надевать через голову!) и с хрустом расправила. Помните анекдот про Чапаева и стоячие носки? Верх костюма нашего будущего солдатика, словно сделанный из плотного мятого картона, мог бы составить с ними комплект. Цвет – истошно зеленый. Не гимнастерка, а пропитанный краской жеваный панцирь. Андрей, увидев его, посчитал нужным предупредить, что носит 62-й размер одежды. Очень не вовремя. Выхода у бывшего товарища майора было два – утрамбовываться в 52-й или бежать.

– Голова пройдет, все пройдет, – смирился Объедков и обреченно поднял руки вверх. Гимнастерку пришлось натягивать на него, как чехол от зонта на танк.

– Выдыхай, выдыхай, еще, – командовала я, и мы с Ксенией рывками дергали одежку за полы. – Раз- раз. Пошла- пошла- пошла, мо-ло-дец! Дыши. Если можешь.

Недорядовой Райн к гриму готов / Фото: Максим Аносов, «Вечерняя Москва»

Слегка побледневший Андрей улыбнулся: дескать, милые дамы, все в ажуре, жизненные функции нарушены не фатально.

– Теперь штаны, – размечталась я (вот смеху-то будет), но Ксения, как опытный создатель живых статуй и гуманист, приняла волевое решение: «Не дам! Порвутся». Но компенсировала разочарование ноу- хау, скрепив два покрашенных зеленым коротких солдатских ремня в один длинный. На него нанизала флягу и украсила получившимся «кольцом Сатурна» Андрея. Подумаешь, две бляхи – одна на пузе, другая на пояснице, недорядовой Райн к гриму готов.

Закрасить каждую пядь

Это самая важная часть превращений – нанесение театрального грима. Чтоб цвет кожи живой статуи точно соответствовал колору наряда, гримеры часто смешивают разные краски. А потом густо смазывают все, что плохо торчит из-под одежды.

– Мы стараемся придумывать костюмы, которые максимально закрывали бы тело, – выдала профессиональный секрет Ксения Шерман и макнула губку-спонж в зеленый грим. – Все, что остается, закрашиваем. Андрей, предупреждаю, грим будет везде: во рту, в ушах, в волосах. Готовы?

Андрей был всегда готов. Как позже выяснилось, сыграть живую статую ему – раз плюнуть: он-де на театральных подмостках не новичок. Еще школьником блистал на сцене Мичуринского драматического.

– Было дело, гримировался, – пустился в воспоминания из разряда «плавали, знаем» Объедков, натягивая на голову «волосы» будущего изваяния – плотный чепчик без макушки все того же зеленого цвета, придуманный, чтобы раскрашивать шевелюру не целиком, а «по кантику».

– Кого играл? – спросила я из приличия, ожидая услышать в ответ что-нибудь банальное.

– Дерево, – серьезно сказал Андрей. Уел.

А хоть бы и так. Тоже плюсик в карму, поскольку, по словам Ксении Шерман, к человеку, необученному азам актерского мастерства, мир людей-скульптур жесток. Праздничные агентства в случаях форс-мажора, конечно, набирают народ по объявлению (для студентов и безработных это возможность получить от 2 тысяч рублей за час), но актеры со «скульптурным» опытом все же в приоритете (их гонорар уже 3,5–4 тысячи). Стоять неподвижно в образе дано не каждому. В этом деле тоже навык нужен. Через десять минут начинают затекать конечности, через 15 – нестерпимо болеть спина, а шевелиться нельзя, улыбаться-чесаться-сморкаться – ни-ни, есть-пить, в туалет приспичило – терпи. Никакой мимики, взгляд – в одну точку (всегда по углам горизонта и никогда на что-то конкретное). Прохожий, идущий мимо статуи, не должен заподозрить, что это подделка. Все для того, чтобы достичь должного эффекта.

– Самый кайф в неожиданности, – пояснила менеджер и гример, методично перекрашивая щеки, лоб, нос, подбородок и шею Объедкова из телесного в зеленый. – Идет себе человек, ничего не подозревает, и вдруг статуя говорит «здравствуйте!», или протягивает руку, или приветственно машет. Это весело.

Ради таких шуточек живых скульптур заказывают на большие вечеринки для встречи гостей. Это очень по-буржуазному. Стоит, скажем, а-ля гипсовая красавица Афродита в фойе на постаменте, томно сложив руки в застывшей позе, смотрит невидящим взором вдаль, белоснежная тога «окаменелыми» складками свисает с обнаженного плеча. Вокруг – персоны разной степени важности ходят, любуются произведением искусства. Прибывают все новые и новые гости. И вдруг изваяние кладет кому-нибудь изящную руку на плечо, а минут через 10, когда суматоха уляжется, подмигивает, еще через 10 – меняет позу или томно вздыхает. Дамы от неожиданности взвизгивают, кавалеры всхрюкивают, а потом все дружно хихикают.

Шрек, да и только

– Вы, Андрей, на улице стоять будете, на людей не смотрите, – стала напутствовать Ксения Шерман сидящего напротив зеленого человечка, когда загримировать осталось только мочки объедковских ушей и левое нижнее веко. – Проходить мимо кто-нибудь будет – отдавайте честь. И не трогайте лицо, грим сотрете.

Перевоплощение человека в «каменный» истукан – дело кропотливое / Фото: Максим Аносов, «Вечерняя Москва»

Кстати, живые статуи, как правило, работают парами – как раз для того, чтобы следить за товарным видом друг друга. Случись чего, подкрашиваются – грим у них всегда с собой. Скульптур-одиночек контролируют менеджеры агентства. Перед началом «сеанса» и если выпадет перерыв, актеры присылают «на базу» селфи или связываются с гримерами по видеосвязи. Получив ЦУ насчет цельности образа, где стерлось – подмазывают, где съехало – поправляют. Одна погрешность в гриме, и можно считать, миссия провалена. Потому-то перевоплощение человека в «каменный» истукан – дело кропотливое и обычно занимает от полутора до двух часов. Благодаря профессионализму и человеколюбию Ксении Шерман мы управились минут за 50: все-таки Андрей Объедков в гимнастерке на десять размеров меньше – это большой зеленый стимул поторопиться.

– Готово! – объявила девушка и чуть откинула голову, оценивая сидящее напротив Нечто сочного изумрудного цвета. Нечто, хоть и улыбалось, но, судя по всему, устало: предательски помутневшие глаза, сильно выделяющиеся на зеленом фоне, кричали о пощаде. Нечто терпело. Сразу видно, настоящий полковник, хоть и майор.

Сразу видно, настоящий полковник / Фото: Максим Аносов, «Вечерняя Москва»

– На Абажа похож из «Королевства кривых зеркал», – засомневалась я в успехе нашего предприятия. – Или на Шрека.

– Это потому что у него лицо нетипичное. Идеальные живые статуи, а в особенности солдатики, получаются из людей с точеными чертами лица – с острыми прямыми носами, квадратными скулами. Не наш случай, – объяснила Ксения, но отчаянию не поддалась – нахлобучила Андрею на голову солдатскую каску, купленную когда-то в военторге, и всучила в руки, на которые предварительно натянула тряпичные перчатки для хозяйственных нужд, вымазанные зеленой краской, большой игрушечный автомат. – Все, можно идти в люди.

Товарищ майор поспешил обуться «в свое» (солдатской обуви ему тоже не перепало). Улица – пусть, люди – все равно. Полглотка свежего воздуха (или насколько там почти пластмассовая гимнастерка позволит развернуться легким?) – вот что ему было в тот момент нужно больше всего.

Все, можно идти в люди / Фото: Максим Аносов, «Вечерняя Москва»

Мертвая мимика

«Замри», «не улыбайся, «смотри вдаль», «да не улыбайся же!» – болели мы с Ксенией Шерман за зеленого Андрея, которого для начала «установили» в кустах. Чтоб пристрелялся.

– С кем вы разговариваете? – полюбопытствовала проходящая мимо женщина лет 45. А когда увидела Объедкова, целящегося из зарослей в невидимого врага, охнула. – Он что, пластилиновый?

– Почти, – буркнула я, – круглый просто.

Он что, пластилиновый? / Фото: Максим Аносов, «Вечерняя Москва»

Андрей разразился хохотом, распугав голубей. Не реагировать на реплики окружающих, смешки, сохранять, говоря профессиональным языком живых статуй, «мертвую мимику» бывшему актеру Мичуринского драмтеатра было труднее всего. Но он справился. Постоял неподвижно на аллейке в сквере, у входа в продуктовый магазин поудивлял людей, в подземном переходе попрятался за углом, отдавая честь, как учила Ксения, и уже через час зеленый солдатик в каске, привыкнув к вниманию, смотрел на мир пустыми глазами истукана. Лицо его ничего не выражало, разве что чуточку патриотизма. Правда, застать врасплох никого не удалось. Лишь парень на гироскутере шарахнулся, увидев Нечто с автоматом, но быстро сориентировался, показал Объедкову язык и укатил вдоль по улице. Утонченного выхода в свет тоже не получилось. Нагатино-Садовники – это вам не проспект Вернадского.

Как учили: проходить мимо кто-нибудь будет – отдавать честь / Фото: Максим Аносов, «Вечерняя Москва»

– А почему он зеленый? – дыхнул свежим перегаром классический алкаш в спортивной куртке и с тряпочной сумкой, полной тары. – Я тоже хочу. Можно поучаствовать?

– Идите, товарищ, вам хватит, – вежливо отказалась я от инициативного статиста.

– А почему не шевелится? Не живой, что ль? – женщина без возраста, представившаяся Натахой, с нестандартной прической (полголовы стрижены «под мальчика», а дальше – волосы до пояса), в сером свитере крупной вязки, старых джинсах и с тощей дворнягой на поводке, уставилась на Андрея. – Или живой? А сколько он может так стоять? Почему весь зеленый, а штаны черные? Мне мой сказал, иди глянь, на улице мужик зеленый стоит, может, памятник новый, так День Победы прошел давно. На солдатика игрушечного похож, в детстве были у брата.