Новогодние персонажи у нас как на подбор: добрые, а главное— щедрые. А вот в Европе все не так однополярно: в канун праздника дома посещают не только дарители, но и настоящие монстры.

Даритель и губитель

В детстве, когда мы писали письма Деду Морозу, уверяя, что вели себя хорошо и достойны новой игрушки, главный страх заключался в том, что аргументы о нашей добропорядочности не убедят старика и под елкой окажется не что-то желанное, а кусачий шарф. Но даже если так случится, мы знали, что в целом праздник все-таки состоится: будет вкусно и весело. И в целом Новый год и Рождество у нас всегда были милыми семейными праздниками, наполненными ожиданием добрых чудес.

В Европе же еще в прошлом веке для детей все обстояло иначе: предвкушение праздника смешивалось с паническим ужасом... Представьте: город Вена конца XVI века. Сочельник. Погода прекрасная и самое время бежать на улицу, поиграть, но маленький Ганс с утра себе места не находит. Приближается вечер, и с каждой минутой выражение ужаса все отчетливее проступает на его бледном лице. Проходя мимо иконы Николая Чудотворца, он каждый раз украдкой крестится и с мольбой смотрит на святого. Что же случилось? Да ничего особенного. Просто Ганс в этом году вел себя плохо: мучил кошку, дергал Гретту за косичку и даже спер пару кульков лакричных конфет из кладовой, как только мама зазевалась. В общем, грехи не сказать чтобы смертные, но Ганс знает — нет ему прощения. Ведь едва пробьет полночь, как в одни ворота Вены войдет святой Николай (предтеча нынешнего Санта-Клауса. — «ВМ») и станет раздавать подарки детям, которые, не в пример Гансу, могут назвать себя послушными, а в другие, цокая копытами, прошмыгнет Крампус… Похожий на русского черта, весь покрытый густой шестью, рогатый, то и дело выпускающий из мерзкой пасти раздвоенный язык, Крампус будет шастать от дома к дому, вынюхивая, где живут непослушные дети, и как только святой Николай покинет город, он начнет пробираться в их комнаты. Тех, кто шкодил немножко, он отстегает розгами, запас которых всегда при нем. Ну а самых непослушных сцапает, закинет в мешок, унесет к в логово, где съест, утопит или отправит в преисподнюю.

Мама с папой целый год твердили Гансу, что отдадут его Крампусу, если он не исправится. Да видно уж поздно… Не миновать ему встречи с чудовищем. Вам смешно, быть может, а вот детям, жившим в то время, точно было не до шуток. В сочельник проказники старались держаться поближе к огню, к родителям, ведь пока хороших мальчиков и девочек одаривает Санта-Клаус, их подкарауливает свирепый Крампус.

Он, вероятно списанный внешне с древнегреческих сатиров и наделенный всеми атрибутами дьявола, еще в начале XVII века так прочно укрепился в рождественской мифологии южноевропейцев, что дети уже и представить себе не могли святого Николая-дарителя без жестокого и беспощадного Крампуса. Спустя века, уже в наше время, этот жуткий персонаж вовсе не канул в Лету, а… стал всеобщим любимцем, правда, приобрел комические черты.

Пятого декабря в Австрии мужчины наряжаются в Крампусов и ходят по улицам, позвякивая цепями и колокольчиками, пытаясь напугать детей. Это день так и называется — День Крампуса. И хотя использование этого откровенно дьявольского образа под давлением католической церкви несколько раз — в 1930-х, 1950-х и начале 2000-х — пытались запретить, а тамошние психологи не устают дискутировать, допустимо ли пугать детей этакой чертовщиной, австрийцы на это откровенно плевали. Чтут традиции.

Чертова дюжина и кот с ними

Исландская мифология тоже богата на причуды. Никого внешне похожего на Деда Мороза у них нет, зато есть Йоласвейнары, которых также называют Йольскими парнями (Йоль — языческий праздник середины зимы, который впоследствии заменило Рождество).

Йоласвейнары приходят по очереди в канун Рождества. Их можно было бы сравнить с рождественскими эльфами Санты Клауса, но в отличие от этих довольно симпатичных полуросликов, они уродливы, проказливы и вечно голодны. Например, один из них, Стеккьярстейр (в переводе что-то вроде «палка в овчарне) ходит на костылях, дергает овец за хвосты, доит их без санкции хозяев. Глюггагайир (смотрящий) — подсматривает в окна, чтобы спереть, что плохо лежит.

Кертасникир (свечник) преследует детей и гасит их сальные свечи, которые потом ворует и ест. Еще есть Мисколиз, Ложколиз, Горшколиз, предназначение которых , абсолютно совпадает с именами (Мисколиз еще может куснуть за свесившуюся с кровати пятку). Остальные парни занимаются примерно тем же — крадут, что плохо лежит, едят, что вкусно пахнет.

Но при этом Йоласвейнары приносят подарки. Детям, которые вовремя делали уроки, хорошо учились и переводили бабушек через дорогу, они кладут в ботинки конфеты и фрукты, а любителям смастерить рогатку — камни, уголь и картошку. И если бы дело ограничивалось лишь чертовой дюжиной шкодливых братьев, исландскую рождественскую мифологию можно было бы считать вовсе безобидной.

Но у Йоласвейнаров есть мать — великанша Грила, которая ворует детей, которые не хотят есть манную кашу с комочками и просятся на ручки. А еще она становится все выше каждый раз, когда где-то кто-то в Исландии капризничает. У Грилы есть Йольский кот.

Ничего так кот, ростом с корову, поедает детей. Причем не тех, что плохо себя вели, и даже не круглых двоечников, а тех, у кого к наступлению Нового года не появилось шерстяной обновки.

Как говорится, было бы за что… Разумеется, и у этого шерстяного недоразумения есть своя история. Исландцы испокон веков были потомственными овцеводами, и осенняя стрижка овец была семейным делом первостепенной важности. После этого всей семьей нужно было собираться и прясть, катать шерсть, вязать вещи.

А детям, понятно, вместо этого хотелось играть. Видимо, тогда-то и родилась эта чудная сказка о Гриле и ее черном коте. Сынок, дескать, не острижешь сегодня пяток овец, шерстяных носков тебе не видать и кот на праздники без человечинки не останется. Ей-богу, более эффективной мотивации к праведному труду придумать сложно…

Черный Пит

А судьба этого новогоднего персонажа настолько сложна, драматична и глупа, что не знаешь, пожалеть его или посмеяться. Черный Пит — помощник голландского Синтаклааса, который выполняет за начальника самую грязную работу: спускается в печные трубы с подарками. Оттого лицо его всегда черно. А еще у него черные кудрявые волосы, широкий нос, большие глаза и полные губы. Ну, вы поняли, с виду он типичный уроженец Зимбабве.

Когда-то давно у Черного Пита было еще одно занятие: пороть непослушных детей кнутом (такая облегченная версия австрийского Крампуса), пока Сантиклаас рассовывает по башмакам примерных ребятишек пряники. Но время шло, и эта функция Черного Пита как-то подзабылась.

А драма в том, что, начиная со второй половины прошлого века, образ Пита начали осуждать. Это явно были недалекого ума граждане из той же братии, что пыталась запретить книжку Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна», как оскорбительную для чернокожих. Аргумент один: «Почему у белого Санты черный слуга?» Ярые борцы за права чернокожих подняли такую бучу, что даже ООН в 2013 году сдалась перед их напором, осудив образ Черного Пита как расистский.

Голландцы, обычно в первых рядах идущие в бой под флагом толерантности, взбеленились, послали всех к черту и попросту придали Черному Питу статус культурного наследия. Дескать, осуждайте, а менять мы ничего не собираемся. В общем, Санта и Пит до сих пор путешествуют по Нидерландам и радуют детишек.

Гусиная нога

Но самый, пожалуй, жуткий рождественский персонаж был придуман в Баварии, где тамошние жители по сей день рассказывают о нем нашкодившим детям. Психику скольких детей повредила эта история, достоверно неизвестно, но вряд ли кто-то из нас в детстве предпочел бы ее привычным родительским страшилкам о бабайке.

Мало того, что у дамы по имени Перхта жуткая гусиная нога, так она еще и ходит в канун рождества по домам, вглядываясь в лица спящих детей. Если она видит, что они слушались маму и мыли ноги перед сном, то утром дети найдут в ведре серебряную монетку. А если они весь год вели себя из рук вон плохо, пусть пеняют на себя.

Перхта (внимание!!!) распорет их животы и набьет соломой...

Кстати, есть и итальянский вариант Перхты. Зовут ее Бефана, и методы ее куда более гуманны. Хорошо себя вел — получи конфетку, плохо — уголек. Забавное все-таки существо человек. Вот в Деда Мороза не верит, но — парадокс — знает, что он существует. Вполне официально. Знает даже, где и как его найти.

В новогодние чудеса тоже вроде как не верит. Но снова и снова каждый год втайне надеется, что чудо с ним произойдет. И ни в одного из вышеперечисленных персонажей тоже, разумеется, не верит. Но, прочитав этот текст, ночью лишний раз не спустит ногу с кровати. Мало ли...

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Александра Баркова, специалист по мифологии, кандидат филологических наук:

— Образ Деда Мороза сложился уже в СССР, и потому вокруг него относительно немного легенд и преданий. Есть, правда, мнение, что Дед Мороз — это Мороз Трескун из славянской мифологии , но это неправда. Это абсолютно разные образы.

КСТАТИ

— У японского аналога Деда Мороза — доброго божества Санта-Куросу есть пара глаз на затылке. И хотя использует их он исключительно, чтобы примечать хорошие поступки, зрелище, наверное, не для слабонервных.

— В Румынии в XIII–XIV веках перед Рождеством дома обвешивали чесноком и прятали сельхозутварь. По легенде, стригои (мертвые грешники, вампиры) могли завладеть вилами и топорами крестьян и нападать на людей. Самым эффективным средством против нечисти являлся, разумеется, чеснок.

— Перед Новым годом часто можно услышать шутку, дескать, у нашего Деда Мороза есть внучка, а у Санта-Клауса — только олени. Это вовсе не так. Санта давно женат на пожилой даме миссис Клаус. Придумали этого персонажа аж в 1849 году, так что эта семейная пара вполне могла бы принять участие в нашей акции «Не семья, а золото»