Так получилось, что день рождения театра «Школа современной пьесы» и день рождения его основателя — режиссера Иосифа Райхельгауза не сильно разнесены во времени. Поздравив именинника, мы задали ему несколько вопросов.

— Иосиф Леонидович, театр вернулся в свое историческое здание на Трубной площади. Рады этому?

— Конечно. Теперь у нас три сцены — «Эрмитаж» на 400 мест, «Зимний сад» на 200 мест и «Белый зал» для камерных постановок на 50 зрителей: это своего рода экспериментальное поле. Так как сцены независимы друг от друга, зритель может выбрать, куда идти. Запланирована «Летняя сцена» на 800 мест — мэрия Москвы сделала нам этот подарок в честь 30-летия театра.

— Кто зритель «Школы современной пьесы»?

— Наш зритель тот, кто идет сегодня по Неглинке: реальный человек, ищущий ответы на сложные личные вопросы. И ответы эти он может получить не из классики, а именно из современных пьес. Билеты раскупаются!

— А «лаборатории» в ШСП есть?

— У нас пять театральных мастерских ГИТИСа, у нас проходят читки, конкурсы. Есть и программа «Кафедра», и семинар «Драматурги под крышей ШСП». Много интересного для роста и развития. Мы давно уже создали конкурс «Действующие лица» и каждый год ставим пьесы молодых режиссеров.

— Вы родились в Одессе, много кем работали, были даже электрогазосварщиком: дал ли вам что-то этот опыт или обошлись бы?

— Любого человека формируют обстоятельства, среда. Мне очень повезло с местом рождения: Одесса — это море, это место, где перемешаны все языки и национальности… Я столкнулся там с замечательными художниками, в частности с известным сценографом Михаилом Борисовичем Ивницким, которого потом привез в «Современник», в БДТ. Эти люди — настоящая русская интеллигенция, и именно они привили мне любовь к чтению. Лет в 13 я стал понимать, что очень многого не знаю. Много читал, фантазировал — а потом вдруг понял: мечты сбываются.

Знаете, я тогда жил в очень скромной квартире, но представлял, что живу в отдельном доме, на земле, среди берез… Все получилось! Годы спустя. Или — иду по зарубежному городу — думаю, почему бы нашему театру не приехать сюда на гастроли! И приезжаю.

А насчет электрогазосварщика… Папа сказал когда-то: «Надо пойти и получить нормальную профессию». Вот я и пошел. Хотя к тому времени мои рассказы уже печатали в местной газете «Комсомольская искра», но разве это была профессия? Опыт электрогазосварщика оказался очень полезным: он был для меня всегда некоей точкой отсчета. Иногда думаешь: ну вот ты опоздал на самолет из Парижа в Барселону, а мог бы сидеть в Одессе и сваривать железяки. Понимаете, о чем речь?

— В 1964-м вас отчислили из Харьковского театрального института «за профнепригодность», а в 1966-м та же история произошла в Ленинграде, вы стали рабочим сцены… Почему тогда «не разглядели» в вас режиссера?

— Я полвека преподаю, и сам часто выгонял кого-то, не брал… Может быть, когда меня отчисляли, эти люди и были правы, не знаю. Наверное, по каким-то критериям я не подходил им тогда. Но никаких обид! Если бы случилось как-то иначе, возможно, я бы не встретился со своей женой… тут же целая цепочка событий.

— И все же в 1968 году вы поступили в ГИТИС, работали в студенческом театре МГУ. Какие самые яркие впечатления тех лет?

— Я ставил там спектакли, что называется, вслед выдающимся режиссерам. Вот у Любимова шел спектакль «Павшие и живые», и я тут же поставил спектакль со стихами погибших поэтов. А у Эфроса шел «Снимается кино» по пьесе Радзинского — я в своем спектакле играл ту же роль, что у Эфроса сыграл Ширвиндт. Мне хотелось доказать публике, что я не хуже, и успех действительно пришел, моя фамилия появилась в газетах.

— Вы довольно долго «кочевали» по московским театрам, а в 1989-м основали свой, где ставите только современную драматургию. По какому принципу отбираете пьесы для постановок?

— Пьеса должна иметь отношение к жизни людей, которые покупают билеты. Человек хочет есть — идет в ресторан. Хочет спорта — на стадион. А когда у человека болит душа, он идет в театр. Кто-то — в храм… Но наш зритель понимает, что бог находится внутри него самого, ищет сопереживания, понимания, эмоционального поощрения… Мне нужны хорошие пьесы, написанные здесь и сейчас. По-русски.

Я не ставлю Шекспира, Мольера, античные драмы… Мне интересен мир современного человека, а не того, кто жил двести лет назад. Поэтому я ставлю пьесы Евгения Гришковца, Людмилы Улицкой, Григория Остера, Виктора Шендеровича.

— Вы готовите к выходу книги — театральные байки «Игра и мука» и записки путешественника «Прогулки по бездорожью — 2»…

— Да, страсть к литературе не оставляет. Что касается травелога «Прогулки по бездорожью», то я вместе с моим другом Анатолием Чубайсом участвую в экспедициях по фактически непроходимым местам земного шара.

Например, пустыню Такла-Макан в Китае мы пересекли на квадроциклах, очень сложное болото в Монголии — на багги (специальный внедорожник. — прим. «ВМ»), половину Белого моря прошли на гидроциклах… А Байкал прошли вдоль, а не поперек — по льду, на снегоходах. Прошли отрезок Северного морского пути по Кольскому полуострову. Мы осваивали Новую Зеландию, Эфиопию, Иорданию, Кубу, Мексику, Казахстан, Туркмению, Иран… много чего. Вот об этом и будет книга.

— В спектакле «Монолог» вы называете себя счастливым человеком…

— А я и есть счастливый человек! Когда мне сказали, что осталось жить всего ничего, хотя потом и капитально «починили», я стал вспоминать… Сколько же всего интересного в жизни было! Судьба подарила мне встречи с выдающимися людьми — писателями, поэтами, драматургами, актерами, режиссерами! Сергей Юрский, Булат Окуджава, Михаил Глузский, Любовь Полищук, Олег Табаков, Алексей Петренко, Лев Дуров… всех не перечесть. И это счастье. Как и моя любимая работа в театре — счастье. У меня крайне мало времени, а успеть нужно еще так много!