Излука горной реки Уян. Поздняя осень. Падает медленный снег. Плес уже зеркалит тонкими заберегами. Ночью случился первый заморозок. И мы просидели до утра у костра, грея ладони над языками пламени. Иллеш учил меня не бояться ночных голосов тайги.

От палатки мне хорошо видно, как Иллеш, в неизменной энцефалитке, слегка сутулясь, идет со спиннингом наперевес к бурлящему порогу. Самый удачливый рыбак среди московских сплавщиков, он не вернется к костру без тайменя — царь-рыбы здешних диких рек.

На мелком галечнике остаются следы. Пока они еще не засыпаны снегом. Как много можно прочесть в этих следах! «Комсомолка», «Совраска», как мы ее тогда называли, «Известия»… Легендарным репортером он стал при жизни. Первым диктовал из Чернобыля. Первым написал про русскую мафию. Расследование Иллеша про сбитый южнокорейский самолет стало мировой сенсацией. Но особенно дорога ему была другая слава. Любой егерь на дальневосточной реке мог сказать: «Андрюха?! Иллеш? В прошлом году, по осени, взял здесь самого крупного. Мне такого тайменя не доводилось брать!» Золотари, геологи, охотники, вертолетчики и хирурги делили его своей дружбой. Он катался на горных лыжах и играл в теннис задолго до налетевшей моды. Впрочем, моды неплохой, как отмечал он сам, — человек, лишенный всякого гламура.

Внешне резкий и даже суровый, он мог предложить мне: «Давай будем молчать». И мы молчали сутки, двое. А река бежала навстречу. И казалось, этому бегу не будет конца. Иллеш слушал горы, тайгу и реку. Вечером у костра он неожиданно просил: «Почитай стихи!» Я всегда подозревал, что Иллеш был последним среди нас романтиком. Такую же, щемяще-пронзительную, и писал прозу.

Среди моих поэтических упражнений Иллешу нравилось особенно одно — бесхитростные строки про некую Марго. В жизни никакой Марго не было. Мы ее выдумали вместе, проходя заломы и прижимы Уяна.

Стихотворение «Марго» было посвящено Андрею Иллешу.

МАРГО

А. Иллешу, сплавщику

Какая женщина — Марго!

Она зовет тебя, колдунья…

Сказал — и холодом подуло

От недалеких берегов.

Увы, попутчик мой, там снег —

По берегам озябших речек.

И у палатки человечек

Готовит свой себе ночлег.

А мы, забывшие табу,

Идем вдвоем через пороги,

Как будто каменные боги

Нам заарканили табун.

Но нам поток не обмануть,

Река сегодня ночью встанет,

Зима нас ранняя обманет,

И мы закончим водный путь.

Мы бросим весла и плоты

У полыньи, как у колодца.

И эхо горько отзовется,

Когда гортанно крикнешь ты.

Зачем с тобой нам друг арго?

Нам не пристало материться.

Нам нужно нынче торопиться —

Нас ждет прекрасная Марго!

И мы закончим водный путь… И Марго еще встретится.

И будут написаны книги.

Я вижу, как следы Андрея на косе медленно присыпает снежной крупой. И вся его фигура скрывается в вязкой пелене, состоящей из белых кружев снега, бордовой листвы лимонника и оранжево-рыжих веток лиственниц.

Я спохватываюсь: что ж сидеть-то у костра! Надо ведь и мне уже собираться. «По следам по его, по горячим». Налаживаю блесну и спиннинг, бегу вслед за Иллешем к порогу.

Там, в прошлом, мы стоим рядом на скользких валунах.

И тонко звенят наши лески, и спиннинги в предвкушении заветного удара, играют жалами удилищ. Мы оба счастливы.

Просто я еще не знаю, что теперь мне его уже никогда не обогнать в ловле тайменя.