Скрипят задумчивые болты

Переезд на Сходненскую дался нам с Гариком с легкостью (и не только потому, что по обыкновению все задумали, решили и организовали жены). В конце концов, на то мы и мужчины, чтобы героически мириться с переменами. Так домашнего кота, квартирного сибарита, впервые транспортируют на дачу. Он то бьется и истошно вопит в контейнере, то замирает полутрупом, тревожно подрагивающим боками, надеясь, что сейчас впадет в спасительное забытье, а очнется – и снова дома. По прибытии на место животное долго не вылезает наружу, в новую вселенную, шибающую с лап ароматами неведомых травок, пыльцы, аппетитным духом мыши-полевки. Нилу Армстронгу, первому на Луне, было проще: он знал, на что шел. Постепенно кот обвыкается, покидает контейнер и – о чудо! – натыкается у холодильника на родную поилку, заботливо перевезенную хозяевами. А спустя энное время, уже волево дислоцировавшись наружу, подыскивает себе место силы - уютную дыру под сараем, откуда хорошо глядеть на мир, контролируя яму с компостом и двор. Впереди – долгое кошачье лето и первая любовь.

Мы полюбили Сходненскую, полазивши, принюхавшись и скоро обнаружив сперва деривационный канал, а потом, соответственно, его берег, откуда время от времени и смотрим на мир. Не первые и не последние. Не так давно из случайно попавшихся в руки мемуаров выяснилось, что здесь коротали досуг Евтушенко, Окуджава, Аксенов и Ахмадулина («Белла там познакомилась с милиционером, который потом все время приходил к Жениной жене и Белле — они жили рядом — выпивать»). Мир таков: справа – шлюзовая станция, где под карнизом мы иной раз находим ненадежное убежище от дождя (и, вымокнув окончательно, бежим к Гарику). Напротив, по другую сторону канала - гигантские ржавые ангары некого завода, в которых, по словам Гарика, периодически пробуждается индустриальная жизнь, а из труб валит дым.

Зная обыкновение друга присочинить, взявши недорого, я не очень в это верю. Однако, закусывая в густеющих сумерках, при необходимом минимуме фантазии легко представить, как раз в году, в, ночь, например, на Первое мая, в цехах пробуждается, нарастая, волнительный гул. Скрипят, совершенно как в «Фабрике» у Блока, задумчивые болты, а к воротам стекаются в ночную смену призраки бывших рабочих, вчерашних выпускников ремесленных училищ и опытных спитых мастеров. Что производится? Не суть. Ламповые ли телевизоры, оцинкованные ли тазы, елочные игрушки: звезда-сосулька да Дед Мороз на жестяной прищепке-утиной лапке. На миг застывает одинокий припозднившийся путник, когда кто-то задевает его краем истлевшей спецовки-рубища. Негромкий добродушный матерок, запах солярки и полувекового перегара, шелест удаляющихся шагов, чиркнувшая невидимым огнем спичка - и тишина. Так. Надо немедленно употребить.

Ничем другим здесь, собственно, заниматься и не следует, чтобы не смущать попусту призраков и не нарушать мерный ход духовной жизни. Впрочем, с тех пор, как Гарик угодил в руководящие работники, мирская суета ловит нас и поздним вечером, настигая звонками фотокорреспондентов, которых он с маккиавелевским изяществом куда-то оперативно посылает. То ли еще будет. Растет, хорошеет и пополняется новыми объектами столица. Поговаривают, что в обозримые годы в районе канала стремительной стрелой протянется автомобильная эстакада. Грядущее подмигивает нам габаритными огнями, взвывает сиренами, прельщает бодрыми речевками болельщиков, опоздавших на метро и вместе весело шагающих с новейшего стадиона «Спартак», срезая огородами, через наши места в сторону Химок. Будет ярко, красочно, шумно, будет совсем по-другому. Пока же  – а что у нас, дорогой мой Гарик, с видами на вечер?

ОБ АВТОРЕ

Сергей Синяков - кинокритик и икона стиля. Любит кататься на велосипеде, гулять по кладбищам, танцевать под популярную музыку и смотреть на поезда.