В минувшие выходные отметил свое тридцатилетие Российский детский фонд – организация без преувеличения уникальная. О прошлом, настоящем и планах на будущее мы говорили в юбилейные дни с его бессменным председателем, писателем Альбертом Лихановым.

- Альберт Анатольевич, за 30 лет у нас и страна стала другой, и дети – те, которым фонд помогал много лет назад, выросли. 30 лет – это же поколение получается?

- Каждая новая генерация, мне кажется, составляет десять лет. Значит, за 30 лет три детских генерации ушли во взрослое состояние.

- В книге, которая вышла к юбилею, вы пишете, что хотелось бы поставить после фразы «Российскому детскому фону - тридцать лет» восклицательный знак, но ставите точку. Я понимаю, что это эмоция, а не финал истории. Но какие-то промежуточные итоги надо.

- Мы за эти годы не получили ни разу ни рубля бюджетных средств. А к юбилею решили опубликовать цифры – сколько же денег мы собрали и вложили в детей всего. Получилось 324 миллиона долларов. К сожалению, единица измерения у нас доллар, так что в них и считаем. Правда, когда мы начинали, он стоил 60 копеек, а сейчас – порядка 60 рублей. Надо также понимать, что это деньги, которые перечисляли нам обычные, простые люди. Увы, но до сих пор нет у нас ни одного олигарха-помощника – я бы на колени встал, чтобы такого зазвать! Но - увы.

И я глубокое испытываю уважение к нашему бедному народу советской поры. Каждый день тысячи почтовых переводов мы получали. Рубль, полтора – тогда такие переводы принимали. Люди, в том числе и дети, переводили нам что могли с просьбой купить на эти деньги мороженое – какому-нибудь ребенку, у которого никого нет. Это, кстати, к вопросу о качестве детства – такие возможности детям обязательно надо давать, для них самих же. При этом, как вы понимаете, мы из перечисленных денег никогда ни копейки не брали для себя, а для содержания аппарата, а у нас и сейчас 75 отделений, и в каждом примерно по три человека работают, зарабатывали только разрешенным законом способом – приращивая проценты. У нас никогда не было спонсоров, а в основу фонда была положена совесть, служение страждущим детям, растущим, как ковыль. Вся история фонда - это история сбора и преумножения этих средств и их рационального использования.

- С точки зрения современного государства, когда доходность и рентабельность ценятся как ничто другое, это вполне положительный пример.

- Конечно. И вообще наша организация никому мешать не может – мы ведь, не получая от государства средств, занимаемся прямой помощью ему. И история всех наших программ шла не то что попутно с государством, а рядом с его бедами.

- Почему же к вам не идут олигархи?

- Не знаю, но догадываюсь. Сегодня, чтобы создать фонд, требуется три человека. А мне 30 лет назад пришлось выступать для этого на Президиуме Совмина СССР – при всем том, что меня там уже знали. Да и Николай Рыжков беседовал со мной три с лишним часа. Олигархи делают свои фонды, у некоторых их с полдюжины. Но чем они занимаются – бог знает. Оттого, в частности, и общественное доверие к фондам подмочено.

- Мир сильно изменился с момента образования Детского фонда?

- Знаете, тогда в нем было много таких простых и достойных качеств, как сострадание, сочувствие и желание помочь. Люди давали деньги и не очень требовали за это благодарности. И все наши основные капиталы были собраны именно в ту пору.

- Первым испытанием для фонда было землетрясение в Армении, если не ошибаюсь?

- Да, мы вылетели туда уже через сутки после правительственной комиссии. Привезли самолет необходимых вещей, буквально выгребли тогда наш «Детский мир». Помню, я приехал в Шереметьево чуть раньше, и это было потрясением – видеть, как колонны грузовиков выезжают на летное поле и начинается бесконечная загрузка вещей. Армения пережила тогда страшную трагедию.

- И при этом не отдала на усыновление ни одного ребенка-сироту…

- Когда мы туда прилетели, пошли слухи – мол, приехал Фонд, детей забирают. Мне даже пришлось выступить по телевидению и объяснить, что мы детишек если и забираем, то лишь для лечения и реабилитации. А потом мы выпускали там на двух языках газету: печатали фотографии малышей, оставшихся без родителей, тех, кто толком ничего не мог о себе рассказать даже. И 567 детей нашли родных и близких.

- А потом пошли другие печальные события…

- Да, некоторые уже мало кто помнит – например, чудовищную катастрофу на железной дороге Уфа-Челябинск. Если в Армении люди страдали от краш-синдрома, то тут – от страшных ожогов. Мы передали оборудование для их лечения в больницу имени Сперанского в Москве, там был оснащен великолепный ожоговый центр. В каком-то смысле мы выполняли функции МЧС, которого тогда не было физически. Слава богу, это министерство есть сейчас. Кстати, среди наших несбывшихся проектов был фактически прообраз первого самолета МЧС. Мы даже построили в аэропорту ангары с «начинкой» для этих самолетов, под каждый из видов катастроф, позволявшие, например, мгновенно разворачивать на борту операционную. Но важное иное: это был государственный заказ! Но кончилась советская власть – кончились и эти проекты. Оборудование мы раздали по больницам.

- О чем еще из несбывшегося жалеете?

- Был еще социально важный проект, и для нашего времени более чем актуальный. У меня на родине, в Кирове, было крупное электромашиностроительное предприятие, в котором работало более 25 тысяч человек. У них была очень развита социалка, и мы задумали устроить при нем детский дом, в котором жили бы дети, затем вливавшиеся в кадровый ручей предприятия. Они становились бы врачами, литейщиками, рабочими, завод растил бы для себя необходимые кадры, и дети получали бы таким образом и профессию, и жилье, а значит и судьбу. Было продумано все, вплоть до системы патронажа, наставничества. Но не случилось… Хотя мне кажется, эта тема не угасла и сейчас, особенно на фоне тех проблем, которые существуют сегодня с квалифицированным рабочим классом, да и с кадрами вообще. Раньше каждый второй был инженером, а теперь - пойди найди. Это очень в русском духе была идея, я бы сказал. Не думаю, что когда детей раскидывают по приемным семья, получается лучше.

- Принцип работы вашего фонда, как мне кажется, вообще сильно отличается от того, что популярно сегодня – в частности, адресной, именной помощи.

- Мы никогда не собирали деньги на конкретную операцию, что делается сейчас, часто с помощью телевидения и иногда, увы, поздно. Но мы вкладывали средства в решение существующих проблем. Понимаете, вот тех, кто собирает деньги для лечения за границей, я хотел бы отправить к Лео Бокерия, и он бы рассказал, что эти операции там делают его бывшие ученики, уехавшие туда и попросту качающие сейчас деньги из наших граждан. Увы, я не видел ни одного внятного материала – как все это изменило судьбу ребенка. Мы принципиально не собираем деньги на лечение конкретных детей, поскольку я убежден, что этим должно заниматься государство – у него есть бюджет, который может и должен идти на высокотехнологичные операции. И тот же Лео Бокерия добился, что самые тяжелые операции на сердце делаются у нас только за счет бюджета! А когда у нас их не делали еще, просто не умели, мы прооперировали 900 детей в США и всех вернули домой живыми и здоровыми.

- Сейчас какие направления в приоритете?

- Активно работаем с китайцами. Например, по теме детского церебрального паралича. У нас по этому направлению есть свои врачи-звезды и свои открытия. Например, оказалось, что применение космического костюма «Адель» дает фантастический результат при ДЦП, и это открытие русское. Но в Китае есть свои чудеса, тот же массаж. Не все мамы с детьми готовы туда полететь. Мы их вывозим туда, находим нужные клиники. Много работаем и по программе «Звуки жизни», с глухими детишками. Мировая цивилизация придумала кохлеарную имплантацию – это когда в среднее ухо хирургическим путем вводится специальный чип, и ребенок в результате обретает слух. Но потом с ним нужно работать – ему необходимы специалисты по речи, сурдологи. Мы обеспечиваем и это, отработана программа социализации и адаптации такого ребенка. Сейчас по этой программе получили помощь несколько десятков детей.

- Сколько всего у фонда программ?

- Тридцать. Одна из важнейших - детский туберкулез. Мы сделали свой доклад на эту тему, опираясь на мнение специалистов, и по нашим данным заболеваемость туберкулезом нарастает, не говоря о том, что появился особый вид заболевания, устойчивый к антибиотикам. В зоне риска 800 тысяч человек! На собранные нами 12 миллионов мы смогли только в 28 санаториев (из 140 имеющихся) поставить оборудование для очистки воздуха, хорошее белье для детей. Делает его, кстати, Белоруссия – из узбекского хлопка, а китайское за одну стирку превращается в тряпочку. Мне кажется, таким образом мы выполняем государственные функции.

- Да, еще я знаю, что недавно вы очень помогли детям во время Амурского наводнения.

- Я тогда впервые был в правительственной комиссии. Нас попросили взять на себя опеку детей-инвалидов и сирот. Мы едва открыли счет, и сходу собрали что-то порядка 75 миллионов. 10 тысяч детей из 3000 семей получили все, что нужно, от печек до одежды и мебели, ведь наводнение лишило их абсолютно всего. Занимались этим, хочу сказать, всего четыре сотрудницы местных отделений Фонда!

- Сумма колоссальная. Но в целом деньги собирать стало труднее?

- Да, это сложно. Мы вот упомянули, что их бодро телевидение собирает. Но по-хорошему, оно, при его-то самодостаточности, могло бы сказать – а давайте собирать средства в фонд. Но я, повторюсь, не стал бы просить на одного ребенка, я стал бы просить на детский туберкулез! Но… Хотя тут вдруг один человек из Краснодарского края позвонил и перевел нам миллион. Просто так. Или вот еще случай. Ректор гуманитарного университета, Игорь Ильинский, отмечал свое 80-летие. И он попросил всех, кто собирался его поздравлять, не дарить ему подарков и цветов, а те деньги, что планировалось на них истратить, перевести в наш фонд. И так было собрано 280 тысяч. А сколько подобных юбилеев с ненужными, в общем-то, подарками? Остается только мечтать о цивилизационной формуле – «Я отдам бедным…»

- Так это надо ментальность менять. У нас в смысле тех же подарков процветает Византия.

- А разве ментальность менять не нужно? Мы же показываем примеры и создаем образцы. Которые стоят того, чтобы их поддерживать.

- Ну, значит, по идее вас должны любить и ценить. Я не шучу.

- Президент не раз говорил о том, что общественные структуры, полезные для государства, должны быть допущены до бюджета. И в последние годы 4-5 миллиардов отдают в центр, который занимается распределением грантов. Но там ведь как… Кто выше прыгнет – тот и схватил. А нам не нужны подачки, нужны серьезные поручения государственные – которые мы готовы исполнить, благо опыт такой есть.

- Поскольку вы не только Фондом занимаетесь, но еще известный писатель, не могу не спросить – над чем работаете сейчас?

- Пишу. Вот, вышла моя книга про то время, в котором я рос, «Оглянись на повороте». Про него столько наговорено разного, что уже и не поймешь, а как мы в нем жили-то! Нас все время унижают тем, что и мы сами – дурные, и страна наша дурная. Моя книга – против этого внушения.

- А мне тут рассказали, что вы активно ратуете за присвоение библиотекам имен современных писателей. Это здорово.

- У нас по правилам имя человека можно присваивать библиотеке только через десять лет после его смерти. По-моему, этот документ не совсем разумен. Вот есть Юрий Бондарев, книги которого должны знать все. Он человек сталинградский, его в Волгограде знают и гордятся им. И присвоение центральной библиотеке его имени – это прекрасно, и стоит за этим вовсе не некие частные хлопоты одного писателя по отношению к другому. У нас любят любить после смерти - так легче, проще и безопаснее. А если это внимание продлит человеку жизнь, добавит лет? Это для меня не приятствие, а нагрузка. Но я все время думаю, - вот мы скоро уйдем, надо многое успеть и в этой области. У нас же профессии «писатель» больше в списке профессий нет, графомания нарастает. Но поскольку тиражированию подлежат как позитивные моменты, так и негативные, стараюсь множить позитив.

- Что бы вы пожелали себе в связи с юбилеем вашего Фонда?

- Я себе желаю… Возможности поговорить с президентом. Да, правда, чтобы он меня принял. Он мне четыре ордена уже вручил, и относится ко мне неплохо, но мы никогда не говорили с ним, а как этого добиваются – я не знаю. Мне очень о многом хотелось бы ему рассказать. О детстве и о благотворительности…

Подписывайтесь на канал "Вечерней Москвы" в Telegram!