Умер Эдуард Лимонов. Человек правды

Одни назовут его провокатором и хулиганом, вспомнив, как когда-то, давным-давно, он «порвал» общественное сознание своим откровением «Эдички». Другие разведут руками, вспомнив его непростой путь, терзания и метания на этом поприще, амбициозность и заносчивость. Третьи проводят его, как ныне принято, громом оваций — вернувшись в постмиллениум, недавний, но уже бесконечно далекий, оказавшись снова в гуще «Марша несогласных», протестных маршей…

Он был безумен — резюмируют четвертые. Найдутся и пятые. Но, собрав все вместе, мы поставим подытоживающий знак равенства: да, он был таким, но, без сомнения, 17 марта 2020 года Россия потеряла очень хорошего писателя, честного, с позицией человека и, может быть, во многом заблуждавшегося, но искреннего гражданина. В самом высшем значении этого слова.

С поправкой на полвека у Эдуарда Савенко (Лимонова) был путь истинного революционера. Он и внешне в последние двадцать лет как минимум походил на классического подпольщика начала ХХ века: бородка клинышком, осторожный взгляд. Осторожный — но резкий. Свой внутренний мир Лимонов превратил в манифест, свои убеждения — в лозунги, но и только.

Он как раз не был человеком подполья, хотя в его «революционную закваску» идеально ложились и происхождение (провинциал, простые работящие родители), и начало трудового пути — грузчик, высотник, сталевар… Среди многочисленных профессий, опробованных щуплым, задумчивым Эдиком, были даже такие экзотические, как завальщик шихты (так называется в металлургии смесь материалов, подлежащих переработке) и обрубщик. Но уже в 15 лет к нему пришла стихотворная муза. Даже его первые пробы пера были дерзки, если не нагловаты, отнюдь не робки и совершенно не грешили подражательством, что удивительно — даже включая его начитанность. Нет, он сразу был собой… В 20 лет Эдик продолжил «путь революционера», принимая участие в забастовках.

Его рано потянула и вобрала в себя столица. Тут он мгновенно стал своим, влился в бурлящие улицы, воспринял и столичные законы выживания. Они были бескомпромиссны только на первый взгляд — будущему «золотому перу» российской словесности приходилось обеспечивать себя, и, прямо скажем, неплохо, промышляя… шитьем. Поэт на бумаге, он поэтически подходил ко всему, чего касался. Оттого и «самопальные» джинсы у Эдички получались один в один с теми, с которых копировались. Не зря же их носили Эрнст Неизвестный и Булат Окуджава…

Александр Дугин и Эдуард Лимонов, 1994 год / Фото: Ираклий Чохонелидзе / ТАСС

Ему хорошо было в Москве. Он был гражданином мира, а этот город тогда казался ему столицей мироздания. И до поры он пил его взахлеб, обрастая связями, «тусуясь» с диссидентами, подрастая литературно. Семь лет в столице сделали его известным и уважаемым многими молодым бунтарем. Ему было всего тридцать, когда его имя произнес сам Юрий Андропов — правда, не в самом симпатичном для того времени контексте. Он назвал его убежденным антисоветчиком, что подняло личный «счет» Лимонова (он уже ассоциировался с этим псевдонимом, придуманным карикатуристом Вагричем Бахчаняном), но обрубило ему перспективы жизни в стране. Эдуард Лимонов эмигрировал в 1974 году. Он много раз говорил, что его принуждали к сотрудничеству «органы» и выбора у него просто не оставалось.

…Кому он был там нужен? Да никому. Он вообще по сути своей был очень одинок. Одинок, порядочен и провокационен. Нью-Йорк был готов воспринять его только как корректора в «Новом русском слове». Правда, в эмигрантской прессе того времени Лимонов развернулся — писал много, размашисто, обличая пороки капитализма. Развенчивая мифы буржуазного строя. Он был чрезвычайно убедителен! Им даже начало интересоваться ФБР, его узнавали американские социалисты…

В знак протеста против того, что его статьи не публикуют, Лимонов не стал прибивать свои члены к чему бы там ни было, но выступил ярче и нагляднее — приковал себя наручниками к зданию «Нью-Йорк Таймс». Мир зашумел. Это спровоцировало перепечатку его статьи «Разочарование» в «Неделе». Последствий у публикаций было два: Лимонова уволили из «Нового русского слова», ну а советская пресса обзавелась единственной статьей Лимонова — следующую напечатают на его родине только в 1989 году, когда задуют ветры перемен.

Следующим пунктом в его биографии стала Европа. Париж, статьи в «Революсьон»… Это снова было по-революционному. Он даже получил гражданство Франции — так давили на власти левые. А ему… Ему, казалось, было все равно. К этому моменту он уже окончательно оформился как отличный прозаик и, ей-богу, знал это. Но никогда — ни тогда, ни потом — не страдал болезнью времени — нарциссизмом. Свой дар он принимал как данность и не кичился им, хотя имел полное право…

События в России вернули его домой. Момент важный для понимания: ему отлично было на Западе, там все давно было «схвачено». А он — приехал. Включился в политические дела, игры и игрища. Не было ни одного мало-мальски значимого события, которое прошло бы мимо Лимонова — будь то оборона Белого дома или значимые митинги. Он был абсолютно «проиностраненный» в то время и все же очень русский и свой, кем-то, как водится, почитаемый, а кем-то — остро нелюбимый. В первую очередь потому, что на каком бы языке ни говорил Лимонов, он говорил то, что думал. Иногда он думал… неприятно.

Рассмотрение дела лидера Национал-большевистской партии Лимонова в Саратовском областном суде, 2002 год / Фото: Юрий Набатов / ТАСС

За основание в 1993 году Национал-большевистской партии, запрещенной затем в России, его многие осуждали. Но он… Да, в наше толерантное и гибкое время он с оголтелостью отстаивал права русских. Да что значит в наше — задолго до его наступления, будто предвидя что-то! Иногда его национализм, выраженный глубоко и грубо, шокировал, но стоит признать — сегодня очень многое из того, о чем говорил Лимонов, сбылось. И не в самом мягком варианте. А уж Европа знает это лучше, чем мы.

Лимонов был неуемен. Огонь войны сжигал его изнутри — он мог успокаивать его только той же бесконечной войной. Он вел ее постоянно — внутри себя, с окружающими, бывшими соратниками и идеологическими врагами, нападавшими на него и даже его поддерживающими, для которых он порой был слишком бескомпромиссен. Боевые действия внутри резонировали с боевыми действиями в реальности, снаружи: война в Югославии, Абхазии, защита интересов Приднестровья, практически доказанная попытка вооруженного вторжения в Казахстан для защиты интересов русскоязычного населения… Хотел ли он этой войны? И да, и нет. Он хотел справедливости, а ее всегда недоставало. В некоторые моменты заигрывался. За это расплачивался. В том числе свободой — за обвинение в хранении оружия и создание незаконных вооруженных формирований уже ставший знаменитым писатель был отправлен в следственный изолятор «Лефортово». Потом обвинение сняли, освободили условно-досрочно. Но как там говорилось когда-то? Про то, что таланты оттачивает тюрьма?

Правдоруб и правдолюб. Заблуждавшийся, незаблуждавшийся, много знавший, о многом судивший и рядивший рубкой с плеча, он был нужен на самом деле всем — и оппозиционерам, и властям. Он был известен своими «боданиями» с мэром Лужковым, многочисленными политическими и полуполитическими скандалами, но затем назрел колоссальный нарыв и его пути с зашоренными оппозиционерами резко разошлись. Пройдя семь кругов испытаний на политическом поле, он пришел к осуждению прозападнической позиции либералов и окончательно отрихтовал свою собственную позицию. Лимонов никогда не пел на руку властям, разумно оценивал их действия, критиковал, когда нужно, и остро осуждал моральное, душевное предательство родины, своей страны, в угоду Западу.

Блестящий колумнист — острый, как бритва, жесткий, больно бьющий в точку. Яркий политик. Великолепный, удивительный писатель, выработавший свой стиль — простой и ясный, не изменявший своему языку при владении языками другими. В Лимонове был слишком велик запас патриотизма, иначе он стал бы вторым русским Набоковым, спокойно почивая на литературных лаврах где-нибудь в Ницце. Но нет. Он хотел быть здесь. И вернув себе в 1991 году гражданство, больше его не менял.

Участник многих скандалов, человек с невероятным чувством юмора, сердцеед, муж многих жен и, наверное, один из самых несчастливых в личной жизни людей, он обрел счастье в детях благодаря последней жене — Екатерине Волковой, но не утратил своей потребности в воительстве. Его наследие, оставшееся нам так неожиданно и горько рано, — пухлые томики изумительных и очень разных произведений, романов, повестей и рассказов, выход каждого из которых становился событием. Начиная с «Чужого в незнакомом городе» и заканчивая последними произведениями Эдуарда Лимонова, это — бесценный ларец истинной русской прозы, отточенной четкой рукой и острым умом пишущего.

Он писал как жил — яростно и ярко, полно, искренне, сочетал в себе черты интеллигента и парня-бунтаря. Лимонов точно останется в истории и литературы, и страны как человек войны и большой правды, как многими слишком поздно открытый поэт, а то еще и не открытый вовсе, песни на стихи которого почитали за честь исполнять лучшие музыканты. Он при жизни стал прототипом ряда литературных героев, мемом, личностью вне времени и ушел… без объявления войны. Поверить в то, что Эдуарда Лимонова больше нет, пока не получается. Лучшее определение для него — в высшей степени порядочный человек.

Будем помнить.