Нулевая видимость: водолазы Мосводостока выполняют сложнейшие задания в любое время года

Сегодня специалисты Мосводостока занимаются очисткой городских прудов, которые, кстати, являются важными инженерными сооружениями. Неоценима в этом деле помощь водолазов, у которых в ведомстве есть собственное управление, и работают там удивительные люди. Среди них международный водолаз первого класса Максим Дробышевский, который рассказал нашему корреспонденту о своем нелегком, но интересном профессиональном пути.

— Максим, вы представитель редкой сегодня профессии. Как правильнее будет назвать вашу должность, чтобы отразить уровень квалификации?

— Я международный водолаз первого класса третьей категории, водолаз шестого разряда по российской квалификации, руководитель водолазных спусков. Фактически после меня идут глубоководники и космонавты. Учился я в Норвегии, в одной из лучших школ в мире.

— Чем занимается водолаз в Москве?

— Работы очень много, мы постоянно востребованы. Мы очищаем пруды, реки, коллекторы.

На флоте были операции крупные, но не частые, а в Мосводостоке каждый день есть работа. Вода имеет колоссальную силу. Порой диву даешься, как она вообще могла сдвинуть какой-нибудь массивный предмет с места и унести его туда, куда он, казалось бы, не поместился. Чего только не вытаскивали из коллекторов: колеса, металлические тележки. Однажды заводили в коллектор лебедку, чтобы вытянуть бронированный сейф. Подземные реки постоянно загрязняются, люди кидают в реки мусор. Мы разок устраняли последствия того, что кто-то сгрузил целый миксер бетона в воду. Ломали его кувалдами прямо в воде.

— Прудами тоже вы занимаетесь?

— А как же, мы. Например, относительно недавно открыли пруд Бекет. Очень там все красиво сделали. На этом пруду находится московский клуб моржевания. В первый день мы вытащили оттуда 1,7 тонны мусора и каждый последующий день вытаскивали еще по две тонны.

— Что-нибудь интересное нашли?

— Три пистолета нашли, полиция каждый день приезжала. Другие водолазы рассказывали, что пакет с динамитом нашли. Какой-то криминальный пруд получился. За десять дней работы вытащили 20 тонн мусора, и весь он неприродный. А люди проходят и удивляются — откуда мы все это находим? Известно откуда.

— Какие работы из тех, что приходится выполнять в Москве, вы бы называли самыми сложными?

— Самое сложное — судоподъемы. И течение мешает, и видимость отсутствует. Приходится работать в очень стесненных условиях. А делать это нужно. Затонувшие суда мешают проходу других судов. К примеру, мы рядом с «Островом Мечты» подняли два затопленных корабля — «Казань» и огромный старый земснаряд (судно технического флота для дноуглубительных работ. — «ВМ»). За полгода очистили всю акваторию. Скоро там все будет развиваться, будут яхты, катамаранчики плавать. А так валялось бы на дне непонятно что — непорядок.

Работать в коллекторах тоже сложно. В частности, зимой там много работы, прочищаем их, пробиваем. Если вспомнить, то лет пять назад как только ливень пройдет, какой-нибудь переход затопит. Сейчас гораздо меньше такого.

— Вы, получается, бываете в таких местах, где вообще никто не бывает. Видите город совсем с другого ракурса.

— Бываем там, где почти никто не бывает. Были в коллекторах диаметром четыре метра. Там танки могут проходить. С нами идет сопровождающий из ЭГТР (эксплуатационный гидротехнический район. — «ВМ») и рассказывает, что по этому коллектору диггеры сплавляются на каяках. Дальше идем, смотрим — а там небольшой закуток и мангал стоит. Диггеры там привал устраивают, а потом дальше в Яузу спускаются.

— Вы проходили обучение в Норвегии. Как туда попали?

— Родился я в Казахстане. Там работал помощником водолаза, береговым рабочим. На тот момент у меня не было вообще квалификации водолаза. По программе по повышению квалификации водолазов, которая была необходима для работы на офшорах, нужно было обучать специалистов по международным стандартам. Руководство нашей компании в Казахстане держало связь с Москвой, конкретно — с Сергеем Ивановичем Смольским, он тогда был главным водолазным экспертом Мосгорпасса. Он-то и предложил квоту на трех человек. Наше руководство уцепилось за эту возможность и вложило средства. Мне тоже предложили учиться, и я согласился.

— Это, должно быть, дорогое обучение.

— Очень дорогое. Даже не столько обучение, сколько проживание в Норвегии, это же одна из самых дорогих стран. На еду нам полагалось 70 евро в сутки, а цены там огромные. 1100 рублей — пачка сигарет с фильтром! В итоге собрали деньги — по 24 тысячи евро на каждого из трех человек, а это было кризисное время, 2009 год.

— И вот вы оказываетесь в Норвегии. Как вас там приняли? Как обучали?

— Мы приехали в Москву, из Москвы прилетели в Гардермуэн (крупнейший аэропорт Норвегии, Осло. — «ВМ»). Была группа из 12 человек — трое из Казахстана и еще девять из Воронежа, Новороссийска и Сахалина. Началась учеба, и через два дня меня вызывают к директору и говорят: «Мы не знаем, что с вами делать». Я же приехал с группой, в которой все — квалифицированные водолазы. В итоге решили оставить меня, раз уж за меня заплатили, но сразу предупредили, что будет очень сложно и с меня будет отдельный спрос.

Вступительные экзамены я прошел легко. На учебе свободного времени вообще не было — один раз в день 20 минут на то, чтобы поесть. Я же в эти 20 минут бежал на другую станцию, чтобы помочь нашим ребятам одеваться или чтобы побыть страхующим водолазом, или чтобы самому под воду идти.

— Ребята из России и Казахстана учились вместе с европейскими водолазами. Вы заметили разницу в работе наших и зарубежных водолазов?

— В Норвегии «буржуи» называли нас «крейзи рашн дайверс» (безумные русские водолазы. — «ВМ»). Норвежцы никуда не спешат и все всегда делают четко по инструкции, по регламенту. Был у нас такой урок — опускают человека на 40 метров, и по легенде происходит нештатная ситуация. С 40 метров человека поднимают без декомпрессии (набор процедур, призванных обеспечить подъем аквалангиста или водолаза с глубины без риска для здоровья. — «ВМ»), в течение 5 минут раздевают и сажают в барокамеру, где выставляют давление, аналогичное тому, что было на глубине. Я пошел самым первым, спустился на 40 метров, а потом подняли. Смотрю — наверху стоит толпа наших пацанов, на меня уже смотрят готовые. На мне снаряжения 70 килограммов. Они меня хватают и начинают так резко меня раздевать, что чуть руку мне не ломают. Директор 2 школы Даг Ларссен стоит, смотрит на это все. Меня запихивают в барокамеру, я туда падаю, коленкой трескаюсь. Все, сделали за полторы минуты. Даг говорит: «Все в класс».

И как начал нас там чихвостить: «Вы же его чуть не убили! Вы с ума сошли? Вы его раздели за полторы минуты. Зачем? Вам дается пять!» Потом стою я, смотрю на причал, там восемь классов занимаются. У норвежцев все спокойно, размеренно. Наши — как муравьи, бегают, мельтешат, орут. Вот такие различия.

— После обучения вы переехали в Россию. Куда устроились?

— Когда я переехал в Москву и получил гражданство, я сразу позвонил Смольскому. Он очень обрадовался моему звонку. Я попал в Подводречстрой, в четвертый отряд — это ребята, которые поднимали теплоход «Булгария».

Уже через несколько дней мы поднимаем со дна теплоход «Абрамов» — тот самый, на котором снимали фильм «День выборов». Судно кто-то поджег, и оно затонуло. Это был мой первый подъем. Потом Сергей Иванович Смольский предложил поработать в Мурманске. Там на каждой аварийно-спасательной станции должен был быть минимум один международный водолаз. Это не те спасательные станции, с которой круги кидают, а те, что в моря выходят, работники которых на островах живут по нескольку месяцев.

— Мурманск — суровый город. Каково там было работать?

— Без проблем. Два с половиной года я жил на катере. Очень многому, кстати, научился, всяким флотским делам. Вообще вся моя жизнь — это практика.

— Почему на катере?

— Потому что платили мало, жить было негде. Все на голом энтузиазме. А на корабле я не платил, просто следил за порядком, включал двигатель, был вахтенным помощником. У нас была команда из восьми человек, они все в Мурманске жили, а я на судне.

— Как, живя и работая в таких условиях, вы, будучи специалистом международного уровня, не разочаровались в профессии? Был ли момент, когда хотелось бросить это дело?

— Был после того, как я чуть не погиб у острова Колгуев в Баренцевом море. Мы поднимали дюкер для заправки супертанкеров, таких как Two Million Ways. Мы пришли, собрали команду. И вот стоит наше судно, кидают якорь с носа.

При водолазных работах должен кидаться второй якорь, с кормы, но у нас вся корма была заставлена нашим оборудованием, и нельзя было открыть трюм, чтобы скинуть якорь. Вместо этого корму брал буксир и вместо якоря стоял метрах в 300–400 на швартовом. Открытое Баренцево море. Капитан подходит на место работ и говорит: «Где-то здесь». Начинаем работать, погружаюсь — вообще ничего не видно.

И вы не представляете, какое там течение. Я падал звездой на песок и полз. Мы искали дюкер четыре дня. Нашли наконец, начал копать — откопал. Тут начались первые проблемы — грунтососа у нас нет. Что вы думаете? Копали мусорным совком. «Крейзи рашн дайверс», нам «буржуи» говорили: «Вам дай иголку, вы пойдете — яму откопаете». Я копаю, а меня течением швыряет туда-сюда.

— Видимо, на этом проблемы не закончились…

— Это точно. Через какое-то время слышу, как мне по рации спокойно сообщают: «Максим, прекращай срочно работу и возвращайся». А когда мне говорят такое спокойным голосом, я сразу понимаю, что что-то не так.

У меня был кабель-шланг, через который шел воздух, свет, видео. Внезапно меня подрывает со дна, я сразу хватаюсь за кабель — если его сорвет, то мне сразу голову сломает. С этими мыслями я, держась за шланг, начинаю бегать по дну, бегаю, бьюсь о камни, на мне ботинки по 17 килограммов каждый, а все снаряжение весит 70 килограммов. По рации снова сообщают: «Макс, ты только успокойся».

Меня хотят поднять, а я весь запутался в ходовых веревках, по которым мы, как альпинисты по перилам, добираемся до места работ. Да еще там спусковые веревки, по которым мне подают инструменты. Кабель-шланг в это время тянет меня наверх, все остальное вниз, меня буквально разрывает. В этот момент я впервые ощутил панику, началась одышка. Честно, я уже попрощался с жизнью, думаю: все, сейчас одна большая волна — и меня разорвет. В этот момент спускается «беседка», в которой я погружаюсь на дно. Хватаюсь за нее, забираюсь, только дотянулся до ножа… и тут мысль: «А ведь я уже половину трубы откопал…»

— То есть в этот момент вы еще думали о том, что работу не доделали? Это только вы такой отчаянный?

— Нет, это скорее водолазы просто такая каста. Мне надо веревки резать, а у меня мысль в голове: «Если обрежу, все начинать заново». И еще секунд 10 я сидел и думал. Спрашиваю: «Ну что, режу?» А мне в ответ уже совсем не спокойно: «Режь нафиг!» Подняли меня. Оказалось, что буксир пошел на волне, канат перетерся, лопнул, и наше судно начало на одном якоре крутить, а я бегал за ним по дну. Эх и разгоряченный я был тогда, даже объяснительную написал, что так нельзя работать. Но потом успокоился, опять спустился… и нашел дюкер! Случайно!

— Максим, я знаю, что, работая в Мурманске, вы прошли весь северный морской путь. Какие впечатления были самыми яркими?

— Действительно, прошел семь морей Северного ледовитого океана, начиная от Баренцева и заканчивая Чукотским на границе с Аляской. Четыре с половиной месяца водили караваны. Видел танкер Two Million Ways своими глазами.

А природа там какая… Моржа видел настоящего! Морж, который в Московском зоопарке, мог бы сделать в этом морже дырочку и жить в нем — такой огромный! Один бивень больше, чем я. Белых медведей куча. Они сгущенку очень любят. Повара нам говорили не открывать медведям банки, когда кормим сгущенкой, а то они себе лапы и морду порежут. Даешь ему целую банку, он ее лапой разминает и со снега сгущенку вылизывает.

На Севере, как на другой планете. Один раз утром встали в августе — небо чистое, вода чистая и горизонта даже не видно, все вокруг одного цвета. Когда границу морей пересекали, капитан объявлял, что можно выйти на палубу и посмотреть, как вода цвет меняет — плотность разная. Да, очень много в голове отложилось, такое не забывается.

— Почему закончилась ваша северная одиссея?

— После инцидента в Мурманске, когда я написал объяснительную, на меня взъелся один человек, финансист, который к водолазам вообще никакого отношения не имел. С меня сняли все полярные коэффициенты, а это основа северной зарплаты. Я два месяца получал по 20 тысяч рублей. Написал заявление на увольнение.

У меня тогда уже дочка в Москве родилась, а я домой приезжал раз в полгода с бородой до колен. Я вернулся в Москву.

— Работу быстро получилось найти?

— Работы водолазом тогда не было, я пошел обыкновенным сортировщиком сигарет. Месяц отработал и тоже ушел, даже трудовую не забирал. И тут мне звонит друг и предлагает пойти в Мосводосток, где тогда создавалось управление водолазных работ. Ты же, говорит, у нас «буржуйский» водолаз, потому тебе первому и звоню.

12 июня 2019 года. Надевать тяжеловесное оборудование водолазу помогают коллеги / Фото: Анастасия Попова, «Вечерняя Москва»

— «Буржуйские» водолазы всегда в цене?

— Это отдельная история. Чтобы нормально работать, мне пришлось буквально понижать квалификацию. Никто не знал, что со мной делать и как мне зарплату платить. Я не попадал ни под какие категории и классификации. Поехал я в Воронеж, там мне оформили водолаза пятого разряда — это ученический разряд. Так я и устроился в Мосводосток водолазом пятого разряда. У нас в международной школе готовили руководителей водолазных спусков, руководителей водолазных колоколов открытого типа, операторов барокамеры. У меня куча корочек, например, что я офшорный водолаз, могу работать на месторождениях. Сварка, резка, грунторазмывочные работы, пескоструйка под водой, гидравлическая пила, дрель — все это мне знакомо, всему этому меня учили.

Я хорошо проявил себя в Мосводостоке, но, чтобы стать руководителем водолазных спусков в России, нужно иметь шестой разряд. И вот теперь мне пришлось мою пониженную квалификацию повышать. Я отучился от Мосводостока, получил разряд. Вот такой интересный круговорот.

— Есть ли у вас в профессии непререкаемый авторитет, гуру водолазного дела, на которого вы хотели бы равняться?

— Для меня гуру — Сергей Вячеславович Черепович, водолазный специалист Мосводостока.

Очень толковый и рассудительный специалист, каждую мысль он обдумывает, не спешит. Сначала он был руководителем водолазных спусков, потом, когда я занял эту должность, он стал водолазным специалистом, руководителем водолазных работ. Я беру с него пример. Он всегда затрачивает какое-то время на берегу, расставляет людей, технику, все готовит так, что работа потом делается очень быстро.

— То есть важно все обдумывать заранее?

— 70 процентов времени мы готовимся на берегу, чтобы облегчить водолазу работу. У него же внизу нет точки опоры, течение, видимости ноль. Хотя должен сказать, что на самом деле нулевая видимость — это прекрасно. Сколько было случаев, когда человек при хорошей видимости ловит панику. Однажды поднимали судно, и водолаз под водой увидел себя в зеркале — перепугался до чертиков. Когда я на Колгуеве спускался, в воде увидел две спины касатки, и как-то сразу стало не по себе. А мне говорят: «Макс, не пугайся, там все равно ничего не видно». И правда! Как только спустился, стало вообще все равно, кто тут: акулы, касатки, рыбысобаки, мертвецы — просто спокойно выполняешь свою работу и не отвлекаешься.

— Не уж то совсем ничего не боитесь?

— Главное качество водолаза — оно ведь в голове: нужно быть стабильным, спокойным. Некоторые люди идут в водолазы из интереса, не понимая, насколько это трудно физически и морально, как тяжело в первую очередь не запаниковать. Девиз водолазов: «Пока дышу — надеюсь». Человек должен быть морально устойчивым.

— Когда-то мальчишки хотели стать водолазами не меньше, чем пожарными или космонавтами. Сейчас ваша профессия — это редкость. Есть ли смысл молодым идти в водолазы? Велик ли шанс устроиться на хорошую работу?

— Идти есть смысл. Знаете, к водолазам XXI век — век высоких технологий — еще не пришел: у нас все по сути так же, как было 50 лет назад, фактически с тем же оборудованием ходим.

Сейчас придумали подводного робота, но он все равно не может делать ту работу, которую делает человек. Поэтому нам нужна смена, нужны молодые ребята, которые знают, что справятся с тяжелым физическим трудом и стрессом. Приходя в нашу профессию, человек становится толковым, начинает быстро принимать верные решения — это и в жизни всегда помогает.

А вот что касается второй половины вопроса — как получится. На самом деле сейчас есть водолазные компании, которые выполняют огромный объем работ, и туда всегда требуются водолазы. Есть и рынок коммерческих услуг. Главное, чтобы водолаз работу качественно выполнял и соблюдал все нормы безопасности. Всегда надо помнить, что вода — это агрессивная среда, не наша. Это стихия. Ее не нужно бояться, но с ней нужно быть очень и очень осторожным.

Читайте также: Пруд в районе Марьино после очистки порадует прозрачностью воды