Музыкант Константин Тарасов: Чтобы поддерживать популярность, лайки не нужны

11 февраля музыкант-мультиинструменталист Константин Тарасов отметил юбилей. Ему исполнилось 65 лет. В преддверии этой даты он выступил в редакции с памятными многим с юности студенческими песнями советских времен и немного современной эстрадой. Итогом небольшого концерта и стала эта беседа — о том, какова она, настоящая музыка, и кому она сегодня нужна.

Школа и творчество

— Константин Борисович, по первому образованию вы — учитель истории. Как получилось, что вы не попали на всю жизнь работать в школу, а посвятили себя музыке? Не жалеете ли о том, что так и не встали у доски?

— Да, я действительно окончил исторический факультет Московского областного педагогического института им. Н. К. Крупской, ныне — Московского государственного областного университета. Студентом был заметным, учился неплохо, мог претендовать на специальное распределение. Это когда молодой специалист после вуза идет работать куда ему хочется, а не куда пошлют. Но дело в том, что я выпустился в 1982 году, когда страна остро чувствовала нехватку учителей и спецраспределение у нас отменили. Всех до единого студентов, у которых в дипломе стояло слово «учитель», загнали в обыкновенные школы. Не миновала и меня эта чаша — я год учительствовал в школе № 502 города Москвы, преподавал историю и музыку. Правда, к концу учебного года меня пригласили работать в одну великую общественную организацию — комсомол, где были «освобожденные» должности, и я принял это приглашение. Педстажа у меня всего год.

— Почему? Ведь в педвуз идут за тем, чтобы стать учителями... Неужели не было сожаления?

— Было, конечно, было! Но, придя в школу, я понял, что мне, человеку творческого склада характера, тяжело существовать в рамках системы, которая была архаичной, возможно, неповоротливой. Мне очень быстро стало там тесно. Школа казалась рутиной, хотелось чего-то большего, глобального, известного. Не знаю, может быть, сегодня в учебных заведениях стало интереснее и учителям, и детям. И если бы та давняя история случилась в наши дни, кто знает, может быть, я и остался бы.

— Вы сказали, что преподавали не только историю, но и музыку. Значит, к моменту выпуска из вуза уже были состоявшимся музыкантом?

— Да. Началось все с музыкальной школы, самой обыкновенной, по классу баяна. И со школьного народного оркестра, где поиграли, кажется, все пионеры.

— Именно! Просто тех, у кого слух был, сажали, к примеру, за баян, балалайку и домру, а тем, у кого не было, давали литавры, трещотки или ложки...

— Я с детства играл на баяне и огромной басдомре. Наверное, это о чем-то говорит... Хотя и ударник я тоже неплохой. Тяга к музыке отличала меня с детства. Я постоянно чему-то учился, пока не освоил несколько музыкальных инструментов на достаточно свободном уровне, чтобы не стесняясь выходить с ними на сцену. Даже в армию служить попал в «музыкальную роту» — солистом Ансамбля песни и пляски Центральной группы войск. Кстати, именно в военном оркестре меня научили аранжировать музыку.

Фото: Игорь Ивандиков / Вечерняя Москва

«Мы поем стихи»

— Несколько инструментов — это ведь очень скромно сказано. Вы — мультиинструменталист, или, как попросту говорят, человек-оркестр. Можете играть, причем виртуозно, на гитаре, рояле, саксофоне, баяне и аккордеоне. Вас и с контрабасом на сцене видели! Поделитесь секретом: это какие-нибудь специальные курсы Консерватории позволяют осваивать чуть ли не по одному новому инструменту в год?

— Нет, что вы! В музыкальной школе я освоил баян, ритм, немного клавишные. В школьных и студенческих эстрадных ансамблях, в джазбанде я играл в основном на ударных, на басах... А потом пришло понимание поэзии, авторской песни, и вместе с ним пришла гитара. И осталась со мной навсегда.

Знаете, как говорили в свое время Владимир Высоцкий, Сергей Никитин о своем творчестве? «Мы поем стихи». Самое главное в бардовской песне — это содержательные, глубокие, неизменно эмоциональные тексты, которые исполнитель часто сам сочиняет, кладет на душевную, легко запоминающуюся музыку и сам потом поет. Словом, это один из самых искренних жанров в песенном искусстве.

Исполняя со сцены авторскую песню, я почти все время параллельно играл в различных ансамблях и оркестрах, в основном эстрадных, «легкого» жанра. И учился у более опытных товарищей искал свой стиль — самобытный, узнаваемый, «тарасовский». Навыки, которые я тогда приобрел, позволяют мне считать себя неплохим музыкантом. Меня тарифицировал в оркестре при Московском государственном университете сам Константин Дмитриевич Кримец, известнейший советский дирижер.

— Тарифицировал?

— Ну, выписал мне разрешение участвовать в платных концертах. Чтобы «на меня» билеты продавали. Это своего рода признак профессионального мастерства и востребованности. Можно играть «за деньги», зарабатывать тем, что тебе делать нравится больше всего на свете. Знак того, что ты стал концертирующим музыкантом, годы ученичества и художественной самодеятельности позади, есть опыт, знания, навыки, чувства, стиль. Тебе есть что вынести на сцену и есть что сказать людям.

Культурный феномен России

— Но ведь, насколько нам известно, главный жанр для вас — авторская, или, как ее еще называют, бардовская, песня. А барды, даже концертирующие, вышли из самой что ни на есть самодеятельности. Как бардовские общины до сих пор называются — Клуб авторской самодеятельной песни... Настоящий бард не нуждается в концертном зале, в оркестре за спиной — ему хватает лесного туристского лагеря, палатки и костра, тесного дружеского круга, подпевающего порой не в лад, зато от души. И концерты у бардов очень часто бывают бесплатными.

— Для меня бардовская песня — особый жанр. Я всегда их очень много знал и пел, хотя рядом с ними были и эстрада, и джаз... Я сочинял свои песни, ездил по большим и малым фестивалям. И однажды встретился с ныне очень известным исполнителем — Олегом Митяевым. Мы с этим парнем быстро спелись, причем в буквальном смысле слова. И стали ездить на гастроли, сделали немало красивых совместных проектов. Кстати, мне очень пригодились навыки, приобретенные в эстрадном оркестре, при аранжировках песен Олега. У нас получился интересный «сплав» двух гитар.

— Олег Митяев получил в вашем лице прекрасного композитора, аккомпаниатора и аранжировщика. А что дало сотрудничество со знаменитым исполнителем лично вам?

— Прежде всего довольно широкий круг знакомств и дружбу с замечательно одаренными, мудрыми, сильными характером творческими людьми. Такими, как Александр Городницкий, Юрий Кукин, Валерий Берковский, Сергей и Татьяна Никитины, Дмитрий Сухарев. Это дало мне другое качество жизни, раскрыло новые горизонты. И предоставило возможность работы. А что музыканту важно? Чтобы была работа-работа-работа! Без пафоса говорю, как есть.

— Прав ли тот, кто говорит о «кризисе жанра» в авторской песне?

— Ну нет же! Какой это кризис, это просто совершенно новое ее качество. Вот я только что приехал из редакции журнала «Знание — сила». Мы там готовим сейчас вместе большой проект, пока не скажем какой... И вот мы там с сотрудниками как раз говорили, что в 1960-е годы, родившись как протестное движение, авторская песня выполняла определенные функции. Народу не хватало лирики. Было много песен, которые легко петь, строем шагая на военные учения или на стройку нового завода, но мало тех, которые можно было спеть под окном любимой девушки. А еще остро не хватало песен, которые принесли бы в аудиторию подлинную гражданскую позицию человека, не причесанного никакой официальной агитацией и пропагандой. Вот самодеятельное творчество и заполнило пустующую экологическую нишу.

Сейчас — другое время! Авторская песня ушла из «протестного», «неофициального» сектора, легализовалась, обрела многомиллионную аудиторию, стала феноменом отечественной культуры. Заметьте, в Америке, конечно, есть музыка стиля кантри... Но такой глубокой лирики, таких хороших, качественных поэтических текстов нет!

— Небритые дяденьки в растянутых свитерах и брезентовых штормовках, с фанерными «ленинградками» в руках и с пронзительными стихами о вечном — в прошлом?

— Пожалуй, да. Поколение уходит. Некогда гонимый официальными властями жанр вышел на большую сцену, окреп, обрел массу своих адептов, но, правда, слегка коммерциализировался, что в наши дни неудивительно. Разве главное — то, что мы теперь платим за билеты? Нет! Главное — это то, как выросла музыка. Стала сложнее, интереснее, профессиональнее. И что еще отрадно — ее теперь играют музыканты с высшим консерваторским образованием.

Фото: Пелагия Замятина / Вечерняя Москва

Три аккорда для старта

— Константин Борисович, интернет предоставил музыкантам широчайшие возможности. Немного желания, компьютер, микрофон, инструмент, быстрые курсы типа «любимая песня за неделю» — и ты артист... Талант и труд не обязательны, кстати. Если «дал петуха» или сыграл фальшиво — электронная программа спасет, замикширует, наложит спецэффект — и спрячет грешок. А в результате по сети бродят вирусные клипы, прививают аудитории низкопробный вкус... Как вы на это смотрите?

— А вы думаете, что Чайковского век назад 100 процентов населения слушало и понимало? Нет! Относительная численность любителей глубокой, серьезной музыки в обществе с девятнадцатого столетия не переменилась, представьте. Остальные аплодировали самоучкам с тульскими гармониками или балалайками, игравшим по воскресеньям кадрили для малограмотного простого люда — без нот, на слух.

Только гармонисту времен Чайковского, как и барду времен Высоцкого, чтобы «сбацать» песенку, надо было сначала пойти к кому-то учиться. Найти его. Убедить, что в ученики годится. А теперь наставник, который покажет, «как аккорды зажимать», ищется быстро, через тот же интернет. Выбирая путь музыканта, надо понимать, собираешься ли ты остаться вечно «на трех аккордах» или будешь учиться понимать и чувствовать сложную, глубокую музыку. И помнить, что вторых — меньшинство.

— Является ли публикация ролика с записью в интернете социальным лифтом?

— Вряд ли. Интернет многие процессы облегчил и ускорил, но «раскрученные» в интернете исполнители стремительно врываются на сцену — и так же скоро с нее уходят, если замирают в развитии. Чтобы поддерживать популярность, музыканту не хайп с лайками нужен, а...

музыка. На «поющие трусы» народ уже насмотрелся и эпатажных песен с нехорошими словами наслушался, хочешь быть популярен, ищи что-то новое, свое, красивое, честное и работай! Работай! Если уж говорить о социальных лифтах, то вот вам секрет популярности шоу «Голос», «Ты — супер» и тому подобных проектов. У них как раз цель — дать «выстрелить» таланту из народа. Но идет сезон за сезоном, и в этих шоу становится все больше именно шоу, не социального лифта.

Мир требует новых ритмов

— Рэп для вас это:

1) что-то непонятное на непонятном языке;

2) метод заработать для некоторых болтливых ребят старшего школьного возраста;

3) настоящее искусство, ведь первым рэпером был сам Маяковский?

— Мне выбрать из трех ответов? Тогда я ни одного не выберу. Потому что любое современное направление — это не хорошо и не плохо, это нужно обществу в данный момент. Рэп дает творческий простор молодым импровизаторам, уже этим он — искусство. Кто несет со сцены и с экрана плохо рифмованную чепуху — забудется, а таланты разовьются и откроют нам что-то новое. Поживем — увидим!

— Верить ли, что рождение новых музыкальных направлений «душит и глушит» существовавшие ранее, оттягивает аудиторию, вытесняет из трансляций, в общем, «экологическую нишу оккупирует»?

— Разве? Электронная, цифровая музыка вытеснит живую? Да никогда! Потому что есть аудитория, которой она нужна. Рок-н-ролл мертв? Тоже нет, пока его кто-то слушает, будут и петь, и играть. Джаз теряет популярность? Ерунда, просто он развился, унифицировался, и сейчас мы слышим одни и те же ноты от разных инструментов. Мир стал больше развлекаться, мир ускорился, он требует новых ритмов — и возникают новые направления. Это просто жизнь, ведь любое развитие начинается с изменений. Давайте подходить к разным современным течениям в музыке безоценочно: если такую музыку играют, значит, кому-то она нужна. Джаз, рок, хип-хоп, рэп — все это не хорошо и не плохо.

А «большая» музыка всегда была делом элитарным, уделом немногих музыкантов и усладой не такой уж большой аудитории. С XIX века количество ее поклонников на планете не изменилось и, поверьте мне, не изменится впредь. Классика никуда не «уйдет», поверьте наконец.

— Музыка вечна, как говорил небезызвестный киногерой?

— Именно!

Фото: Игорь Ивандиков / Вечерняя Москва

Лучшее время

— Выступление в «Вечерней Москве» вы начали с песни «Мой адрес — Советский Союз». Чем объясните такой выбор?

— Во-первых, это хорошая песня. Во-вторых, она известна наизусть всем, кто чуть постарше тридцати лет, и заметим, журналисты «Вечерки» почти сразу начали дружно подпевать, значит, выбор оказался верным. В-третьих, можно как угодно относиться к Советскому Союзу в его поздние времена, поминать на все лады «застой», подсмеиваться над брежневскими бровями, травить анекдоты, превозносить технические достижения, ругать косную власть.

Но... Для нашего поколения все равно советское время останется лучшим. Знаете почему? Да просто потому, что это наша юность. Какой бы ни была власть в стране, а мы сами были молоды, красивы и часто влюблены. Мы видели перспективы впереди. У нас были настоящие друзья, за нами присматривали еще живые и здоровые мамы... Чем не повод считать эти годы по-настоящему счастливыми!

ДОСЬЕ

Константин Тарасов родился 11 февраля 1957 года в Магадане. В 1972 году переехал с родителями в Москву, стал лауреатом Всесоюзного телевизионного фестиваля народного творчества. Играл в небольших самодеятельных ансамблях, в оркестре гуманитарных факультетов МГУ. Срочную службу в армии проходил в качестве солиста Ансамбля песни и пляски Центральной группы войск. Выпускник МОПИ имени Крупской. В 1987 году перешел на работу в Челябинскую филармонию артистом-инструменталистом. До 1998 года концертировал как аккомпаниатор Олега Митяева. Соавтор и продюсер таких музыкальных проектов, как концерты памяти Ю. Визбора в ГЦКЗ «Россия », «Песни нашего века», «ХХ лет без Высоцкого», телевизионная передача «Полет над гнездом глухаря». Занимался также продюсированием мультфильмов. Увлекается философией и социопсихологией.