Главное
Гид по Москве
Приметы и советы

Автор

Ольга Стерн
Клен стоит, качаясь
[b]Столь славные на Москве Воробьевы горы (все-таки один из «семи холмов»!) – и не горы вовсе. Со стороны реки – и вправду, как говорили встарь, кручи. А едешь на троллейбусе «семерке» по улице Косыгина (прежнему Воробьевскому шоссе, по которому бегал когда-то в эти края паровой «трамвай») – будто и в помине нет никаких гор, все плоско и ровно.[/b]Вот лет сто назад это были действительно кручи – пригородная твердыня с ниточкой лип по бровке. Но с той поры горы словно осели в землю. А на самом деле – в 1937-м, после открытия канала Москва—Волга, горы, а точнее – их «фасадная», прибрежная часть, ушли под воду метра на три.Но и без «уроста» у Воробьевых проблем. Отчего-то за ХХ век кручи превратились в рыхлую, сочащуюся ручейками и потоками, оползающую массу. Диагноз специалистов: «ползучие грунты с водными горизонтами». В верхней части разреза – песчаные отложения, а подножье – юрские глины. Вот «сыпучее» и катится вниз по «скользскому»…Знаменитая смотровая площадка в плачевном состоянии, стремится вниз, к реке, со скоростью 5 см в год. Давно в прошлом ажурные лестницы, бегущие вверх меж пестрых клумб. А все строители: лет десять назад славно поработали, разворотив вместо запрошенных 400 метров площади всю тысячу. И склон облысел.Чуть меньше двухсот лет назад на этих кручах чуть было не поднялся храм Христа Спасителя.Помешала волокита чиновников и исторические обстоятельства.Полвека тому назад зодчий Иофан задумал МГУшную высотку придвинуть к самому гранитному балкону смотровой площадки. Чудо-здание, сам того не ведая, спас Лаврентий Берия, отстранив архитектора-фантазера от дел (руководителем проекта стал помощник Иофана Руднев) и распорядившись перенести здание на более твердую почву.Церковь Троицы в Воробьеве цепляется за обрыв, словно Ласточкино гнездо. Освященный в 1810 году храм был построен на еще более древнем фундаменте.Вряд ли наши предки «лепили» церкви на самом краю обрыва, значит, край за эти годы просто стал ближе.Воробьевы горы зеленые. Но только издали. Вблизи – впечатление сложное.– Для чего наш парк? – рассуждает Тамара Филиппова, главный агроном ПП «Раменское», которое ухаживает за зеленью Воробьевых гор. – Как говорится, зона тихого отдыха. А ведь парк на террасах. К примеру, верхнюю часть отдадим пожилым людям. Среднюю – людям среднего возраста, а нижнюю (куда спускаться долго нужно) – молодежи…Самая острая проблема – вывоз мусора: мусоровоз по склону не проедет! На набережной у нас контейнеры, а в парковом массиве часть мусора мы сжигаем, а часть – зарываем; бутылки бьем, ямы заравниваем, чтоб не видно было… Вода, вода, кругом вода. Грунтовая и – химически агрессивная. К нынешним мусорным захоронениям прибавляются и давнишние: в старину тут было несколько кирпичных заводов, жгли кирпич; его остатки разлагаются, выделяя свинец. Многие сливные колодцы (за них в ответе «Мосводоканал») забиты песком и гравием. Набережную периодически заливает. Треть деревьев в парковой зоне – сухостой: корни подмывает, и деревья гибнут. Да и Москва-река все норовит подмыть правый высокий берег. Вот и шатаются, как пьяные, местные липы, ясени, клены, валятся вековые дубы…Не сорвется ли с кручи задуманный тут ради спасения смотровой площадки многоэтажный, врытый в склон ресторан? А если его сверху придавить гигантским колесом обозрения и протянуть канатную дорогу на противоположный берег? Стоявший тут еще в начале прошлого века знаменитый ресторан Крынкина (метрах в ста от смотровой площадки) был деревянным, ажурным и – почти невесомым. Новый проект, по мнению экспертов, при грамотном техническом обеспечении вполне осуществим, но столь дорог, что превращается в нерентабельный.А еще лучше – отзыв академика РАЕН Владимира Баулина, директора Института по инженерным изысканиям в строительстве и защите от опасных процессов – ничего на Воробьевых горах больше не строить.Метромост вот ударно отгрохали – расползся по швам. И, как говорят специалисты, вовсе не оттого, что бетон был плох. Просто аккурат в этом месте есть подвижная тектоническая зона. Так стоит ли восстанавливать невосстановимое? «Чудом света» прозвали когда-то москвичи вид с Воробьевых гор на столицу. Он и сейчас – чудо как хорош. Да и местные кручи романтичны и непролазны, как встарь. Очень хочется сохранить их. Дикими ли, обустроенными ли, но живыми. Нужно лишь привести в порядок дренажную систему, загородить путь оползням подпорными стенками и – не поддаваться архитектурным соблазнам.
Общество
На Новинский, к Федору Никифоровичу!
[b]Федор Никифорович – на всю Первопрестольную один, как Царь-пушка или Царь-колокол. «К Федору Никифоровичу, да поживей!» – и всякий извозчик немедля мчит обеспокоенного седока на Новинский бульвар, даже адреса не уточняет… А имя Федора Плевако просто превратилось в нарицательное – заступник.[/b]Промчалась твоя золотая пора, Новинский! Еще два века назад славились на всю Москву «Подновинские гулянья» на Святки и на Сырную неделю; с балаганами, качелямикаруселями, а потом и… с паровозом! Чистая игрушка, ей-богу.Катал на потеху смельчаков по Новинскому бульвару. А в 1862 году Новинский, как и подобает приличному бульвару, обзавелся двумя рядами лип. История отвела деревьям 70 лет жизни: срубили под корень в 1930-е, когда согласно Генплану заковывали в асфальт Садовое кольцо.В эти же годы закончил свои дни и особнячок знаменитого адвоката, и церковь, где он был старостой. На месте особняка присяжного поверенного – американское посольство, а на месте храма – режет глаз нечто конструктивистское… Вроде бы начисто стерлась из московской истории и память о принадлежавших знаменитому стряпчему доходных домах, на гонорары купленных и построенных. А вот они – тут как тут: Новинский бульвар 16, 16-а, 18… Простые серые корпуса; только центральный отмечен изящным фризом. А те, кто живет тут, не ведают, кто их построил и кто владел.— Здесь жили поколения моих предков, — говорит тележурналист Марина Савченко, несколько лет назад «затащившая» меня на свою «малую родину». — Мария Андреевна, жена Плевако, — моя прабабушка. Была она женщиной суровой, строгой хозяйкой; и если видела, что у когото из жильцов на балконе сушится белье, указывала пальчиком: «Этим в квартире отказать!..»И двор при ней был, как сад. В те времена тут держали и лошадь свою, и корову… Отчего Плевако так двинулся в гору на заре русской адвокатуры? Не смешением ли кровей обязан он своему таланту? Мать Федора – неграмотная калмычка, а отец – высокородный шляхтич. Детей Никифор Плевако перевез из Оренбурга в Москву, выучил, но на матери Федора так и не женился! Охоч до жизни был папа будущей знаменитости… Молодой адвокат, согласно легенде, от отца по этой части не отставал. Полюбил монахиню и увел ее в мир. Родился сын Сергей, в будущем тоже юрист. А когда к Плевако пришла новая – уже до гроба! – любовь, он отправил обратно в обитель согрешившую с ним черницу…Новую любовь звали Марией Андреевной Демидовой. 28-летная красавица была супругой вязниковскогокупца и матерью пятерых ребятишек. От опостылевших брачных уз она решила избавиться с помощью молодого стряпчего. Но в этом деле Плевако оказался бессилен: с разводами в XIX веке было трудновато.Зато, взглянув разок на свою доверительницу, адвокат с ней более не разлучался! Так и жили «без венца», в гражданском браке присяжный поверенный и купеческая жена 10 лет, пока не ушел в мир иной мужмануфактурщик. Любовь устояла, а за долгожданным венчанием последовала и 30-летная семейная идиллия.— Моя прабабушка, — считает бизнес-леди Елена Савченко,– была женщиной крайне решительной. Этому качеству у нее поучиться можно! Она всем хозяйкам хозяйка. Справлялась и с доходными домами, и с крахмальной фабрикой, заведенной Федором Никифоровичем в Пашино. И со всеми восемью детьми от первого и второго браков.— Вот окна Мартыновых, вот окна Саблиных, а вот – Ореховых, — указывает мне, попав во двор своего детства, Марина Савченко. – В домах Плевако квартировала вся родня. Но на моей памяти, естественно, жили уже по коммуналкам… Тетя Варя, дочь Плевако, уверяла, что Леонид Соболев ни на одном концерте не пел так прекрасно, как у них дома. Он ведь был помощником Плевако, но, как говорила Варвара Федоровна, «никудышным». А потом ушел в театр… Сама Варвара – артистичная (в молодости служила на сцене), в конце жизни всего-навсего библиотекарь Института цветных металлов, любила вспоминать и отца, и веселую гостиную особняка на Новинском, где давали музыкальные вечера…Следы еще одного сына Плевако – Петра – затерялись гдето в эмиграции. Хотя известно, что некий Петр Плевако воевал в рядах французского Сопротивления. В России фамилию Плевако носит один человек – историк Наталья Сергеевна. Она и в сыновьях старается сохранить семейное почитание Федора Никифоровича, печальника за виноватых и невиноватых…Из вещей, что еще помнят фамильный особняк на Новинском, уцелела древняя лампа, да еще простенький, до дыр зачитанный месяцеслов московского «златоуста».Федор Никифорович со многими в Москве был на дружеской ноге: К. Станиславский, В. Немирович-Данченко, А. Кони – любили участливого, по-московски щедрого и радушного адвоката. А вот со своим ближайшим соседом (особняки стояли друг против друга), тоже Федором, только Ивановичем, Плевако поссорился. Ф. И. Шаляпин, крупно проиграв Плевако в карты, не простил соседу «ущерба»! О Плевако ходили легенды.Получая крупные гонорары с людей состоятельных, с бедных он ничего не требовал, приговаривая: «Как-нибудь отработаете, родной мой…» Если чувствовал, что подзащитный виновен, не скрывал этого от суда, а просил пожалеть и простить. И прощали! Но не всякий мог стать его подзащитным. Он отказался защищать знаменитую мошенницу Соньку Золотую Ручку. А к выступлениям не готовился, ограничивался набросками, которые называл «оазисами»… Действительный статский советник, гласный Московской городской думы, депутат Государственной думы от Москвы, член партии «октябристов» и – ктитор кремлевского Успенского собора! Все мирские почести Плевако считал преходящими.«Без адвокатуры обойтись можно, без правды – нет!» – любил повторять Федор Никифорович.И он, скорее всего, был прав…
Общество
Солистка императорского театра
[i]Родилась Катя в Москве. У Катенькиной колыбельки хороводом кружили музы. Ее отец, Василий Федорович Гельцер, Владимирский кавалер, солист и режиссер Большого театра, водил знакомство с самим Чайковским! Мать – Екатерина Ивановна Блинова – близкая родня Михаила Нестерова, поэтичнейшего из художников[/i].[b]Уроки верховой езды[/b]В холодном Петербурге Катеринушка не задержалась – протанцевала пару сезонов в Мариинке, и съели ее. Мол, техника хромает, мимика и жесты утрированные. Гельцер защищалась: «Я танцую для галерки и хочу, чтобы оттуда было видно каждое движение пальцев моей руки».И вот Гельцер вновь в Москве. Здесь ее боготворили: «Блистательна!» – были единодушны московские газеты. «Московская школа танца есть школа Гельцер, – восхищался признанный знаток балета Аким Волынский. – Представьте себе человека, несущего в себе всю соборную Москву, со всеми ее колоколами, лихими тройками, бесконечными праздничными гулами. Гельцер не москвичка – она сама Москва».Посмотреть на Гельцер приходили Ермолова, Станиславский, Немирович-Данченко. А знаменитый журналист Влас Дорошевич ухитрялся приезжать из Петербурга в Москву на все балеты с участием Гельцер, а потом писал трогательные письма: [i]«Глубокоуважаемая Екатерина Васильевна! Благодарю Вас за вчерашний вечер! Какое художественное наслаждение. Вы ослепительны в Царь-девице (ловице). Каждый раз кажется, что вы танцуете по-новому. А я, как дятел, твержу одно и то же: Вы сами не знаете, какая вы великая артистка. Целую ваши милые ручки. Ваш, всей душой преданный В. Дорошевич».[/i]За кулисами судьба свела Катерину с Карлом Густавом фон Маннергеймом. Давали «Спящую красавицу». Она выходила в небольшой, но эффектной партии белой кошечки. «Вы не кошечка, вы пантера!» – ввернул в антракте, приложившись к ручке, статный офицер с внешностью викинга. Он и был потомком викингов – сын шведского барона и финской графини. Среди балерин его считали ухажером «так себе». Во-первых, беден. Маннергейм-отец разорился, пытаясь заняться коммерцией. Сыну пришлось искать счастья в Петербурге – он поступил в Николаевское училище, потом в драгунский полк. На беду его рано окрутила дочь генерала Арапова, он женился. Из балерин он опекал Тамару Карсавину. Так что у Гельцер была масса причин отразить наскок барона-кавалериста. Но бравый драгун лишь заглянул в глаза – и она пропала! Уже скоро Гельцер брала у Маннергейма – одного из лучших наездников Европы – уроки верховой езды, и оказалась способной ученицей, отличившись в конном па-де-де с цирковым артистом Труцци.Когда началась Первая мировая война, в Москве появилось множество беженцев из Варшавы и других польских городов. На одном из концертов Екатерины Гельцер после мазурки раздалась буря аплодисментов, все поляки вскочили на кресла. Они уверяли, что только полька по крови может так понять их душу.[b]Народная артистка[/b]Плохо стало с балетом после 1917-го. Спектакли в Большом шли при полупустых залах. Танцовщицы, некогда блиставшие талантами, потихоньку уезжали за границу… Но Гельцер не собиралась уезжать. Наоборот. В 1918-м, когда балерина гастролировала в Киеве, город взяли немцы и комендант предложил ей поехать в Германию. Но услышал в ответ: «Меня ждут в Москве». В полушубке, валенках, платке прошла она через линию фронта. Две недели ехала домой в теплушке вместе с красноармейцами. Доехала. Пришла в Большой.Как Гельцер удалось вписаться в советскую жизнь? Сперва она сделала заядлым балетоманом Анатолия Луначарского. Онто и свел ее с Ильичом. Это знакомство стоило многого. И Гельцер танцевала! Ей приходилось вести почти весь балетный репертуар Большого тетра («Корсар», «Спящая красавица», «Лебединое озеро», «Дон Кихот», «Баядерка», «Эсмеральда»). Да еще концерты по всей стране. Обольстительная полька, жеманная француженка, овеянная морским ветром финка, гордая с лукавой усмешкой русская красавица и, наконец, изумительная еврейка – это все Екатерина Гельцер! А любовь Катерины и Карла Маннергейма, Ясноглазого Рыцаря (так она его называла)? То была любовь длиною в жизнь… В Москве объявился как снег на голову под чужим именем в студеные январские дни 1924-го, пользуясь легкой растерянностью органов – не стало вождя. Он приехал за Катериной. Они должны немедленно обвенчаться. Невесте было под пятьдесят, жениху – около шестидесяти. В церковку на Поварской пробирались ночью, тайком. Она – в наброшенной белой шали и шиншилловой шубке поверх бального платья.Тут бы, сразу после венца – и в Европу, но Маннергейму непременно хотелось проститься с Ильичом – врагом, даровавшим его стране свободу. В траурной очереди они промаялись почти сутки. Морозы стояли небывалые. Задержались на какой-то миг у гроба, сделав несколько неверных шагов, новоявленная баронесса Маннергейм упала без чувств. Думали – обморок, оказалось – двусторонняя крупозная пневмония. Она слегла, и Карлу пришлось отправиться в Финляндию одному, он не мог провести с Катериной в Москве ни одного лишнего дня – ЧК не дремлет! Ему, царскому генералу, еще предстояло сыграть свою роль в истории – стать фельдмаршалом, главнокомандующим армией, а потом и президентом Финляндии. А советским войскам – штурмовать в 1940-м «линию Маннергейма».Но тогда, в 1924-м, Карл исчез… А через три года, в 1927-м, Гельцер танцевала в балете «Красный мак». Да, постановка В. Тихомирова была новаторской. Но никто не знал, что без Карла Великолепного не было бы у Катерины такой Тао Хоа – ее лебединой песни, жемчужины ее карьеры. Еще после русско-японской войны, где полковник Маннергейм и его кавалеристы бились, как львы, барона командировали в Китай. Это была сверхсекретная миссия, замаскированная под научную экспедицию.Вернувшись в Россию в 1916-м, Карл подарил своей Катерине несколько тростниковых зонтиков и вееров, научил ее тайному языку, объяснил, как ведут себя грациозные китаянки из «чайного домика». Рассказы Маннергейма о Китае аукнулись позже, когда Гельцер захотелось блеснуть в балете «Красный мак», где пролетарский пафос был подмешан в классический сюжет о любви и смерти гейши. А критики дивились, как этнографически точна балерина в роли Тао Хоа: чем горше страдает, тем милее и учтивее делается.Когда пришла Вторая мировая – она продолжала танцевать. Зима 1942-го. Приволжский Рыбинск, здесь были и фронт, и тыл.Бывшая солистка императорского театра, народная артистка России дает сольные концерты. Танцует «Умирающего лебедя» Сен-Санса, крутит фуэте Китри из «Дон Кихота» – десять, двадцать, сорок… Непотопляемая. Неувядаемая. Ей «всего» 66 лет.[b]Эпилог[/b]Последний юбилей Гельцер – в ее квартире в Брюсовом переулке. Екатерине Васильевне восемьдесят пять. Собрались гости. Цветы, подарки. Все знают, что она прикована к креслу, плохо видит. В большом зале стоит пустое кресло. Проходит минут двадцать. Она появляется в красивом красном кимоно с птицами, в руках – огромный красно-желтый веер. Плавно мелкими семенящими шажками движется к креслу. Она вновь Тао Хоа.[b]На илл.: [i]«Я танцую для галерки и хочу, чтобы оттуда было видно каждое движение пальцев моей руки...»[/i][/b]
Общество
Колоколист с Остоженки
[b]«Сперва вы слышите тихие трели. Они все учащеннее. Потом вступают голоса больших колоколов, усиливаясь, пока не сольются в сложный аккорд, который перекрывает удар самого большого колокола… Звуки разрастаются, разбегаются и вновь сходятся, кажутся поражающей бурей. И все это в строжайшем соблюдении ритма», – так описывал Константин Сараджев одну из своих 116 колокольных симфоний.[/b]Необыкновенный звонарь (он звал себя «колоколистом») в конце 1920-х по субботам ударял ко Всенощной в храме преподобного Марона на Якиманке. То был не звон – музыка космоса, перекличка ударов грома, лесного шума и птичьего щебета. Некоторые считали, что Сараджев нарушает церковные каноны, пугая звонаря: «Тебя Бог накажет за такую игру!» А впечатлительный Котик – так звали Сараджева близкие – чувствовал, что над ним занесен топор.В ту пору по всей России храмы не строили, а ломали, и колокола, чей совершенный звук порою лишал Сараджева чувств, один за другим бросали оземь, отправляя в плавильную печь. В угаре был уничтожен лучший в России колокол Симонова монастыря, в честь которого Котик выбрал себе псевдоним – Ре.Звонарь понимал, что в одиночку тут ничего не сделаешь. И тогда, заручившись поддержкой Наркомпроса и нескольких именитых композиторов, Сараджев разработал проект светской концертной «образцово-показательной» колокольни для Парка культуры и отдыха в Нескучном саду.Он на страницах книги «Музыка-колокол» доказал, что колокольный звон – искусство, а колокола – бесценное сокровище. Он смертельно надоел властям прошениями. И неугомонного звонаря решили командировать... в Гарвардский университет, сотрудники которого захотели приобрести в Москве целый набор обреченных на переплавку колоколов.Котик составил для американцев гармоничный медноголосый ансамбль. Он придумал для Гарварда 100 оригинальных звонов! Но Россия буквально не отпускала звонаря...Шел 1930 год. Котик отплывал за океан из пароходом из Ленинграда. Поезд Сараджева прибыл на Московский вокзал, когда в городе звонили заутреню. Котик определил, откуда льются самые красивые звуки, вышел к храму и попросил разрешения звонить. Он напрочь забыл о командировке в Гарвард! Друзья отправили его в Америку буквально силком, следующим рейсом.Котик слыл в Москве оригиналом. Рояль называл «несчастной темперированной дурой», всех музыкантов – глухими и упорно отказывался постигать азы композиции. Он уверял, что различает в октаве... 1701 звук! Котика захлестывало многоголосье Москвы, море звуков. Он обладал «цветным» слухом. И не сомневался, что каждый человек, предмет или явление по-своему «звучит», только окружающие этого не слышат! Свою даму сердца, балерину Большого, Котик называл «ми бемоль». Любил ездить в трамвае по старинным московским улицам. Свешивался с подножки, провожая взглядом особнячки в стиле, как он громко оповещал пассажиров, «до 112 бемолей» (что-то вроде ампира).Мало того – он слышал на расстоянии! Если терялась какая-то вещь, мигом отыскивал, объясняя: «Нашел по звуку!» Однажды его отец, известный скрипач и дирижер Константин Сараджев-старший, давал концерт в консерватории, а сын, сидя дома на Кисловке, делал замечания: «Флейтист сфальшивил… контрабас вступил рано». Вернувшись домой, отец подтвердил – точно! И все равно Котику не верили. Его показывали медицинским светилам. Знаменитый психиатр Гиляровский развел руками: «А может, он гений?» …Длинноволосый звонарь из России не вызвал у чопорных сотрудников Гарвардского университета доверия. Стоял студеный октябрь, а Котик был в летнем наряде: подпоясанная ремешком черная блуза, черная шляпа и трость. Никто не догадался предложить русскому гостю теплой одежды.Московские колокола числом 17 уже прибыли в Гарвард. Один оказался непригодным. Скупые американцы обошлись половиной составленного Котиком ансамбля. Тем не менее он приступил к настройке. Университетский городок день и ночь оглашало позвякивание, ужасно раздражавшее студентов. А президент Гарварда г-н Лоуэлл и вовсе решил, что русский неуч портит дорогое имущество: ведь по традиции колокола настраивают, делая насечки напильником, и никак иначе! Вообще-то американцы собирались управлять колокольными языками с помощью пульта, установленного в теплом помещении, а не вручную, на ветру, как того хотел Сараджев. Котик понял, что русский звон не подлежит экспорту в Штаты. Его мечта устроить собственную колокольню хотя бы за океаном разбилась. У замерзшего, измученного придирками гарвардских снобов звонаря случился эпилептический припадок.В детстве «Князь» собирал флаконы от духов, бубенцы, колокольчики и играл в звонаря. Но мальчик-колокольчик с Остоженки не смеялся с тех пор, как не стало его мамы. Беда стряслась, когда она бросилась на крик сына, упала и больше не поднялась.Мама тогда болела тифом, и ей нельзя было вставать. Потрясенный мальчик начал заикаться. Он посвящал памяти мамы Нали – дочери знаменитого педиатра Нила Филатова – свои первые фортепьянные пьески. Знатоки пророчили: растет второй Римский-Корсаков, но ошиблись. В 7 лет, когда до ребенка донесся звук колокола Симонова монастыря, его сразил эпилептический припадок. Поправившись, он охладел к фортепиано. А в 14 уже звонил в подмосковных храмах.А Гарвардский университет не нуждался в звонаре-эпилептике! Контракт с Сараджевым расторгли. Впрочем, приглашенный эксперт установил: настройка и развеска колоколов на башне Лоуэлл-хаус выполнены безукоризненно. Американцы спохватились: где Котик? Поздно! Звонарь уже плыл к родным берегам, делая записи в дневнике: «Не забыть надеть куртку, теплую шапку и ботики…» Его отца, Сараджева-старшего, тоже называли большим ребенком. Как-то в молодости он на спор принял участие в конкурсе актрис на самые красивые ножки (прочие части тела были спрятаны за занавесом) и... победил! Уникальный слух Котика – наследство папы, которого прозвали «сараджефон» за умение подражать голосом всем инструментам оркестра.Сын обожал отца. Всегда загодя чувствовал, когда тот подходил к дому. К несчастью, в 1935-м Сараджева-старшего, по происхождению армянина, перевели из Московской консерватории в Ереван. Котик лишился и поддержки, и жилья – его пристанищем служил отцовский кабинет в консерватории. Пришлось переехать к родным, на диванчик в проходную комнату. Бывший звонарь подрабатывал настройщиком – здесь ему не было равных. Вечерами бросался к роялю, пытаясь аккордами воспроизвести голос навек умолкнувших колоколов. А потом рыдал, рыдал...Надежды вернуться в Америку и дать там большой колокольный концерт таяли: музыкант не знал, что в Гарвард отправлено ложное сообщение о его смерти. Но смерть пришла к нему только в 1942-м, в подмосковном психоневрологическом интернате.Есть сведения, что Котика вместе с другими пациентами отравили фашисты. Он не был безумцем. Он пал жертвой эпохи. Он знал на память голоса тысяч колоколов, а самые звучные успел зафиксировать на нотной бумаге, облазив все колокольни Москвы и Подмосковья.Спектры звучания 317 так называемых «благовестников», легендарных больших колоколов, известны нам лишь в записях Сараджева. Благодаря им утраченное можно возродить!
Общество
Неистовый Реварсавр
[b]К первой годовщине Октября композитор Авраамов предложил правительству свои услуги. Он сказал, что был бы рад продирижировать Героической симфонией собственного сочинения, а исполнят ее гудки заводов, фабрик и паровозов: «Я сделаю настройку этих музыкальных инструментов при соответствующем мандате Совнаркома. Слово за вами, товарищ Луначарский!»Луначарский:[/b] «Это было бы величественно! Я немедленно доложу о вашем предложении товарищу Ленину. Но, признаюсь, я не очень уверен, что он даст согласие на ваш гениальный проект. Владимир Ильич, видите ли, больше любит скрипку, рояль…»[b]Авраамов:[/b] «Рояль! Ну, эту… интернациональную балалайку с педалями… я, во всяком случае, перестрою!» Чем прославился революционный Арсений Авраамов, для краткости – Реварсавр? Сегодня о нем знают разве что студенты консерватории, изучающие эксперименты 1920-х. Главный редактор «Российской музыкальной газеты» Сергей Румянцев 15 лет писал об Авраамове книгу «Таинственный казак, или Жизнь и приключения Авраамова Арсения», которая до сих пор не вышла в свет.Арсений Авраамов, ученик Танеева, почитатель Скрябина, выдвигает теорию натуральной системы тонов. Арифметика доказывает, что октава может состоять из 48 звуков взамен 12!..Реварсавр поселяется в Чедомосе – Четвертом доме Моссовета, бывшем небоскребе Нирнзее. Отопление отключено. Околевающий композитор бегает греться к Есенину, в соседний переулок, но не перестает изобретать музыку новой эры. Короче говоря, Новмузэра зародилась в Чедомосе.«Молчите, музыка и пенье. Фабричные гудки дают концерт. Аккомпанируют ружейные и пушечные залпы. Солирует Гудковый орган во дворе МОГЭСа – паровая магистраль, утыканная трубками с насаженными на них свистками и сиренами. Дирижирует автор – флагами, с крыши 4 этажного дома». «Гудковая симфония» Авраамова исполняется в строгом соответствии с партитурой, которая хранится в Музее музыкальной культуры имени Глинки.Эксперимент Реварсавра направлен на поиск звукового аналога массового уличного действа. Неслыханная музыка потрясала Первопрестольную дважды: на праздновании 5-летия Октября и на похоронах Ильича, когда аранжированные Авраамовым гудки издавали стон, рвущийся из стальных недр машин. Прохожие падали. Странные утробные звуки то ревели попеременно, то сливались в громоподобный унисон, а когда затихали, воздух очень долго вибрировал. Сохранились уникальные кадры: партию ударных ведут орудия, установленные композитором на Москворецкой набережной.Кто он и откуда,русский основоположник индустриального направления мирового музыкального авангарда? Реварсавр, он же Арс Новый, он же просто Арсений Михайлович Авраамов, – донской казак с хутора Малый Несветай, сын есаула. Успел побывать в образе матроса, циркового жонглера, правительственного комиссара искусств, деятеля Пролеткульта. В 21-м был вычищен из рядов ВКП(б) за «неукротимое женолюбие».«В вас мою веру исповедую»,– признался Авраамов имажинистам Есенину и Мариенгофу и разработал для них теорию стихосложения.С поэтическими хулиганами Реварсавра роднила дерзость. Пьесы для перестроенного рояля, или ревопусы, он исполнял при помощи садовых граблей и однажды продемонстрировал свое искусство коллегии Наркомпроса. Во время прослушивания 18 ревопусов у Луначарского разыгралась мигрень, и он горстями глотал пирамидон. «Наш имажинистский композитор», – похвалил Авраамова Мариенгоф.Имажинисты собирались в «Стойле Пегаса» или «Кафе поэтов» на Тверской. Имажинистский композитор вывел в свет свою суженую, Ольгу. Есенин: «Арсений, неужели ты до сих пор живешь с этой толстушкой?» – она разрыдалась, кинулась прочь, поэт догнал и пал ниц – поэт и толстушка протанцевали весь вечер.Она вспоминала, что Есенин был нежен, как девушка.20 лет спустя: Малая Якиманка, 19. Кишащая тараканами перенаселенная коммуналка. Здесь прошло детство Германа Арсеньевича, сына композитора. Временами пенсионер навещает руины отчего дома. Родители, шестеро огольцов и рояль теснились в двух комнатках. Если гость засиживался заполночь, хозяйка предлагала спальное место на выбор: на рояле или под ним.Была у Реварсавра грива золотая – стала серебряной. Дети недоедают, но все как один музыкальные! Чиновники от культуры считают их отца безумцем. Но это он, Авраамов, в 1927-м, на гастролях во Франкфурте, покорил Европу, доказал преимущества своей 48 тональной системы! Это он, Авраамов, первым провозгласил пришествие научно-технической эры музыки и снял первую в мире искусственную фонограмму! Он работал с Терменом, участвовал в создании синтезатора «Скрябин», возглавлял лабораторию синтетического звука, записывал фонограммы первых звуковых лент...19 мая 1944 года Арсений Михайлович поехал в Музфонд на Миусскую за гонораром. На обратном пути, в трамвае, все деньги – месячный доход многодетной семьи – стянул карманник. Вагоновожатый остановил трамвай: коли безденежный, топай. И старый музыкант потопал под палящим солнцем на свою Малую Якиманку. Его обгоняли трамваи. Но унижаться, попытаться сесть в вагон он больше не пытался. А у него было больное сердце. Домой приплелся чуть живой. Попросил жену набить трубочку, сделал затяжку и потерял сознание. Дети в ужасе бросились во двор. Вдруг крик: «Папа умер!» И следом – раскат грома. Детские слезы смешались с дождем.Его похоронили на Даниловском. Семья, по бедности, не сумела поставить памятник, и безымянная могила постепенно затерялась.[b]От редакции. [i]Читатели «со стажем», несомненно, хорошо помнят яркие заметки Ольги Стерн, появлявшиеся в рубриках «Москва и москвичи» и «Вчерашняя Москва». К сожалению, эта статья публикуется уже после нелепо ранней смерти ее автора. Но мы надеемся, что еще напечатаем что-то из оставшегося «в столе» Ольги: рукописи, как известно, живут дольше, чем люди…[/b][/i]
Общество
Две Анны
[b]Привычно оперлась подбородком о палочку, задумалась: «Она мне всю жизнь мешала». Обыкновенная лаборантка носила, как бремя, громкое имя фрейлины Двора Его Императорского Величества. У этих двух Анн, похоже, ни капли общего! Парадокс, но общего — масса.[/b][b]Кто они?[/b]Анна Вырубова 1-я (в девичестве Танеева) родилась в 1884 году в семье придворного.Вышла замуж (неудачно) за лейтенанта Вырубова, участника Цусимской трагедии, одного из четырех чудом спасенных членов команды броненосца «Петропавловск».Анна Вырубова 2-я (в девичестве Строкина) родилась в 1906 году в семье врача. Вышла замуж (счастливо) за сына лейтенанта Вырубова, героя Цусимы, одного из трех офицеров, которые отказались эвакуироваться с горящего броненосца «Князь Суворов» и погибли вместе с командой.[b]Место и время[/b]Однажды их пути скрестились. Лето 13-го года. Россия празднует 300-летие дома Романовых. Император с семьей и свитой (как обойтись без незаменимой Вырубовой?) совершает поездку по провинции.Путь из Москвы в Ярославль (оттуда — вниз по Волге) лежит через Петровск, симпатичный заштатный городишко, основанный Екатериной Великой.Шестилетняя Аня (будущая Вырубова) гостит в Петровске у дедушки, местного полицмейстера, и бабушки, спичечной фабрикантши и благотворительницы. В час торжества городок-игрушка стократно подметен и надраен. Не то бескрайнее поле, не то море голов — местные крестьяне с вечера собрались приветствовать царя.Новенькие павильоны с флажками. Невиданный фрукт лимон в витрине. Анечке его покупают — чем бы дитя ни тешилось! Томление: приедут — не приедут? «Едут!» Дальше — как в замедленном кино. Тихо-тихо катится автомобиль царя. Тихими взмахами руки самодержец приветствует подданных.Следом — машина с императрицей и дочерьми, они все в белом, будто снежное облако.Царская семья входит в храм, свиту туда не пускают. Дедушка-полицейский ведет непоседу-внучку на вокзал, посмотреть царские поезда. Вагоны-люкс. Окна-зеркала. За прозрачной стеной — рядом, а не дотянешься — мальчик с дядькой. У мальчика очень грустные глаза — его побоялись взять в город. Почти ровесники мальчик Алеша и девочка Аня долго рассматривают друг друга. «За что его убили?» — всю жизнь допытывалась Анна Валериановна, рядовой советский человек. За невидимой гранью остался летний день 13-го года, когда царь вручил Аниной бабушке, старосте петровской церкви, икону.[b]Родословная[/b]Ане 14 лет. Она влюбилась (один-единственный раз, зато на век) в Александра Вырубова, студента-медика, приятеля брата. В 25-м, наконец-то – ура! — свадьба! Перед гостями и целым светом предстает еще одна Анна Вырубова! Молодожены тотчас едут в Питер, попадают с экскурсией (случайность?) на пригородную царскую дачу «Александрия» – тогда еще нетронутую, точно хозяева едва отлучились. Супруг не признается в своем родстве (двоюродном-троюродном) с фрейлиной, которая совсем недавно жила здесь на правах «своей».Что проку от родства со знаменитостями? То ли дело наследственные отвага и честь! Корни столбовых дворян Вырубовых уходят в XIV век, когда основоположник рода — татарский вояка-храбрец — поступил на службу к московским государям. В Первопрестольной следы Вырубовых ведут в особняк (продан в 1911-м, нужда заставила) на Тверском бульваре, 23. Теперь это — Театр имени Пушкина, а был — легендарный Камерный. Атмосферу камерности в театральном фойе в 20-е годы поддерживала фамильная фабрика (прежние хозяева навещали любимые вещи), до наших дней дотянула одинокая люстра.Муж «нашей» Анны Вырубовой, Александр Петрович, прошел военврачом Финскую и Отечественную, надорвал сердце и умер совсем нестарым. Что оставалось вдове? Анна Валериановна до 80 лет, пока не «попросили», работала лаборанткой в рентгеновском кабинете Института курортологии.[b]Истоки верности[/b]Казачий переулок, булыжные мостовые Москвы, благовест. Александровский сад, ошеломляющее звездное небо, впервые открывшееся крошечной Анюте. Папа служил врачом в больнице Иверской общины на Полянке, потом — в Марфо-Мариинской обители. Жизнь надломилась внезапно. Исчезла настоятельница обители Великая княгиня Елизавета Федоровна.На глазах докторской дочки чекисты увели сестру княжну Голицыну. Остальные сестры попрежнему «ходили» за болящими. Черный день — подводы, плач, аврал, высылка обители милосердия из Москвы.Анна Вырубова 1-я, влиятельная фрейлина, тоже носила сестринскую косынку с крестом и на свои средства учредила лазарет. После бегства из страны Советов приняла постриг. Лаборантка Анна Вырубова 2-я от души жалеет несчастную подругу императрицы: — Она была очень волевым человеком, а жизнь кончилась тяжело! Откуда Анне Валериановне знать, каким – тяжким ли, легким ли — был последний вздох Анны Александровны? «Та самая» Вырубова спаслась, а ее безмерно милосердные покровители погибли. Она проговорилась о планах спасения царской семьи. Жестоко страдая в Петропавловской крепости, выбрала жизнь. Кто ей судья? Разве только дворяне Вырубовы, которые умирали, но чести не срамили.
Общество
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Георгий Бовт
Георгий Бовт

Финансовые перспективы

Ольга Кузьмина  
Ольга Кузьмина  

Чисто российское явление

Сергей Станкевич
Сергей Станкевич

Зеленский стал неудобен

Михаил Щипанов
Михаил Щипанов

Видит око, да зуб неймет: чем обернется изъятие российских активов

Все мнения
О проекте
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.