Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту

Автор

Юлия Ладилова
[b]Лет сорок назад, в начале 1960-х, я не раз слышала от своего отца, инженера-строителя, о том, что его старый друг и сослуживец Никитин занят проектом грандиозной телебашни в Останкине.[/b]Николай Васильевич Никитин к тому времени уже был общепризнанным в стране конструктором железобетонных сооружений: промышленные стройки первых пятилеток, техническая часть неосуществленного проекта Дворца Советов, высотное здание МГУ и Дворец дружбы в Варшаве – это все его работы. И вот телебашня…Среди тех людей, кого я знала в своей жизни, я выделяю именно Никитина, ибо он был настоящий творец от Бога, эталон инженера. Какие способности надо было иметь, чтобы без компьютера, без нынешней вычислительной техники сделать точнейшие расчеты уникальных сооружений! Голова Никитина была его компьютером и научной лабораторией.Я слышала имя дяди Коли Никитина еще в раннем детстве: мой отец, молодой инженер, с 1931 года был прорабом на строительстве Останкинского хладокомбината, позднее названного именем Микояна, а Никитин – автором проекта. Но это было только начало их дружбы. Я родилась в Останкине: у самой платформы Октябрьской железной дороги были поставлены для строителей деревянные двухэтажные бараки, в одном из которых жила до войны наша семья. На другой стороне – дубовая роща, за ней – усадьба Шереметевых, пруд.Время сверяли по экспрессу «Красная стрела»: пролетел в ночи сверкающий огнями поезд в сторону Ленинграда – значит, точно 23.30… Многое сближало Никитина и моего отца: профессия, энтузиазм и неравнодушие к тому, чем каждый из них занимался. Было и еще нечто общее в их судьбах, что в те годы было гарантией взаимного доверия: репрессии коснулись семей и того и другого, оба были сыновьями «лишенцев», а мой отец и вовсе был изгнан без диплома с последнего курса строительного института и всю жизнь нес этот «крест».Останкинский хладокомбинат был первой пробой сил мастеров входившего в моду железобетона. В 1934 году его сдали в эксплуатацию, а строители и проектанты опять встретились на новом объекте, да каком! На месте взорванного храма Христа Спасителя после многомесячной разборки руин начинались подготовительные земляные работы под будущий Дворец Советов. Техническую часть проекта создавал 30-летний (!) Никитин.Мой отец проработал там семь лет: в это время строители занимались, в основном, выемкой огромных пластов грунта «до материка» и ниже; был осуществлен весь нулевой цикл, а это бетон и стальные конструкции под основание будущего Дворца. На производство бетона и металла было задействовано множество предприятий. Никитин как автор проекта постоянно контролировал соблюдение всех технических условий и бывал беспощаден к нарушениям. И через много лет мой отец вспоминал мытарства на стройке: опалубка негодная, бетон поставили не той марки, и он «потек»... Под основание будущего монстра до начала войны успели залить столько бетона и вколотить столько высокосортного металла, что их хватило бы на множество других сооружений.А в конце июня 1941 года за сутки лихорадочной работы в полукилометровый железнодорожный состав были погружены лучшие механизмы и техника, задействованные на стройке Дворца Советов, и все это вместе с инженерами и рабочими двинулось на строительство оборонительных рубежей под Смоленском. В пути выяснилось, что немецкие танки уже обошли город, кругом бои и бомбежка, а состав оказался в окружении. Приказа никакого не было, бросить технику в поле строители не имели права, а двинуться ни вперед ни назад уже не было никакой возможности, так как в паровоз попала бомба.Помните у Симонова, «Живые и мертвые»? Так точно и эти гражданские люди вперемешку с военными выходили из окружения по ночам, шли лесами без еды, воды и оружия. До Москвы сумели добраться далеко не все… Но это уже совсем другая история.Возвращаюсь к Никитину. Я видела Николая Васильевича в начале 1960-х, когда завершалось проектирование и уже шло строительство Останкинской телебашни (ее планировали открыть к 50-летию Октября). Вспоминаю один из вечеров. В квартире моего дяди в Александро-Невском переулке, вокруг старинного круглого стола, под оранжевым шелковым абажуром собрались три друга, три заядлых «железобетонщика»; с молодости они понимали друг друга с полуслова и полностью друг другу доверяли. Каждому из них в те годы не было еще и шестидесяти лет, но я тогда называла их (про себя) старичками… В тот вечер собрались они на домашний дружеский «техсовет»: над столом склонились три седеющие головы, звучат названия марок бетона – обсуждается «напряжение ствола», амплитуда, угол… Меня как молодую и легкую попросили достать с верхней полки стеллажа пухлый справочник по технологии бетона. Дело в том, что в тридцатые окаянные годы был репрессирован и погиб выдающийся специалист по железобетону, их общий учитель, а часть его уникальной научной библиотеки удалось спасти и спрятать на самых верхних полках дядиной квартиры.Тридцать лет хранить в доме специальную литературу на немецком языке, изданную в Мюнхене и Берлине, – это по тем временам было очень опасно! А к 1960-му книги уже устарели… Но вот понадобился им старый справочник! Никитин в нашей стране был безусловным лидером в высотном строительстве. Недаром к нему обратилась крупная японская фирма с предложением спроектировать для них башню с высокими противосейсмическими качествами; за проект японцы готовы были заплатить миллионный гонорар. Однако отдел науки ЦК мудро решил, что непатриотично работать на капиталистов… И только знающие эту историю друзья иногда подшучивали, называя Никитина миллионером и… валютчиком! Если бы лифты и коммуникации Останкинской башни были созданы с таким же запасом надежности, с каким Никитин рассчитал ее «тело», уверена – никакого пожара не случилось бы. Но он отвечал только за железобетонную конструкцию 530-метровой башни, а не за ее «начинку».Это было особенное поколение: за свой труд они почти никогда не получали должного вознаграждения, были аскетами и даже стыдились благополучия и сытости. Я знаю от отца, что Никитин потратил свою Сталинскую премию на расширение проектного бюро, закупку копировальной машины и приборов.Этим людям досталось множество ударов и обид, но они оставались до конца бескорыстными и верными друзьями и тружениками. Светлая им память.[b]P.S.[/b] А[i] Останкинскую башню давно следовало бы, по аналогии с Шуховской, назвать Никитинской![/i]
[b]Слово «эвакуация» мы узнали в самые первые дни войны... Мама со мной и полуторагодовалым моим братом уехала в город Нальчик на Северном Кавказе: там жили дедушка и бабушка. Казалось, что война не доберется туда никогда, что вообще все кончится через три месяца, к осени мы вернемся домой, в Москву, в наш дом, который находился в районе Останкино.[/b]По контрасту с первым труднейшим месяцем войны жизнь в Нальчике показалась раем: солнце, мягкое тепло! И еще бегущая по камушкам чистейшая горная речка, цветущий детский городской парк – главная достопримечательность Нальчика, делающая его курортом.Вот здесь я и приступаю к рассказу о том, из-за чего я, собственно, решилась написать: МХАТ – а именно большая группа знаменитых артистов во главе с самим Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко – приехал тогда в Нальчик. Я расскажу только о том, что отложилось в моем детском восприятии, что действительно я запомнила: мне, ребенку, твердили взрослые: «Запомни хорошенько, потом всю жизнь будешь рассказывать всем и гордиться! Это не просто старичок с белой бородой, а сам Немирович-Данченко, который создал лучший в мире театр!» Что же, вернее, кого же я так и запомнила на всю оставшуюся жизнь? Две нарядные, в белых легких платьях, а главное, в потрясающих кружевных шляпах, никогда мною до того невиданных и потрясших детское воображение. Та, что постарше и построже – Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, более молодая, легкая и в движениях, и в разговоре, с приветливым, спокойным лицом, рядом с «дедушкой» в пенсне – это Алла Константиновна Тарасова. А «дедушкой» оказался ее муж Иван Михайлович Москвин.Как вообще могла возникнуть эта нить моих детских воспоминаний об артистах МХАТа в эвакуации? Все просто: моя молодая и красивая мама, страстная театралка, незадолго до войны увидевшая фильм «Петр I» с обожаемой Аллой Тарасовой в главной роли Екатерины, не могла не узнать, что МХАТ здесь, в Нальчике. О, это был такой праздник! Ближе к вечеру мама нас, двоих детей, умывала, прихорашивалась сама, и мы отправлялись в парк – туда, где по вечерам все гуляли, встречались, узнавали новости, с наслаждением вдыхали ароматы цветущих клумб и любовались белоснежной вершиной горы Машук.О войне думали и говорили постоянно, будущее было тревожно и непредсказуемо. Но пока, в августе и сентябре 41-го, стояла изумительная летняя погода, кругом – тишина и красота…Моя мама, конечно же, оказывалась поблизости от скамеек, где обычно отдыхали мхатовцы, и ее страстное желание познакомиться с кем-то из них быстро исполнилось. Помогли и мы, дети, вернее, мой брат: белая пушистая головка, непосредственность малого ребенка привлекали. Хотя ему и было около двух лет, он упорно не хотел говорить, а только внимательно слушал и все разглядывал. В парке он каждый раз оказывался возле сидящего на скамье уже знакомого ему дедушки, молча и очень серьезно внимал и вообще выделял из всех взрослых только Владимира Ивановича. Словом, «прилип»… Довольно скоро он так воспылал доверием и симпатией, что попытался самостоятельно взобраться к нему на колени. Добился, уселся, стал внимательно изучать вблизи все, что его занимало: трогал пальчиком белую подстриженную бороду, густые брови. Сосредоточившись на лацкане пиджака, нашел что-то одному ему ведомое, воспользовался паузой в разговоре взрослых и четко произнес: «Дытта!» Веселее всех смеялся сам Владимир Иванович: «В самом деле, дырка! Дырка от ордена» (в те годы ордена крутились на винтах, для чего насквозь пробивался лацкан). Это слово было первым и пока единственным в жизни молчуна. Зато уж потом он заговорил! «Молодец, тезка! Нашел дырку и как хорошо сказал!» – похвалил его Владимир Иванович.Хотя я видела Тарасову всего раза два-три, запомнила ее необыкновенно ясно вот по какому обстоятельству: еще до войны, в Москве, моей маме говорили о ее сходстве с Аллой Константиновной – или с ее ролью в «Петре I». Конечно, это ей льстило, и она поддерживала в себе это сходство: длинные локоны в высокой прическе («как у Екатерины»), легкие открытые платья, стилизованные под эпоху, и т. д.В сентябре тревога усилилась: а что дальше? Первой уехала в Москву Тарасова и увезла с собой множество писем – почта работала все хуже. Даже моя мама отправила с ней письма на наш московский адрес и на папину работу, так как о нем не было известий с начала июля или даже чуть ранее. Все оставшиеся с Немировичем-Данченко артисты и он сам уехали по Военно-Грузинской дороге в Тбилиси в конце октября.А завершить эти воспоминания я хочу строчкой из письма Владимира Ивановича Немировича-Данченко, написанного в ту пору, о коей я вспоминаю: «…Нальчик, 12 октября 1941 года. Два дня был сплошной туман и мокрый снег… И вдруг сегодня с утра небо чистое, … горячий, летний день, пронизанный чистотой снегового озона… Может быть, от того, что я примирился с судьбой вынужденности пребывания здесь, я мог отдаться такому дню свободно, без душевной смятенности, неотрывной озабоченности. Хоть на несколько часов. В парке».В этом парке я его и запомнила на всю жизнь.
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.