Если успеха у публики нет — виноват в этом только музыкант

Выбор был неслучаен: Левиновский — сподвижник Бутмана, аранжировщик оркестра, пианист и композитор.

— Николай Яковлевич, накануне начинающегося музыкального сезона скажите положа руку на сердце, как сегодня живется оркестру?

— Оркестр живет яркой и насыщенной жизнью. Мы очень много выступаем, и не только в России, но и за рубежом. Так что у меня как у аранжировщика много работы: для каждого концерта надо было готовить специальную программу. Причем иногда у нас с Игорем рождаются очень неожиданные проекты. Например, в прошлом году для оркестра я написал джазовую обработку «Шахерезады» Римского-Корсакова. Я давно мечтал попробовать сочинять джазовые композиции, в основе которых лежали бы темы классических произведений. Это не обработка Римского-Корсакова или Чайковского. Это новая джазовая композиция, отталкивающаяся от темы, или несколько тем, заимствованных из классического произведения, с точки зрения джаза переосмысленных по-новому, поэтому «Шахерезада» — это не Римский-Корсаков в обработке Левиновского, а музыка Левиновского, основанная на темах Римского-Корсакова .

— Неужели джазу подвластны такие большие формы симфонической музыки?

— Конечно, поскольку джаз — это открытая форма искусства, в которой нет каких-то заранее определенных правил и ограничений: вот это можно, а это нельзя. Поэтому «Шахерезада» появилась как естественное развитие моих усилий по поиску нового подхода к репертуару .

— Вы же по образованию классический музыкант?

— Да, я окончил консерваторию.

— И как же вас занесло в джаз?

— Это не совсем корректная формулировка. Меня «занесло» в джаз гораздо раньше, чем я стал классическим музыкантом. Я уже был джазовым музыкантом и осознавал, что хочу быть только джазовым музыкантом, но поскольку джазового образования в нашей стране не было, оставался только один путь традиционного музыкального образования. Я окончил музыкальное училище, потом поступил в консерваторию на музыковедческий и композиторский факультет, получил солидное академическое образование. Но учась в консерватории, я считал себя сложившимся джазовым музыкантом. Это был только вопрос будущего, как и где себя проявить. С юных лет я себя ощущал джазовым музыкантом, свой первый джазовый концерт я дал в возрасте 17 лет. Кстати, в стенах консерватории, еще в те годы, когда джаз был фактически запрещенным видом музыки. За него могли исключить из консерватории, объявить выговор. И как у джазового музыканта у меня была масса проблем в свое время.

— С Игорем Бутманом у вас интересная жизненная история получилась. В свое время, когда он еще в довольно молодом возрасте приехал в Москву из Питера, вы взяли его в свой знаменитый оркестр «Аллегро», а теперь он взял вас в свой оркестр…

— У нас всегда были прекрасные отношения двух музыкантов, которые друг друга взаимно ценили. Когда-то давно он, молодой, талантливый, неординарный музыкант, хотел выступать в оркестре «Аллегро», я его принял, и три года мы проработали вместе. Потом несколько лет совместно работали в Нью-Йорке. Наши отношения не прерывались практически никогда. Мы сотрудничали в разных условиях и ситуациях, занимались непохожими друг на друга проектами. Потом Игорь вернулся в Россию, стал здесь развивать свою деятельность в Москве. Через какое-то время он предложил мне присоединиться к нему. В наших отношениях произошла перестановка слагаемых, от которой сумма не меняется.

— Но тогда вы были его руководителем, теперь он ваш, не обидно?

— Ну что ж, время прошло. Тогда ему было 23 года, и я был значительно старше и имел другой статус. Теперь он тоже зрелый человек — ему больше 50 лет. И настало время, когда он занимает лидирующую позицию. Но я считаю себя не нанятым им работником, а партнером. У нас партнерство, лично я так воспринимаю нашу совместную деятельность.

— Насколько я знаю, большое значение в вашей судьбе имела встреча с Эдди Рознером.

— Она имела большое значение в том смысле, что Эдди Матвеевич оказался трамплином в будущее, который довольно неожиданно передо мной возник. У меня был неплохой ансамбль, мы выступали на джазовых фестивалях, где-то нас замечали и отмечали, и вдруг поступило неожиданное приглашение от Эдди Рознена присоединиться к его московскому оркестру, вот это был судьбоносный момент. Если бы этого не случилось, не знаю, когда и как я бы оказался в Москве. Конечно, в конце концов я бы все равно попал в Москву, поскольку все дороги ведут в Рим, но когда бы это произошло, я не знаю. Но вот так судьба распорядилась, что появился Рознер, и благодаря ему мы оказались в Москве, стали работать. С Рознером мы проработали чуть меньше двух лет, потом он ушел на пенсию. Затем была работа в оркестре Анатолия Кролла, потом работа на радио, потом шесть лет я работал дирижером эстрадного оркестра Муслима Магомаева, который никакого отношения к джазу не имел, но тем не менее от этого периода я не отрекаюсь, я был ценим, уважаем, свою работу делал достойно. Но как только появилась возможность все это бросить и играть только джаз, я все прочее отмел, организовал джазовый оркестр «Аллегро» и уже много лет не занимаюсь ничем, кроме джаза. Но вообще всех, кто спрашивает меня об Эдди Рознере, я отсылаю к своей книге «Держи квадрат, чувак». Это о моих ранних годах, о жизни джаза и джазовых музыкантов в СССР, там есть целая глава о моих взаимоотношениях с Рознером, о его личности.

— Как вам нравится сегодня в России?

— Сегодня в России мне очень нравится. Я уезжал совсем из другой страны, мне было очень нелегко сделать такой выбор, но я все-таки принял твердое решение и уехал. К тому же когда я уезжал, у меня отобрали советский паспорт и даже обозвали предателем, и вот с этим клеймом я уехал, и этот осадок все годы эмиграции у меня был. Но сегодня я вижу другую Россию, вижу других людей, другие отношения, в том числе и ко мне. Может быть, я и не со всеми российскими реалиями знаком, но то, что я вижу, мне чрезвычайно нравится.

— А что сегодня происходит с джазом в России?

— Сегодня в России есть джазовые музыканты, причем не только в Москве, но, к моему удивлению, даже и в провинциальных городах, которые, на мой взгляд, могут достойно конкурировать с лучшими западными джазовыми музыкантами, поэтому с кадрами в России сегодня хорошо. Может быть, требуются усилия, чтобы сделать джазовую музыку более востребованной в обществе. Но тут многое зависит от самих джазовых музыкантов, которые должны стремиться не только к тому, чтобы усладить свое джазовое эго и играть только для своего удовольствия. Музыкант должен не забывать и о публике, находить к ней подход, завоевывать и увлекать. Например, Игорь Бутман — успешный исполнитель, а есть талантливые джазмены, но не пользующиеся особым успехом у публики. Чья это вина? Скорее всего, самих этих музыкантов.

— Если говорить об успешных джазовых музыкантах, то вспоминаются слова одного из самых знаменитых современных джазменов, Чика Кориа, как-то сказавшего, что вы являетесь удивительно ярким и талантливым музыкантом. Вы с ним знакомы? Какие между вами отношения?

— Мы знакомы очень хорошо, у нас дружеские отношения. Он очень приятный человек, деликатный коллега. А познакомились мы в Москве, хотя заочно, по записям, я узнал его гораздо раньше. Мы очень тепло общались, Кориа был в гостях в моей московской квартире. Когда я уехал в Нью-Йорк, мы встречались, и там потом мы продолжили наше общение в студии звукозаписи, выпустили совместную пластинку с Игорем Бутманом. Мы постоянно общаемся, и Чик Кориа — это человек, мне небезразличный и близкий. Возвращаясь к вопросу успеха или неуспеха, Чик Кориа — это музыкант, который, будучи успешным на протяжении 40 или более лет, никогда не замыкался в башне из слоновой кости, а всегда думал, заботился о публике, о том, чтобы принести ей радость. Я считаю, что главная задача состоит в том, чтобы публике стало тепло, чтобы она ушла с его концерта, наполненная чемто хорошим, и чтобы потом она долго вспоминала этот концерт. Вот как раз Чик Кориа успешен на протяжении долгого времени, потому что он никогда не забывал о конечной цели музыканта.

— Наверное, кроме него, вы еще со многими джазовыми звездами дружите?

— Я не назову это дружбой, но теплые приятельские отношения у меня со многими музыкантами. Более 10 лет держал свой оркестр в Нью-Йорке. Кто только не играл в моем оркестре за это время! И знаменитые музыканты, и не очень. Также с очень многими музыкантами я записывался. Всех не перечислить. Так что круг моей джазовой дружбы очень широк.

СПРАВКА

Николай Левиновский — известный джазмен, основатель ансамб ля «Аллегро», на протяжении десятилетия являвшегося одним из лидирующих джазовых коллективов страны. В конце 80-х годов прошлого века он переехал в США и создал там «Оркестр Ника Левиновски», а затем собственный джазовый лейбл — NLO Records.