Федор Добронравов сыграл человека, которого нельзя победить

Режиссер Александр Назаров при минимальном отклонении от рукописи достоверно воссоздал атмосферу и философичность, которыми проникнут этот поздний опус классика американской литературы. Помогли ему в этом актер Федор Добронравов, художники Илария Никоненко и Лада Шведова, музыкант Андрей Рейн — вся команда, чувствуется, работала очень слаженно, потому что постановка вышла на редкость выдержанной и гармоничной.

Сюжет прост: старый рыбак уплывает на лодке в океан. Ему хочется поймать большую рыбу, поэтому уходит он далеко. Поймав ее, он берет курс к берегу, но лодка движется медленно под тяжестью добычи, а хищники так и норовят оттяпать от нее кусок. В итоге старик возвращается домой лишь со скелетом рыбы, но с уверенностью, что своего человеческого достоинства не посрамил — ведь он поймал, что хотел, и сумел отбиться от акул.

В афишах постановка значится как моноспектакль — единственная роль старика отдана Добронравову. А кому, как не ему, сыграть человека «себе на уме» да еще вечно разговаривающего с самим собой? Кажется, что суетливость его экранных героев здесь находит свое обоснование.

Режиссер сумел обернуть это амплуа артиста в художественную ценность постановки: как и прописал Хемингуэй, самобытность старика предстает здесь выражением самой природы, порывистой и непредсказуемой. И если смотреть на игру Добронравова с этой позиции, то в своей органичности это одна из лучших его сценических работ.

Громогласно посетовать на изворотливость рыбы, от души спеть балладу на испанском, с недоумением признать в себе гордеца — существование его героя кажется непосредственным и в иные минуты глубоко драматичным. Особенно когда он в финале буквально на последнем дыхании признает, что «человека можно уничтожить, но его нельзя победить».

Такой естественности во многом способствует и сценический антураж. Это только на афише написано, что роль здесь одна. Внимательный зритель увидит, что своя роль есть и у пролетающей благодаря работникам сцены птички, и у моря, которое нетрудно угадать в колышущейся на полу серебристой материи, у теней на заднике, означающих ход солнца, и даже у игрушечного мальчика, слепленного стариком прямо перед зрителями из песка.

Именно это переплетение проявлений мироздания, которому создатели спектакля уделили так много внимания, передает на сцене уникальную эстетику позднего Хемингуэя.

Одним словом, прекрасно. Единственный вопрос может возникнуть по части своевременности постановки. На первый взгляд здесь мало актуальности, нет модных нынче подтекстов и намеков. Все так, но только не для поклонников этого писателя, отмечающих в 2016 году 55-летие его кончины.

В первую очередь они, любители Хемингуэя, смогут по достоинству оценить премьеру. А для остальных будет достаточно того, что этой работой Добронравов отметил свое 55-летие, которое тоже приходится на этот год.