Дом на Божедомке

Поскольку каждый юный москвич хоть раз, да побывал в этом доме, то юбилей этот касается каждого жителя Первопрестольной. О том, как живет «Уголок» сегодня – рассказ нашего корреспондента.

Я гуляю по Москве.

Сажусь на Новослободской в умытый дождем трамвай и качусь извилистым маршрутом по узеньким улочкам старого города, мимо института, музея Достоевского, театра Армии - к Суворовской площади.

От нее бульвар выводит меня к нарядному особнячку, словно созданному для того, чтобы в нем принимал гостей старорежимный московский градоначальник. Вот и символ государственной власти машет приветливо с балкона лапой – важный каменный бурый медведь.

Невежливо не откликнуться на такое приветствие - захожу в своды особнячка.

…И оказываюсь в сказке.

Передо мной - небольшой зал, полный детей. Перед нами на сцене крутится юлой колоритная Баба-Яга. Все при ней - и метла, и завязанный на лбу в характерный узел платок, и даже драный ковер-самолет за поясом. Правда, Баба-Яга никак не может вспомнить, куда же она свой ковер-самолет подевала. Дети ей хором подсказывают, и в благодарность Яга тает и рассказывает им о своей заветной мечте.

- Живет тут неподалеку в деревне Василиса. Хозяйка она хорошая - в ее руках работа так и кипит! Вот поймать бы мне эту Василису и заставить работать на себя!

- Как бы не так! – тут же отреагировало какое-то дитя.- Ты же злая!

Но баба Яга – женщина удачливая, и получается все-таки так, как она хочет.

Отправляется красавица Василиса в лес за грибами.

- Не ходи!- взволнованно кричат Василисе дети. - Там Баба-Яга! Баба-Яга в лесу! Не ходи!

…Но Василиса их не слышит, и долго бродит по лесу, пока не выходит к избушке на курьих ножках…В ней она встречает уже пойманную Бабой-Ягой Аленушку. Вместе они начинают работать, чтобы Баба-Яга их похвалила и отпустила на волю. В работе Василисе помогают лисы, барсук и даже дикобраз. Последний вышел и скромно предложил свои услуги, когда Василисе потребовалась иголка, чтобы зашить ковер-самолет.

Дикобраз вызвал бурю эмоций зала. До чего же он был красив! Весь в длинных белых иглах, а мордочка похожа на баранью – добрая и доверчивая. Звали его Ёжиком.

Василиса со зверями и пшеницу Яге посадила, и муку намолола, и пироги испекла- но хитрая Яга все не хочет отпускать свою добычу обратно домой. Помогла Аленушка. Рассердилась она на Ягу и выплеснула на нее ведро с водой из заколдованного колодца. А вода та была непростая, колдовская была вода. И превратилась Яга в добрую хлебосольную бабушку Егоровну. Усадила она за стол и девушек и зверей и стала чаем угощать с пирогами.

На этом сказка кончилась, и дети отправились на экскурсию по старинному особнячку, населенному такими чудесными зверями – артистами. Вы, наверное, уже догадались – я попала в театр «Уголок дедушки Дурова». И живет здесь совсем не старорежимный градоначальник, а дружный артистический коллектив зверей и людей. Бегемот Муха, слониха Сюзи, баран Бяша, и дикобраз Ежик, блистающий в сегодняшней программе.

Японские журналисты, попавшие на премьерный спектакль «Как Баба-Яга доброй стала», влюбились в дикобраза и попросили показать его «на бис». Ежик вышел и разрешил себя погладить, что было весьма рискованной затеей. Потом журналисты получили на счастье иглу. А японский ведущий нашел в баране Бяше родственную душу. «Бяша хороший»,- повторял он бессчетное количество раз, как заклинание, и радостно заглядывал в бараньи глаза. Баран, в свою очередь, разглядывал японца. Они были чем-то похожи – один профиль в черных кудряшках, другой в белых. Яга нежно называла барашка «Пушкиным». После «Пушкина» к гостям из-за океана вышли две лисицы - одна спокойная, рыжая, уверенная в себе, хорошо знающая трюки, вторая, чернобурка, нервная, боязливая. «Все звери разные, как и люди. К каждой свой подход», - объясняла Василиса, на самом деле - заслуженная артистка Людмила Терехова. В интервью она рассказала, что пришла в этот театр много лет назад, чтобы поступить здесь в школу юннатов. Была у дочки великого русского дрессировщика Владимира Леонидовича Дурова Анны такая прекрасная затея - собрала она по всей Москве детей, что любили зверье, и открыла при «Уголке» школу юннатов. Юннаты росли вместе со своими подопечными, и некоторые тут и остались на всю жизнь. Баба Яга - талантливая, очень артистичная Валентина Снопова - тоже «юннатка», и тоже пришла сюда много лет назад.

Пока прекрасные «юннатки» знакомят прессу со своими артистами, рассматриваю зал. Он совеем небольшой. В декоративных «окнах» - нарисованные домики старой Божедомки. Здесь после удачных гастролей Владимир Леонидович Дуров купил себе дом - первый за много лет кочевой жизни циркового артиста – и открыл свой театр «Крошка». В Рождество 1912 года было первое представление. «Хороший подарок к празднику», - писали тогда газеты.

Дуров, как пишут, был великий гипнотизер, а значит, волшебник. Он заколдовал свой дом, и время не коснулось его. Прошла революция, гражданская война, две мировые, потом ужасы перестройки - от старой Москвы не осталось ничего. Но никакие ветры перемен не смогли изменить атмосферы этого дома на Божедомке. Здесь как сто лет назад - все так же люди и звери ткут нить затейливой детской сказки, в финале которой терпеливо объясняя детям, что добро – это всегда лучше, чем зло, и что оно победит. Это заявление спорно, но дети пока об этом не думают.

Я поняла, что неожиданно и счастливо отыскала спрятанное сердце Москвы.

Оно давно уже не в Кремле, где среди гробов патриархов в немой тишине лениво фланируют, смотря пустыми глазами, иностранцы. Те же пустые равнодушные чужие глаза - в Третьяковке, где томится рублевская «Троица», которой, что очевидно, место не здесь, а в Храме, на алтарной стене, охраняемой молитвами. И не на Воробьевых горах, где усердные узбеки все стригут бедную лысую траву, по которой бродят уже не Герцен с Огаревым, а гости столицы и юные байкеры.

Сердце Москвы - здесь. Укрылось в этом затейливом, охраняемом бурым медведем, доме на Божедомке (позвольте мне называть эту улицу ее старым прекрасным именем).

В трех шагах от него - мечеть, и совершенная Азия, русские шмыгают опасливо, везде бороды и гортанная речь.

В четырех шагах - станция метро «Проспект Мира», самое безвоздушное место Москвы, без деревьев, насыщенное парами авто.

В другую сторону от дома - бульвар, ведущий к театру Российской Армии. И знакомый уже мне маршрут трамвая приведет к музею Достоевского и церкви на Новослободской. Это еще та, старая Москва. Но она резко заканчивается грохочущим третьим транспортным кольцом, отравившем воздух вокруг на многие километры…. А когда то здесь были дачи и дачники, дома художников и цыганский «Яръ». «Яръ», впрочем, на месте.

Напротив дома в сторону метро - гигантский зеркальный бизнес – центр, один из сотен, безликий и безобразный. Рядом с ним ютится подворье Троице-Сергиевой Лавры. Там так немноголюдно, что его трудно обнаружить. Оно словно прячется от этого нового мира.

Вместо прекрасного парка, который сто лет назад окружал этот дом, здесь теперь все запаяно в бетон. И звери томятся в летний зной в маленьких клетках, вынесенных на улицу. И рядом – огромная пустая площадь, на которой по распоряжению правительства Москвы должно строиться второе просторное здание, которое выхлопотали потомки Владимира Леонидовича для своих питомцев. В старом зверям тесно, и детям мало зала на 328 мест, и билетов нет никогда, потому что такое 328 мест для сегодняшней Москвы, но … ничего не строится, и все застыло. И летят куда-то письма, и нет на них ответа…

И, возможно, давно уже заплачены деньги за кусок земли для какой-нибудь парковки все того-же бизнес-центра, и звери остались не у дел.

Урбанистический рай наступает. Но тут, в этом крохотном уголке прошлого, еще сохранилась патриархальная Москва. У меня есть догадка, почти уверенность, почему. Потому что перенести сердце Москвы отсюда будет уже некуда.

И, пока в этом доме есть дети и звери, оно продолжает биться.