Ты не расслышала, а я не повторил...

Проспект Мира. Мы в гостях у Галины Бесединой. Если отдвинуть куст густозеленого домашнего растения, можно найти спрятанный за ним портрет хозяйки квартиры в молодые годы. И удивиться: Беседина почти не изменилась. Та же улыбка, те же лучистые всепонимающие глаза. Она приглашает к столу:

- Все сама делала... люблю готовить, всегда такие столы закатывала... Помню, Шурик Ширвиндт посмотрел как-то и говорит: «Ну вот, опять у Гальки не нажрешься...» В смысле, не напьешься...

Перфоратор в потолке одобрительно гудит “жу-жу-жу”. (Так совпало, что соседи решили отпраздновать день рождения певицы грандиозным ремонтом).

- Галина Ильинична, ваши записи в Ютубе для меня стали душевным потрясением. Никогда не думала, что так можно поэзию исполнять...

- Знаете, я всегда вспоминаю случай, как мы с Сережей выступали на БАМе. После концерта подходит к нам работяга в фуфайке и говорит: «Я никогда не слышал такой поэзии и музыки. Эх, вот сейчас возьму, брошу шапку на землю и начну жить по-хорошему…»

- А как бы лучше назвать ваш жанр... Он сегодня кажется очень актуальным. Многие поэты пытаются как-то иначе подать свои стихи...

- У нас жанр такой... Он стоит на стыке музыки песенной и музыки камерной. Когда мы с Сергеем Тараненко выступали в 1978 году на конкурсе в Сопоте, нас там назвали исполнителями поющей поэзии...

- Но «фишка» такого исполнения – она же не в уникальных певческих данных?

- Нет, нет. Вот, к примеру, у Сережи Тараненко был прекрасный голос, он любил им щеголять, но Микаэл Таривердиев заставлял голос прятать. Для исполнения поэзии Вознесенского, Цветаевой Светлова не нужны профессионально поставленные или даже оперные голоса. Нужно особенное произнесение музыки, такая особая интонация... Нужны душа, сердце, ум.

- Кажется, это как раз именно то, что принято называть «третьим направлением». Странно, что сегодня таких исполнителей нет...

- Что ж тут странного… Современные композиторы не пишут музыки на стихи великих поэтов, как писал Таривердиев. А еще на ТВ этот жанр не представлен вовсе.

Фото: Маргарита Письменская

- Да? А я слышала, что вас звали на «Евровидение», но вы отказались...

- Звали, только не выступать, а комментировать. Да ну... Зачем я там? Когда звучит одна попса - это преступление, я считаю. Нет, я не против попсы, но я против того, что нет разнообразия жанров. Вот сейчас передача идет по телевидению – детский «Голос», я смотрю, переживаю, но меня удивляет, что дети выступают во взрослых костюмах, исполняют взрослые песни про любовь и еще – на иностранном языке. Словно не было у нас никогда других стихов, другой музыки...

Галина Беседина смотрит на фотографа Риту.

- А вы знаете, что Таривердиев отлично фотографировал? - вдруг спрашивает она. - Да-да, Микаэл Леонович был гениальным фотографом, он мог встать в четыре утра, ждать, когда взойдет солнце, чтобы сделать снимок. Он мне всегда повторял: Галя, запомни, тебя нужно фотографировать сверху. Галя, проси, чтобы когда тебя фотографируют, вставали на стул...

Фотограф улыбается и поднимает камеру выше.

- Галина Ильинична, вас называют инструментом, настроенным Таривердиевым...

- Ну а что же... Я бы не отказалась быть таким инструментом. Микаэл Леонович очень много в нас вложил. Он был жестким, требовательным, первым делом поставил условие, что выступать мы с Сережей не будем целый год. Все это время мы работали над репертуаром и прежде, чем начинать петь, очень долго читали стихи, старались все до мелочей понять, прочувствовать...

- И вы со всем соглашались?

- Сережа восставал страшно. И мне всегда приходилось как-то мирить, лавировать, все время думать, как бы они не поссорились... А я... со всем соглашалась. Я же совершенно умирала от его музыки, у меня было ощущение, будто я нахожусь в церкви. Когда произносила «Не исчезай» или «Со мною вот что происходит», то начинала внутренне молиться: «Боже, Боже, прости меня, я больше никого не обижу, никому не сделаю ничего плохого». И как будто очищалась во время концерта. Хотелось начать жить по-хорошему, как тому замечательному мужику с БАМа.

***

Ведь все равно, даже если исчезну сам, я исчезнуть тебе не дам... Не исчезай

Когда слушаешь их записи - возникает чувство, что исполняется нечто большее, чем песня. Роковую роль в судьбе исполнителей сыграло стихотворение Вознесенского «Не исчезай». 16 октября 2013 года на сцене, во время исполнения этого произведения не стало Сергея Тараненко...

- Эта песня – память о Сереже. Он умер на сцене от инсульта. Я до сих пор себя виню...

- За что?

- Он в последнее время часто говорил: «Галя, нам уже скоро семьдесят, ну хватит уже выступать...» А я его подбадривала: «Сережка, ты на что жить собрался? На пенсию? А ну-ка пошли!»

Фото: Маргарита Письменская

Мне-то было жалко наш дуэт, наши песни, труд Таривердиева... Может быть, я Сережу слишком заставляла... Ему в последнее время было неспокойно.

- И еще ведь одна чуть ли не мистическая совершенно история была связана с песней на стихи Рязанова...

- Да, это песня «Хочется светлого», которую Эльдар Александрович нам подарил. Удивительная песня, но там строчка такая была: «Жизнь, улыбнись мне улыбкой прощальной»... Сережу эта фраза не то чтобы пугала, но настораживала. И я говорила Эльдару Александровичу, давайте, может быть, как-то заменим строку. А песня оказалась действительно прощальной, это было последнее, что мы успели записать с Тараненко...

- Умереть на сцене – это то, о чем можно мечтать артисту...

- Вот не знаю я! Мне Витя, муж мой, говорил: «Я умру на сцене, я умру на сцене…» Для него сцена – это все на свете было. А я говорю: не хочу умирать ни на сцене, ни вообще. Если только почувствую себя плохо – немедленно со сцены уползу куда-нибудь. Я жить хочу.

- А вы никогда не думали, что из-за исполнения таких сильных песен, такой музыки, вы запрограммировали жизнь.

- Ну, может быть, эти песни научили меня жить...

***

Как я встану перед миром, как он взглянет на меня

В восьмидесятые годы Галина Беседина пропала с телеэкранов. Заболел ее муж, народный артист России, певец Виктор Беседин. На сцене, во время концерта, у Беседина случился инсульт.

- Витя болел пять лет. Он не ходил и не говорил. У мужа была маленькая пенсия, пришлось мне зарабатывать, чтобы оплачивать массажистов, логопедов, невропатологов... Я давала концерты, но денег все равно не хватало. Помню, как-то в гости приехали витины родственники, а у меня денег не было купить триста граммов колбасы, и маленький племянник Кирюша обиженно так говорит: «Ой, как у тети Гали бедно стало!» Это тяжелые годы были... Но зато за эти пять лет я столько Вите отдала тепла, я себя ощущала такой необходимой, такой нужной, такой уважаемой его друзьями...

- А раньше что, неуважаемой были?

- Понимаете, мой муж... он ведь старше меня на двадцать лет. И часто приходилось слышать, что, мол, я замуж вышла из-за денег. Витина мама меня тоже не приняла, сказала, слишком красивая, слишком молодая, бросит она тебя. И в «Москонцерте» были люди, которые говорили: Витя, вот она встанет на ноги, сделается заслуженной артисткой и уйдет...

- А вы – любили?

- Я хочу сказать, что любовь – это не только сливки собирать, это же огромная ответственность. Когда это все случилось – как иначе я могла себя повести? Что бы сказали друзья, что бы со мной тогда было?

- Как в стихах Светлова: «Как я встану перед миром, как он взглянет на меня»...

- Да, как в стихах Светлова...

- А Сергей Тараненко в это время вам помогал?

- Нет, Сережа не пришел ко мне... ни разу... К тому времени он захлопнул крышку рояля и сказал, что уходит в свободное плавание. Он вернулся уже после смерти Вити. И я встретила его на костылях...

- Что случилось?

- Через месяц после смерти мужа сломала ногу, а потом – сломала еще раз. Говорят, что те, кто прошел войну, они потом очень долго не могут жить нормальной человеческой жизнью... У меня с Витей так было. Я с ним чувствовала себя важной и нужной. А когда он ушел – сломалась. И что только не делала, чтобы отвлечься... выпивала даже... наверное, мои гены помогли мне не спиться.

- Вы простили Сергею предательство?

- Знаете... В какой-то момент я даже обрадовалась, что он ушел. Я чувствовала свою вину перед ним. Было у него чувство ревности, что ли... Он к сцене ревновал, что я – впереди, а он - за роялем, где-то сзади, как тапер. А ведь он прекрасный музыкант, он мог заставить играть любой инструмент. Приезжаешь в город - а там стоят «дрова»: пять клавиш, остальные все - расстроены. Но Сережка умудрялся так играть, что даже Таривердиев удивлялся. И мне всегда больно было, что у нас с ним такие...

- Терки...

- Да, такие непростые отношения. С ним было сложно. Сложнее, чем даже с Таривердиевым.

***

Я другом ей не был, я мужем ей не был

- Зрители впервые увидели вас в дуэте с Сергеем Тараненко и тут же поженили. Но – вот парадокс – вы говорили, что даже друзьями не были.

- Никогда мы с ним не дружили, никогда не сидел он с моими гостями... Однажды он мне сказал: «Я сходил с ума, когда слышал от тебя фразу «Сереже не наливайте». А я ведь знала, что ему пить нельзя, что концерт сорвем, людей подведем. Он ведь мог встать на второй песне и уйти со сцены... Он сам не скрывал, говорил всем: а я, мол, пью. Но его страшно бесило, что я смею ему делать замечания.

С ним вообще нельзя было по-простому. Вот, например, я могла кому угодно запросто так сказать: ты дурак. А ему – нет. Ведь он никогда в жизни не ругался. Я ругалась, а он - нет.

- Не может быть! Вы?

- Иногда даже матом. Вы забыли, что я жена фронтовика, и он меня научил. Поэтому я все могу.

***

- Вы жалеете о чем-нибудь?

- Я жалею, что наше с Сережей дело – не продолжено. Сейчас нашу планку, нашу полочку никто не занял. Но я верю, что будет возрождение музыки. Не может умереть то, что вечно. Знаете, я взяла в коллектив его племянника, его тоже зовут Сергей Тараненко. Он сын родного брата Сережи. Второго декабря у меня будет юбилейный концерт в доме ученых, там будет участвовать Сережа-маленький. Мы с ним записали песню. Все говорят, хорошо, хотя мне, конечно, Сережу моего никто не заменит...

- А вы не жалели, что вы неформат? Может быть, стоило...

- Попсу петь? А я же пробовала. Мы с Сережей пробовали сделать песни «легкого содержания». Вот сделаем, отрепетируем, выходим на сцену, один раз споем, понимаем, невозможно. Стыдно. Мне казалось, что меня надо застрелить за то, что я могу это нести людям... Знаете, нам Таривердиев повторял, что надо иметь смелость не нравиться публике. Страшно это, неприятно. Я до сих пор боюсь, но с годами все больше понимаю, как он прав был...

От редакции:

Уходя, мы не задали Галине Бесединой один вопрос. Почему такая замечательная певица сегодня так мало известна? Нам показалось, ее слишком уверили в том, что ее талант – это чужая победа и чужой гений.

Мы просим рассказать о себе, о том, как одной из первых – выступала в Чернобыле, Спитаке. О том, с каким триумфом ее приняла Франция... Она рассказывает — о людях, ее окружавших. Словно вся история ее - история про жизнь, которую невозможно поймать. Как в стихотворении Георгия Иванова: «Ты не расслышала, а я не повторил»...