Жизнь без песен

2 апреля одному из самых успешных советских поэтов-песенников исполняется 80 лет. Сегодня он песен не пишет — предпочитает гражданскую и любовную лирику. Но как и во времена своей популярности, пришедшейся на 70–80-е годы, помнит лучшего друга юности Владимира Высоцкого.

...В небольшой однушке на юго-западе столицы никакого творческого беспорядка. Напротив, предельная чистота и много свободного пространства — дом поэта разрушает стереотипы о писателях. Это удивительно, учитывая тот факт, что живет Игорь Васильевич один.

— Я привык к чистоте, — замечает он. — Убираюсь сам. Это у меня с детства — любовь к чистоте. Я вырос на Неглинной. Наш дом стоял рядом с Сандуновскими банями, и я ходил туда иногда и пару раз на неделе. Обожал это дело! Сегодня в городские бани уже не хожу — тоже из любви к чистоте...

Когда я учился на высших литературных курсах, это 1971–1973 годы, в нашей группе был один писатель из Узбекистана. Как-то раз он написал на меня такую эпиграмму: «Игорь Кохановский — он мужик таковский: / По субботам парится / В бане Сандуновской

— У вас гигантское количество песен — их пели ведущие исполнители...

— Да, в советские годы стихов писал очень немного — в основном работал в жанре песни. По итогам 1983 года вошел в десятку самых высокооплачиваемых авторов. И когда в 97-м пришел оформлять пенсию со справкой о ежемесячной зарплате в 6 тысяч рублей (при средней зарплате в 120 рублей), на меня в собесе посмотрели удивленно. Сегодняшние авторские отчисления, конечны, смехотворны по сравнению с теми.

ВРЕМЯ ДИЛЕТАНТОВ

— Сейчас вы пишете больше стихов о любви?

— Как пел Высоцкий, «даже от песен стал уставать»: настал такой период, когда они надоели. Это не значит, что я не слежу за тем, кто и что поет. Нынче качество текстов стало запредельно низким. Ужасно!

— Может, беда с текстами — это часть какой-то большой проблемы?

— Да. Большая проблема — это размытие понятия «профессионализм», профессионалы обесцениваются. Абсолютное дилетантство во всем: в кино, в музыке, на телевидении. Все превратилось в одну большую мыльную оперу — невозможно ни смотреть, ни слушать... Такое ощущение, что кто-то целенаправленно хочет нас сделать дураками! дураками!

— Сегодня успех зачастую увязывают с искусством провокации. Это ли путь к признанию?

— Если провокация родилась сама собой, если она органично выглядит, то возможно настоящее признание. Например, во время войны у всех на устах были строчки Константина Симонова: «...Сколько раз увидишь его — столько раз и убей». Это, конечно, провоцировало, возбуждало ненависть. Но было оправдано временем, когда не на жизнь, а на смерть шла схватка с врагом. В целом людей не обманешь — всевозможные расчеты с продуманными акциями сразу видны и не трогают душу. И потом: что такое слава по сравнению с признанием зрителей, читателей? Ничто. Возможно, провокация — вообще не путь к зрительской любви.

РЯДОМ С ДРУГОМ

— С Высоцким вы были друзьями с восьмого класса. Вас не смущает, что ваша жизнь проходит под его светом?

— Я так не считаю. Он писал песни, я тоже писал песни и был абсолютно самостоятельными человеком. У меня было, как я говорил, четыре придворных ансамбля: «Поющие сердца», «Добры молодцы», «Красные маки» и «Здравствуй, песня». Наша популярность не пересекалась. Да, все знают, что мы дружили. Мне он посвятил пять песен — больше, чем кому-либо. Даже Марине Влади меньше!

— К концу его жизни вы общались уже не так тесно?..

— Не так тесно, но все так же взахлеб. Наши жизни стали расходиться в начале 70-х, когда мы оба женились. Совместные посиделки постепенно сошли на нет. Вообще, по-моему, дружба — это понятие возрастное. Детство, юность, молодость... Творческие люди осознают необходимость одиночества. У нас было так. Но! Моменты, когда мы с ним встречались, были такими же яркими и полными впечатлений, как в юности, когда мы были не разлей вода. Помню, он до конца жизни тяготился, что его не принимали наши поэты — Евтушенко и Вознесенский. А он себя ощущал всегда именно поэтом. И сегодня он звучит современно, как настоящий классик. Время все рассудило, песня «Охота на волков» — про наше время.

— Вы ведь не готовили себя к поэтической карьере. Занимались хоккеем, окончили МИСИ им. В. В. Куйбышева как инженер-механик.

— Да. Володя тоже не готовил себя к карьере артиста и поэта: мы вместе поступили в строительный. Но он после первого семестра ушел и поступил в Школу-студию МХАТ, а я окончил вуз и первое время работал по специальности. Прокладку всех подземных коммуникаций в районе Фестивальной улицы на севере Москвы делали рабочие моей бригады. Это было в самом начале 1960-х. Сейчас там кипит городская жизнь, а тогда мы укладывали канализационные тру- бы по центральной улице деревни. Ее жителей переселяли в многоквартирные дома, а один, помню, не хотел оставлять свое хозяйство. У него был чудесный сад с вишнями, яблонями. Его уже обложили со всех сторон новыми домами, у него уже не было ни света, ничего. В итоге его дом с садом, конечно, снесли, а он, как мне рассказывали, сошел с ума.

ПЕРЕШЕЛ НА ВИНО

— Поэтический труд зависим от настроения. Как вы пишете?

— У меня чаще всего рождаются строки либо когда я по утрам принимаю душ, либо когда я по вечерам гуляю. И если после душа нетрудно добежать до ручки с бумагой и записать — все рядом, то прогулки у меня часто заканчиваются тем, что я, запыхавшийся и как сумасшедший, вбегаю домой, лишь бы не забыть и быстро все записать.

— Как-то все стерильно — душ по утрам, прогулки перед сном...

— Когда я стал хорошо зарабатывать на песнях, то пристрастился к виски и хорошим сигаретам. Когда домашние расходились, я садился на кухню, ставил виски и — за работу. К трем-четырем утра ополовинивал бутылку. Писалось хорошо, но я заметил, что стал поправляться (оказывается, виски — самый калорийный напиток). Пришлось сбавить дозу и заняться спортом. Сначала был бег, потом спортивная ходьба, сейчас просто быстрый шаг. При физических нагрузках сознание словно очищается. И рождаются хорошие мысли, строки.

— А вот другие поэты доказывали обратное: истина — в вине.

— Я его очень люблю. И сегодня порой заседаю на кухне с винцом. Недавно «подсел» на «Киндзмараули» — это было любимое вино Сталина. Грузин знал в нем толк. Купил недавно бутылку, а там в качестве этикетки — портрет Сталина из пластмассы. И я, чистюля, придя домой, бутылку вымыл с мылом. И портрет тут же отскочил. Я еще подумал: вот если бы сегодня так же легко можно было выкинуть его из головы многих моих соотечественников…

СПРАВКА

Игорь Кохановский написал больше 200 песен, которые исполняли Валерий Ободзинский и Клавдия Шульженко, Евгений Мартынов, Анна Герман и Вадим Мулерман, Муслим Магомаев и Сергей Захаров, Леонид Серебрянников и Ксения Георгиади, Лев Лещенко и Эдита Пьеха, Тамара Миансарова и другие достойные музыканты. Хороших песен было много, но главным произведением Кохановского все равно остается простенькое «Бабье лето».

Известны как минимум три варианта музыки к этой песне. Автор первого — сам Игорь Кохановский, и именно его, с некоторыми вариациями, пел на концертах Владимир Высоцкий. Второй вариант написала Тамара Маркова специально для Клавдии Шульженко, а третий сделал Юрий Антонов: сначала ее исполняли ВИА «Поющие сердца», а потом и сам композитор.  

ПУБЛИКУЕТСЯ ВПЕРВЫЕ  

Я кайфую от бокала
горько-терпкого вина,
от того, что ночь объяла
милой лени тишина,
от того, что заоконный,
ненавязчивый пейзаж
мне доступен,
как законный
над самим собой кураж.

Я кайфую от соседства
ночи с полною луной
и ловлю мотив усердства
болтовни с самим собой,
не спеша перебирая
мелочевку бытия,
открывая двери рая
для ночного пития.

Предвкушаю тайный
импульс
от возлюбленной моей,
на который вмиг
откликнусь,
как на грешный зов
страстей
нашей связи непонятной,
как загадки арабеск,
как соблазн невероятный,
как желаний тихий
всплеск.

Не касаемся реально
мы друг друга в этот час,
но упорно, виртуально
что-то связывает нас,
что не даст
ни на мгновенье
нашей связи скрыться
в тень,
пусть хоть
светопреставленье
явит нам свой судный
день.

Мы в сторонке от шумихи
светских пати и примет.
Кайф обыденности
тихой —
наших встреч простой
сюжет.
Кайф обыденности —
это то, ради чего всегда
повторяется, как мета,
наших чаяний чреда