Роковая Муза Георгия Юматова

Мало кого из актеров любили так, как Юматова. Герой в глазах мужчин, любимец женщин, он, даже став звездой, оставался для всех «в доску своим». В прошлом году о его юбилее почти никто не вспомнил, да и сейчас его имя если и звучит, то лишь изредка — на канале «Культура».

Он родился в Москве 11 марта 1926 года, в профессорской семье, и с детства мечтал о море, хотя никогда его не видел. Он делал все для того, чтобы мечта сбылась: отлично учился, занимался спортом, а в 1941 году поступил в военно-морскую школу.

Но тут началась война, и 16-летнего Жору Юматова в 1942 году записали юнгой на катер «Отважный», где он вскоре стал рулевым. Измаил, Бухарест, Будапешт, Вена… За участие в их освобождении он получил офицерский орден Ушакова.

Будто чья-то рука оберегала его всякий раз, когда он оказывался на пороге смерти, а таких ситуаций было немало. Как-то на войне его спасла от гибели собака: она бросилась за борт, а он — за ней, чтобы спасти. В этот миг судно разнесло бомбой в щепки. Везунчик — говорили про него. Хотя его «везение по жизни» было сомнительным…

…По легенде, после войны Александров и Орлова сидели в кафе, и взгляд режиссера «выхватил» сидящего неподалеку симпатичного морячка. «Григорий Александров просит вас подойти!» — сказал Юматову официант. Юматов не знал, кто это, но подошел. Александрову понравилось его лицо, особенно глаза. Он предложил ему сыграть в эпизоде фильма «Весна» роль помощника гримера. Юматов не воспринял свой киноопыт всерьез. Да и говорил он в фильме одно слово: «Разрешите?» Потом шутили: только Юматов так галантно попросился в кино! После «Весны» Александров посоветовал Сергею Герасимову, набиравшему курс, посмотреть на талантливого морячка. Герасимов посмотрел и «поставил диагноз»: «Самородок. Мне его учить нечему». Так Юматов получил «путевку» на съемочную площадку «Молодой гвардии». И встретил там свою Музу.

■

Муза ошеломила его. В ней — невысокой, крепенькой, остроумной блондинке (лишь спустя много лет Юматов узнает, что она — брюнетка, «травившая» волосы всю жизнь) будто пылал огонь. Муза хохотала по поводу и без и была гордостью курса.

Юность Музы началась с драмы — отец (выходец из дворян, аккомпаниатор Шаляпина), сломленный бесконечным ожиданием, что его как «бывшего» заберут, повесился.

Увидевшая его в петле Муза на время потеряла речь. Для мамы после этого она будет главной заботой в жизни, Музу будут баловать сначала она, потом — муж…

Изначально именно Музе прочили роль молодогвардейки Любы Шевцовой. Но отдали ее Инне Макаровой. Крепкогорской досталась лишь роль предательницы Лазаренко (Выриковой). Муза страшно злилась на Макарову и считала, что роль отрицательной героини сыграла ей дурную службу и чуть ли не стала ее проклятием. Но Юматов увидел Музу по-своему. Он влюбился в нее «до остановки дыхания»: все в ней — до кончиков пальцев — казалось ему совершенным. И в 1947 году они устроили свадьбу — по тем временам и для студентов — просто сумасшедшую, на сорок человек!

■

…После «Молодой гвардии» на Макарову и остальных актеров, сыгравших героев, обрушилась всесоюзная слава. Но — не на Музу. Она страдала. Боль заглушал лишь Георгий, «Жоржик» — как она называла его. Нехватку славы и признания она компенсировала бесконечными покупками нарядов и украшений. Активность Юматова в кино нарастала. Принимая приглашения режиссеров, он ставил лишь одно условие — чтобы в картине нашлась роль и для его «Музочки».

В 1956 году на экраны вышел фильм «Разные судьбы». Юматов стал звездой. После картины «Они были первыми» его слава стала всесоюзной, и гонорары выросли многократно. Все, что он получал, поглощали капризы Музы. Она не считала денег, обожала вкусную еду, которой в магазинах не было.

Ее правдами и неправдами «добывал» Юматов, хотя это была для него пытка — просить о чем-то каких-то продавцов, унижаться перед директорами магазинов… А дома он взял на себя быт — стирку, глажку, готовку. «Ты же знаешь, Жоржик, у меня нет на это времени!» — говорила Муза. И отправлялась куда-то с подругами.

Много позже в фильме «Москва слезам не верит» Крепкогорская сыграет в эпизоде жену генерала, который так приглянулся героине Ирины Муравьевой. Говорили, что Муза Викторовна просто сыграла саму себя. А еще говорят, что в 60-х годах портрет очаровательной Музы украшал Одесский привоз.

Она была изображена на фоне нагромождения консервных банок. Незатейливый текст гласил: «Если хочешь сил моральных и физических сберечь, пейте соков натуральных — укрепляет грудь и плеч!» Местному художнику именно она показалась воплощением жизненной силы и энергии.

— Мне так хочется детей, — Юматов гладил ее по светлым волосам. — Представляешь, Музок, как это хорошо — дочка. Или сынок…

Муза приподнялась, опершись о локоть:

— Жоржик, что ты такое говоришь? Представь себе: я — раздувшаяся, как жаба, отечная, беременная самка, сижу дома, еле дыша. А тут мне делают предложение: «Муза Викторовна, вы не хотели бы сыграть…» — и предлагают лучшую роль моей жизни?! И что тогда? Кто будет ждать, пока я рожу? Никто! Тут же найдут Макарову какую-нибудь или еще кого. Нет, Жорж. Это не мое.

Она и сама не помнила, сколько сделала абортов.

Последнюю беременность переносила хорошо, да и срок был уже солидным. Юматов улетел на съемки, и кто-то сказал ему, что, по слухам, Крепкогорской предложат роль… Сердце разорвалось от боли и страха, и он полетел в Москву.

Квартира была пуста. Он обзванивал подруг Музы, обливаясь холодным потом.

Наконец одна из них сказала, где ее можно найти. Он смутно помнил, как бежал куда-то по городу, потом — бежал по лестнице… Она лежала на диване, почти бездыханная. Рядом — таз с каким-то кровавым кошмаром. Так она навсегда лишилась возможности иметь детей. А он начал пить.

■

Он выпивал и раньше. Но так, как в тот вечер и следующие вечера — никогда. Это было страшно и тошнотно: водка рекой, взахлеб. Едва начав ощущать тело, он вливал в себя новую порцию — до дурноты, из которой не хотел выныривать.

Свет резал глаза. Забываясь, он видел в полусне Музу — яркую, любимую, веселую. А потом ее на диване. И не мог забыть таза возле него…

Сотни, если не тысячи женщин обожали его. Многие из них без размышлений родили бы ему и сына, и дочь, и двойню… Юматов не видел никого. Только Музу.

Но ушел от той, которую любил больше жизни, на несколько лет. Ему было слишком больно...

Расставшись, они заводили романы. Интриги случались у нее, связи — у него.

Юматов нередко заводил отношения с замужними дамами, потом дрался с их мужьями, пил — не отказывая даже малознакомым или вовсе незнакомым людям. А по ночам ему снились ямочки на Музиных щеках.

Да, она была резкой. Да, она считала, что он для нее, барышни дворянских кровей, простоват. Но он любил ее. Только и всего. И они помирились с Музой. Почувствовав, что жизнь порознь — не для них.

■

Они въехали в новую квартиру на «Аэропорте» — после коммуналки на Страстном бульваре она казалась им огромной. Муза со всей страстью отдалась покупке вещей и антиквариата.

Они носились по магазинам вместе с подругой Аллой Ларионовой. Гостей по-прежнему было много, даже больше, чем раньше.

Иногда в дом зазывали даже «юматовок» — бесчисленных поклонниц Жоры. Муза не боялась соперничества.

Она знала, что Муза у него — одна.

Запои случались у него часто. Приглашая его на съемки, режиссеры молились, чтобы он не сорвался. Владимир Мотыль предложил ему роль Сухова в фильме «Белое солнце пустыни».

Зная о «фокусах» актера, Мотыль поставил условие: «Запьешь — не обессудь, роль отдам!» Юматов мечтал о роли Сухова, как ни о какой другой. Он уже продумал костюм для своего героя, какие-то его реплики… И тут погиб Курихин. Никитка, друг. Фронтовик, классный парень, талантливый режиссер — снявший «Последний дюйм» и «Жаворонок». Юматов помогал выбивать для него машину.

И именно на ней, на горбатеньком «запорожце», Никита с женой и поехал в отпуск. Судя по всему, он просто заснул за рулем и… Машина на полном ходу врезалась в дерево. Они погибли оба — и он, и жена.

Никите было всего 45 лет… На поминках безутешный Юматов держался. Но потом услышал брошеное язвительно: «Если бы не ты со своей машиной, жил бы Никита!» — и сначала избил говорившего, а потом запил по-черному. Мотыль отдал роль Анатолию Кузнецову.

■

Муза была рядом, но… не понимала. После «Офицеров» успех Юматова был оглушительным. Ну хорошо, сорвалась роль, но сколько можно переживать из-за этого?! А он — пил. Забываясь тяжелыми, тревожными снами, видел, как по лугу идет дочка. Или сын. Его дети. Он тянул к ним руки, а они падали в таз… Его характер портился. Его по-прежнему любили, но работать с ним было невыносимо. Карьера пошатнулась, пошла на убыль: ролей было все меньше, как и сил. В год Олимпиады они оба — и он, и Муза — были фактически изгнаны из Театра киноактера. Денег стало совсем мало. Муза плакала и нервничала, продавая из дома вещи, за которыми когда-то носилась по магазинам.

А потом умерла Фрося...

■

Она была его лучшим другом, дворняга Фрося, прожившая с ним 11 долгих и непростых лет. Он плакал, обнимая ее окоченевшее тело, потом похоронил — вместе с дворником, 33-летним парнем. Поднялись наверх — помянуть безгрешную собачью душу.

Никто толком не знает, что произошло потом. Родственница Музы в одном из интервью много позже говорила, что в тот вечер Крепкогорская приехала к ним с синяком под глазом и долго не покидала дома. По словам Юматова, его гость высказался нелицеприятно о войне и Победе — чуть ли не пожалел, что не Германия победила. Фронтовик Юматов схватил ружье и выстрелил. В упор.

…Защита была поручена лучшему адвокату. Творческие союзы писали письма в поддержку. Юматова отправили в «Матросскую тишину». Заступничество сыграло свою роль — он отсидел в тюрьме всего пару месяцев и вышел по амнистии к 50-летию со Дня Победы.

Но и случившимся, и тюрьмой Юматов был потрясен абсолютно. Он вернулся оттуда другим — сломленным грузом этой истории, и без того не лучшее здоровье было подорвано окончательно. Он бросил пить — сам.

Как-то вмиг постарел. Часто говорил Музе о любви и продолжал безропотно готовить. Вскоре у него обнаружили аневризму брюшной аорты. Спустя год после тяжелейшей операции кровотечение открылось заново. Повторно ложиться «под нож» он отказался, понимая, что вряд ли переживет это.

Поздним вечером 4 октября 1997 года (иногда пишут 5-го) Георгия Юматова не стало. Он два месяца не дожил до 50-летия их с Музой свадьбы. На Ваганьковском кладбище (его хоронили не в личной могиле, а в могиле тещи, поставив гроб на гроб) было без преувеличения море народу. Муза с трудом держалась на ногах. Ее потрясло количество пришедших на похороны людей. «Я знала, что Жоржик популярен, но чтобы настолько…»

■

Теперь весь ее мир сузился до тонкой щели. Она смотрела на мир, будто прикрыв глаза — в отсутствие Юматова он больше не был ей интересен. Георгия — не было. Больше не было, не было навсегда! Она запивала это горькое слово коньяком и за считаные месяцы изменилась до неузнаваемости. Все стало безразличным.

Спустя два года, 26 июня 1999 года, ее не стало — в их квартире, которую она когда-то так любила. Ее найдет Виктор Мережко, имевший от квартиры ключи. Крепкогорская завещает имущество своей крестнице Маше, его дочери.