Гарри Гродберг: Без музыки своей жизни я не представляю

Гродберга называют властелином органной державы. Несмотря на солидный возраст, он продолжает выступать и все его концерты проходят с аншлагами! Гарри Яковлевич - человек уникальный. Его жизненный путь опровергает поговорку "один в поле не воин". Благодаря его бурной деятельности в нашей стране появилось значительная часть из ныне звучащих в концертных залах органов.

- Гарри Яковлевич, вам, по сути, одному удалось изменить музыкальную жизнь в нашей стране. Потому что именно благодаря вам у нас появились сольные органные программы, большое количество залов с органами.

- Действительно, давным-давно, когда я начинал свой путь, по сути, на пустом месте, в нашей стране не было органов в том количестве, в каком они существуют сейчас. И концертов органной музыки практически не было. Орган в то время чаще всего сопровождал выступления хора или оркестра. Но я был одним из первых отечественных музыкантов, попытавшихся изменить такое положение вещей. Ситуация изменилась во многом благодаря моему энтузиазму в те далекие годы. При моем непосредственном участии в нашей стране было создано около семидесяти органов. Я сам придумал и воплотил в жизнь бартерную схему приобретения инструментов через СЭВ - в обмен на различные промышленные изделия и сырье. Потом мне удалось пробить эту инициативу через Министерство культуры и создать Совет по органостроению. Формально этот совет возглавлял некий представитель министерства культуры, но большую часть работы, связанной с подготовкой, разработкой и установкой инструментов выполнял я - его заместитель. Мне приходилось очень не просто, многому я учился по ходу дела. Правда, последние лет 10-15 из-за воцарившейся во всех сферах нашей жизни коммерции и в этой области появилось много непрофессионалов, думающих только о своей прибыли, поэтому последний орган при моем участии появился в 2001 году в Самаре.

- Тем не менее, прошедшим летом при вашем активном участии появился в Прибалтике замечательный орган. Расскажите, как это было?

- Я родился неподалеку от Клайпеды, и когда францисканская больница Клайпеды обратилась ко мне с просьбой помочь им создать в недавно построенном соборе орган, конечно, я не смог отказать. Мы с женой решили поехать посмотреть, нам показали новый собор, я разработал проект органа с тремя клавиатурами и оригинальным составом регистров, на котором можно играть любую органную музыку, связал их с известной австрийкой музыкальной фирмой, а затем присутствовал на всех этапах строительства органа. И сейчас к этому органу прикреплена медная табличка, сообщающая, что это орган сооружен по моему проекту. Посол России в Литве даже вручил мне благодарность за большой вклад в развитие культурных отношений между Россией и Литвой. В начале февраля у меня пройдут концерты на этом органе, которым я очень горжусь, потому что по отзывам всех специалистов, слышавших его звучание, это один из лучших органов в Литве.

- Давайте перенесемся в Москву, расскажите о вашем юбилейном концертном цикле.

- Мой юбилейный абонемент в зале Чайковского состоит пяти концертов и посвящен творчеству Иоганна Себастьяна Баха, исполнению произведений которого я посвятил всю свою жизнь. И, по-видимому, это лучшее, что у меня получается. Кроме этого намечено еще пять концертов вне абонемента. Так что всего у меня в этом сезоне будет десять концертов. Это очень много, если учитывать, что все программы разные. В московской филармонии я единственный музыкант, который имеет такое количество сольных концертов. Потому что подобный вид концертирования отмирает. Сейчас наши исполнители, как правило, выступают с оркестром. А сольный концерт, когда два часа вы проводите на сцене один на один с залом, требует совсем другого напряжения. Но результатом я доволен, были полные залы, очень теплый прием у публики, а зрительская любовь - лечит...

- С каким настроением встретили юбилей?

- С одной стороны - в приподнятом, все-таки очень солидная дата. С другой стороны, мне как-то немножко грустно от ощущения, что жизнь так быстро проходит. Но я по-прежнему чувствую в себе достаточно сил и желания продолжать свою деятельность.

- У всех ваших концертов очень непростая программа, к тому же вы всегда исполняете несколько произведений на бис. Вы играете, кажется, не жалея себя.

- Другими словами, с полной отдачей. Вы абсолютно правы. Просто я очень люблю свою работу, свои концерты. И именно это, и поддерживает меня в хорошем тонусе и вселяет надежду, что я смогу еще выступать долгое время.

- Я знаю, что вам приходится три раза в неделю посещать Боткинскую больницу. Как это удается совмещать с концертной деятельностью?

- Мне, действительно, приходится ездить в Боткинскую больницу на процедуры гемодиализа. Это не очень просто, потому что они занимают четыре часа, плюс дорога от дома и обратно, в результате уходит почти весь день, но все равно это не мешает мне готовиться к концертам и выступать. Дома я играю каждый день на рояле, четыре-пять раз в месяц репетирую на органе. Чувствую я сейчас намного лучше, чем, скажем, год назад , даже прибавил в весе, и в больнице шутят, что у меня давление как у космонавта.

- А насколько серьезно вы болели, что с вами происходило?

- Осенью прошлого года мои дела были совсем плохи, я очень похудел, почти ничего не ел, плохо себя чувствовал. И, в конце концов, моя супруга вызвала скорую помощь, и меня повезли в больницу, начали обследовать, обнаружили почечную недостаточность. Затем состояние еще ухудшилось, я находился почти в беспамятстве, как мне потом сказали, врачи боялись летального исхода. Но все обошлось. Я очень благодарен своим врачам Марине Юрьевне Дудко и Евгению Викторовичу Шутову, которые буквально вытащили меня с того света. Да и Боткинскую больницу я вспоминаю с большой благодарностью и теплом, там работают очень хорошие врачи, которые переживали за меня и делали все возможное, чтобы мое пребывание там было более комфортным. При том, что их возможности, конечно, весьма ограничены. Но в больнице чисто, все очень хорошо организовано, медсестры ко мне были внимательны. Наша медицина в целом имеет очень много проблем, но я с этими минусами, к счастью, не столкнулся. В больнице я пролежал 72 дня. Главный врача сказал, что они гордятся мной, поскольку я - пример их хорошей работы.

- А коллеги, музыканты как-либо вас поддерживали?

- Да, их поддержка тоже была для меня важна. Прежде всего, я бы назвал Дениса Мацуева, который, когда я заболел, позвонил из Нью-Йорка в Боткинскую больницу, и попросил, чтобы на меня обратили особое внимание. Также Денис сообщил о моей болезни и нашему главному кардиологу Лео Бокерии, который оказался моим поклонником. И Бокерия тоже звонил в больницу, чтобы узнать в каком я нахожусь состоянии, и требуется ли мне какая-либо помощь. Поскольку врачи сказали, что мне нужно больше мяса из-за упавшего гемоглобина, а моя жена находилась со мной, и не могла выйти, то знакомые и даже чужие люди носили мне еду.

- Ваша жена была все время с вами?

- Да, мне выделили отдельную небольшую палату, в которой поместилась одна не очень широкая кровать. И жена около меня провела в этой комнате 72 ночи. Она спала на скамейке, потому что другая кровать в палате помещалась. На эту скамейку положили матрас, но все равно ей было, прямо скажем, не мягко. Тем не менее, она не отходила от меня ни на шаг. Это, конечно, с ее стороны настоящий подвиг. Чем-то похожий на героизм жен декабристов, которые шли за свои мужьями в Сибирь. Поэтому я теперь ее так и зову: моя декабристка.

- Наталья Владимировна уже много лет ассистирует вам и на концертах.

- Да, она моя бессменная ассистентка на протяжении нескольких десятков лет. Она профессиональный музыкант, точнее педагог, когда-то преподавала в музыкальной школе. Также очень много она мне помогает и на репетициях, потому что, разбирая то или иное сочинение, мне очень важно услышать его со стороны, чтобы лучше его понять, расставить акценты. А познакомились мы с Наташей на именинах одной общей знакомой в марте 1960 год, поженились через два года. О других женщинах я больше никогда и не думал.

- Существует представление, что классическая музыка способна лечить. Как вы считаете, это действительно так?

- Я в этом не сомневаюсь. Это проверено на мне лично, потому что когда я начинаю играть, когда нахожусь в музыке, чувствую себя намного лучше. Я оживаю, поэтому хоть бывает нелегко совместить процедуры с репетициями, но все равно музыка для меня не менее важна, чем любое лечение.

- А нет ли мысли о том, чтобы оставить ее и уйти на заслуженный отдых?

- Нет, что вы. Без музыки своей жизни я не представляю. Это - смерть. И как я могу ее оставить, если публика принимает меня с такой любовью и энтузиазмом. После каждого концерта я чувствую радость. И это очень большое счастье, когда тебя так любят, тебя так ждут. Это огромная подпитка, ради этого вообще стоит жить. На декабрьском концерте зал мне аплодировал стоя, четыре произведения я сыграл на бис.

- Ваши концерты, действительно, уже более полувека проходят с неизменными аншлагами. Скажите, отличается ли сегодняшняя публика от той, что ходила к вам 10, 20 лет назад? Как изменилась публика за последние годы?

- Я думаю, она, конечно, изменилась, но дело в том, что у меня своя публика. Часть моих слушателей, конечно, постарела, но на смену приходят их дети и внуки. И я особенно этим горжусь. После каждого выступления в мою гримерную заглядывают слушатели, чтобы поблагодарить меня за концерт. И бывали случаи, когда ко мне заходили представители нескольких поколений одной семьи – бабушки, дети , внуки – и для меня это был самый большой гонорар. Вообще, любовь публики - это то, что меня очень поддерживает. Прошлой весной я присел на лавочку на автобусной остановке, ожидая свою супругу, которая заглянула в магазин. Подошла супружеская пара, женщина поклонилась мне и сказала: «Спасибо вам за ваше искусство.» Я был счастлив и подумал, что, наверное, жизнь прожил не зря. Такие слова - самый высокий и большой гонорар, о котором может мечтать артист.

- Помню, на одном из недавних концертов вы исполняли фрагмент вашей переработки прелюдий и фуг для фортепиано Дмитрия Шостаковича, с которыми связана любопытная история.

- Мне посчастливилось показать Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу свое переложение на орган его фортепианных прелюдий и фуг. Я репетировал в Большом зале консерватории, а он в то время там преподавал. Я узнал его расписание, зашел к нему в класс и сказал, что обработал для органа его прелюдии и фуги, и был бы счастлив, если бы он сейчас из профессорской спустился в Большой зал, послушал и оценил мое исполнение. Он так странно на меня посмотрел и сказал, что мне придется немного подождать, пока закончит занятия со своими студентами. Затем мы вместе спустились в Большой зал. Я поднялся на сцену и сыграл, он меня слушал из зала, а потом сказал: «Ну, пожалуй, это можно играть и на органе. Звучит даже лучше, чем на фортепиано».

- Можно ли сказать , что вы с ним дружили?

- Нет, так я не могу сказать. Он вообще был человеком достаточно замкнутым. И дистанция между нами была велика, я его воспринимал как полубога. И сам факт, что я с ним разговариваю, уже являлся для меня большим счастьем.

- А с кем из великих музыкантов у вас были дружеские отношения?

- Я довольно близко общался с Арамом Ильичем Хачатуряном. Я исполнял очень сложную партию органа в его симфонии. Ему нравилось, как я играл, он требовал все более быстрых темпов и, в конце концов, даже начал говорить так: «Гарри играйте сплошняком». Я играл в бешеном темпе на всех регистрах органа и его это так поразило, что однажды на репетицию он пригласил корреспондентов с телекамерами, и они смотрели на меня как на кого-то дикого зверя. Особенно, когда играл трели ногами в нижнем регистре, а в верхнем - сложнейшие пассажи руками. Это было очень неудобно, но, тем не менее, у меня все получалось отлично. И запись этой симфонии сохранилась, и несколько лет назад вышла на компакт диске, изданном радиостанцией «Немецкая волна». И таким образом, симфония, написанная в 60х годах, увидела свет и в наше время. Я счастлив, что сумел сохранить эту запись, чуть ли не единственную, потому что там кроме солирующего органа участвуют еще 15 фанфарных труб. Это очень сложный и большой состав, собрать который весьма не просто.

- Отношения с Хачатуряном были только рабочие или вы ходили друг к другу в гости, выпивали?

- Иногда я ходил к нему в гости. Каждый раз, когда предстояло исполнение этой симфонии, он мне звонил, справлялся о моем здоровье, спрашивал, почему я к нему не захожу. Я уже догадывался ,что он хочет, чтобы я снова играл его симфонию. Ему очень нравилось, как я ее исполнял, так что с некоторых пор я стал очень нужным для него человеком. Я не раз был у него дома и даже как-то с ним обедал. Он запомнился мне как нормальный, полнокровный человек, который любил плотно и вкусно поесть, предпочитал армянскую кухню. Дома у него всегда были овощи, трава, хороший коньяк. Ему были не чужды и простые человеческие радости, да и музыка у него была такая же, наполненная жизнью, красками, чувствами. У меня сохранилась фотографии с автографом Хачатуряна. Также очень теплые отношения у меня были с Евгением Светлановым, Мстиславом Ростроповичем, Святославом Рихтером, очень дружим мы и с Денисом Мацуевым.

- Давайте в конце беседы снова вернемся к вашему юбилею, с которым мы вас от души поздравляем. Как вы считаете, ваш возраст дал вам мудрость, особый взгляд на жизнь, философию?

- Конечно, жизненный опыт дал мне очень много. Но не всегда можно сказать, что с возрастом я стал играть только лучше. Это не совсем так, в каких-то моментах опыт молодого исполнительского искусства может быть более совершенен, и наоборот, некоторые вещи, я сейчас играю, как мне кажется лучше, чем раньше.

- В бытовом плане возраст дал вам мудрость?

- Безусловно, но не всегда эта мудрость радует, потому что, чем дольше живешь, тем лучше начинаешь понимать, кто есть кто, что такое жизнь, что такое добро и зло. С возрастом мне стало легче смиряться с какими-то вещами, которые от меня не зависят, даже если они раздражают и мешают жить.