Михаил Козаков – человек-мгновенье: едва закончив снимать фильм, он улетает на Кипр сниматься как актер, а, вернувшись – транзитом через театр, – спешит в монтажную… Новым фильмом Михаил Козаков ставит точку в своем многолетнем романе с Сухово-Кобылиным.Исключительно для читателей «Вечерней Москвы» Козаков согласился дать это интервью, в котором и размышления о только что снятом фильме, и воспоминания о прошлом, и планы на будущее, и все такое прочее.[i][b]«Свадьбу» играли 26 дней[/b][/i]– Фильм будет называться «Джокеръ», именно так: с твердым знаком на конце, потому что действие происходит в начале прошлого столетия. Это музыкальная комедия по мотивам пьесы Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского». Музыку специально к фильму написал молодой композитор Александр Шевцов. Все имеет свою некую историю даже в моей скромной судьбе. Дело в том, что я в третий раз берусь за эту вещь. Первый раз – в восемьдесят девятом году, когда я должен был ставить «Свадьбу» в Театре сатиры с Ширвиндтом в главной роли. Но мы, что называется, не совпали тогда с театром.[b]– Почему?[/b]– Причины были всяческие... К примеру, для живого оркестра в театре не нашлось радиомикрофонов! Прошли годы, и когда Ширвиндт возглавил Театр сатиры, он предложил мне что-нибудь у него поставить. Так появился спектакль «Игра» по «Свадьбе Кречинского» на музыку Колкера. А теперь я решил завершить свою историю с Кречинским — фильмом.Кречинский — это ловец душ, это безбожник, это человек ницшеанского толка, человек вседозволенности, человек-джокер, который как джокер годится для любой игры. Это супермен , сверхчеловек – он таковым себя чувствует. И я довожу это в фильме до гиперболы.Мне предстояло найти Кречинского в поколении 40-летних. Потому что, например, Янковский стар для Кречинского. Даже Абдулов уже стар! Это действительно проблема человека именно 40 лет, который пока находится на пике, но вот-вот начнется спуск. Мне нужен был актер, безусловно, незаурядный. И я стал думать – ну кто же в поколении сорокалетних мог бы сыграть эту уникальную роль Лицедея с большой буквы! Меньшиков? Но Меньшиков снимает сейчас кино. Машков? Миронов? Но они сейчас снимаются в «Идиоте». И вообще это не роль Миронова, хотя он замечательный актер...Мне нужен был мужчина, сильный мужчина с явными первичными признаками пола. И я вычислил Михаила Ефремова. Я считаю, что у него выдающийся актерский талант. Другое дело, что этот талант, хотя не мне это обсуждать, он порой зарывал в землю в силу своего очень непростого характера. Но тем не менее мы с ним сговорились. Это будет двухсерийный телевизионный фильм. Сейчас монтирую, потом буду озвучивать, оформлять и к концу октября планирую закончить.Сделан «Джокеръ» на деньги мэрии Москвы. Деньги небольшие, а нужен был роскошный постановочный фильм. Смета – 200 тысяч долларов, а это очень мало, если учесть, что сейчас хороший клип стоит 50 тысяч. А у меня только внутри фильма несколько таких клипов! Я сделал эту картину за 26 рабочих дней. Это рекорд даже для меня, быстро снимающего режиссера! Я, например, снял «Безымянную звезду» за месяц и 20 дней, «Покровские ворота» за три месяца... «Тень» я снимал чуть подольше, зато картину «Ужин в четыре руки» – за 6 дней. Правда, она вся снята в одном павильоне.[i]Тут Михаил Михайлович включает музыкальный центр, звучит музыка из нового фильма и… режиссер начинает приплясывать, делая большие глаза и залихватски выдвигая большой палец кверху: «Я там такую тургеневщину развел! Все в панамках, в белых платьях, детишки на зеленой травке резвятся... Ужас!»[/i][b]– Судя по всему, вы довольны результатом.[/b]– Я не женщина, чтобы быть довольной, когда тебя удовлетворяют. Но у меня хорошее настроение. Мне кажется, что мы сделали очень красивый фильм, и никто просто не почувствует, на какие ничтожные деньги он сделан.[i][b]Пришло время Лира[/i]– Знаю, вы сейчас репетируете в «Моссовете» Лира?[/b]– Я мечтал об этой роли много лет. В свое время я переиграл массу шекспировских ролей: играл Гамлета, Полония, играл даже тень отца Гамлета... Вот дорос и до Лира. Пора! Мне 68 лет.[b]– Говорят, ваш с режиссером Павлом Хомским «Лир» весьма осовременен.[/b]– В спектакле будут звучать Шостакович, Фреди Меркьюри. Возможно, Высоцкий. Замечательный макет сделал Борис Бланк – там такие контуры мегаполиса, где угадываются Тауэрский мост, небоскребы, свалка старых автомобилей, карет, рыцарских доспехов, чего угодно.[b]– А когда премьера?[/b]– С божьей помощью, или ЕБЖ, как говорил Толстой, где-то в феврале-марте.[i][b]Ответь себе честно[/i]– Вы невероятно опытный человек, Михаил Михайлович.[/b]– Достаточно.[b]– А вы молодых актеров вообще замечаете?[/b]– А как же! Чтобы найти новое лицо, мне даже приходится смотреть по телевидению сериалы! [b]– Даже? А сами не подумываете поставить сериал?[/b]– Нет, никогда! И играть в них не буду! [b]– С работой все более или менее ясно. А как вы отдыхаете?[/b]– Когда работаю. Впрочем, я иногда отдыхаю с детьми, к сожалению, очень мало. Дома люблю сидеть, слушаю музыку.[b]– Есть в доме любимые уголки?[/b]– А вот, как раз где вы сидите, на диване. Вообще эта комната — мое любимое место на земле.[b]– А любимые предметы?[/b]– Они все вокруг – пластинки, книги, фотографии моих друзей.[b]– Когда я вошел, у вас звучал Бах.[/b]– Это один из любимейших моих композиторов. Я даже немного успел побыть Бахом в спектакле. А вообще я люблю джаз, симфоническую музыку, люблю смотреть видео, причем не обязательно художественные фильмы. Мой самый любимый фильм – о Рихтере, французский. Он называется «Рихтер непокоренный». Это гениальный фильм! Я его даже часто смотреть не могу, потому что всегда плачу.[b]– А из художественных какие у вас фильмы любимые?[/b]– Я придумал такую игру для себя – назови три самых любимых советских фильма. Три очень трудно выбрать! Я сказал: ну ответь сам себе честно. И назвал: «Обыкновенное чудо» Марка Захарова, «Цирк» Александрова и «Летят журавли» Калатозова.[i][b]Из окопа – в бой![/i]– Песни и музыка из ваших фильмов выходят на звуконосителях. Вы что-то с этого имеете?[/b]– У меня на это прав нет. Я бесправный. Я – приглашенный господин. Это достаточно грустная тема, как нас дважды употребили при советской власти и при антисоветской власти. К сожалению, никаких купонов ни с «Покровских ворот», ни с «Визита дамы» ни одной копейки нам не дали за кассеты.[b]– Козакову не дали ничего?[/b]– Ни-че-го! Только при советской власти заплатили рубли – и все. Иначе я был бы богатым человеком. А я вынужден трудиться как рядовой режиссер.[b]– Может быть, это и здорово?[/b]– Может быть. Хотя, скажу вам по секрету, я бы трудился, даже если бы у меня было много денег. А вообще у меня всегда творчество совмещается с попыткой заработать. Семья-то есть... А за мной никто не стоит – ресторанов, фабрик, знакомств нет.[b]– Как у вас сил-то хватает на все?[/b]– Иногда я шучу, что борюсь с болезнями работой. У меня только за этот год было три операции на глазах. А что поделать? Год назад по слепоте я упал в люк прямо на сцене. Сразу за кулисами был люк в два метра глубиной и перед выходом на сцену я полетел туда по каменной лестнице. Меня оперировали в Израиле. Собирали по кусочкам.[b]– А как же спектакль?[/b]– Я вышел на сцену с переломами. И семь спектаклей подряд сыграл. Вообще говоря, я живу просто: из окопа – в бой.[i][b]Детей у меня много[/i]– Расскажите о ваших детях.[/b]– О! У меня их много! У меня пять детей и пять внуков. Моя старшая внучка Даша недавно, в июле, вышла замуж. А дети — это Катя, Кирилл, Манана, Миша и Зоя. Старшей дочери за 40 уже, Кириллу 39.[b]– Он невероятно на вас похож.[/b]– Миша Ефремов больше похож на отца, гораздо больше. А с Кириллом мы очень разные, если присмотреться. Манана, грузинская моя дочь, – актриса и играет по-грузински в Тбилиси. Миша, которому исполнилось 12 лет в начале сентября, и Зоя, которой шесть.[b]– Какие перспективы просматриваются у младшеньких?[/b]– Михаил очень музыкален, хорошо читает стихи, но сейчас увлекся математикой. Я был бы счастлив, если это всерьез. Я подумал, а вдруг у меня сын будет математик, я уже не увижу этого, но я был бы счастлив! А Зойка замечательно читает, она прочла все четыре тома Гарри Поттера в свои шесть лет. По-русски, сама. Еще непонятно, кто она, но она ужасно славная.[i][b]Грешен и каюсь[/i]– Было ли у вас так, что вы упустили свой шанс?[/b]– Я не люблю сослагательных наклонений. Я ни о чем не жалею. У меня жизнь была непростая и сейчас непростая. Противоречивая. Я оставлял жен, театры, страну, возвращался. У меня есть замечательные воспоминания о моей жизни. У меня есть грехи. Я много об этом всегда думаю, всегда во многом винил себя, и я умею каяться.[b]– Вы верующий человек?[/b]– Я верующий.[b]– Вы христианин? Православный?[/b]– Я крестился в 15 лет, еще при Сталине.[b]– Это было опасно?[/b]– До какой-то степени, хотя... не будем преувеличивать. Тайно я крестился. По своей собственной воле.[b]– Вы ходите в храм, исповедуетесь, причащаетесь?[/b]– Да, я хожу. Я не очень церковный человек, но я люблю мой храм Святой великомученицы Екатерины, где мы крестили Зою.[b]– Может быть, не стоит упоминать в газете название храма, чтобы народ не рванул туда брать у вас автографы?[/b]– Не волнуйтесь, в этот храм ходят только интеллигентные люди. Я не очень хороший прихожанин, хотя ко мне там хорошо относится батюшка. Хожу иногда и в другие храмы. Раньше часто ходил на Ордынку в храм Всех скорбящих, но отец Борис умер. Я его любил очень. Он крестил Кирилла, кстати.[b]– У вас все дети крещеные?[/b]– Нет. Миша – иудей. Ему сделали бритмилу, когда мы приехали в Израиль. Бритмила — это союз с Богом, в переводе на русский. Не так давно я спросил его: «Не хочешь ли ты креститься, милый?» Он сказал: «Я еще не готов».[b]– Это уже после бритмилы?[/b]– Да, но на это я вам скажу, что и у Христа была бритмила. Это Сретенье, когда его принесли в синагогу. Так что Христос был обрезанный, что не помешало ему быть сыном Бога и основать великую религию.[i][b]Поэзия и проза[/i]– Я слышал, вы пишете стихи.[/b]– Только шутливые. Эпиграммы, если надо. Знаете, наверное, эпиграмму Валентина Гафта: [i]Все знают Мишу Козакова,Всегда отца, всегда вдовца,Начала много в нем мужского,Но нет мужского в нем конца.[/i]Я ему ответил:[i]Про Гафта рифмовать зачем?Гафт не рифмуется ни с чем.Про Гафта рифмовать – сплошное наказанье:Он для актеров что антисемит,А посему – достоин обрезанья.[/i]На самом деле мы с ним очень любим друг друга и знакомы с 53-го года.[b]– Великие поэты для вас?[/b]– Александр Сергеевич! Выше всех, выше крыши. Потом ХIХ век – Тютчев, Лермонтов. XX век — это четверка: Мандельштам, Пастернак, Цветаева, Ахматова. Дальше Тарковский, Самойлов, Заболоцкий, и дальше – гений Бродский. Гений не потому, что он лучший поэт, он гений как явление. Но это не значит, что я не люблю, например, Есенина. Я его в пьяном виде всегда читаю. Когда у меня мрак и пьянство.[b]– «Черного человека»?[/b]– Не обязательно. Больше я любил такое: «Розу белую с черной жабою я хотел на земле повенчать»...[b]– А прозу пробовали писать?[/b]– Я тут сделал одну публикацию о том, что был связан с КГБ, с отделом по работе с иностранной разведкой. Это самый большой грех, который у меня был в жизни. Нет, я не был стукачом или сексотом, но просто я считаю, что меня сломали в 56-м году, и я никому не причинил зла, кроме себя. И я написал сценарий «Мне Брамса сыграют» с предисловием и послесловием. Он опубликован в 7-м номере «Иностранной литературы». Это была самая болезненная тяжесть, которую я носил в себе много лет. В 79-м году я написал, но тогда это нельзя было публиковать, в 93-95-х дополнил и в 2002-м издал. И сделал я это не для людей, а для себя.[i][b]Это — родное[/i]– Вы счастливый человек?[/b]– Я обязан считать себя счастливым.[b]– Вы производите впечатление вполне счастливого человека.[/b]– Просто у меня сегодня хорошее настроение. Я монтировал первые семь минут фильма, и мне кажется, что фильм получается. А вообще у меня бывают адские депрессии. У меня есть величайший христианский грех – уныние.[b]– А во время съемок бывает ощущение, что все — ничего не получилось![/b]– В этот раз нет. Но были фильмы, которые я просто не заканчивал! В 87-м году у меня была трагическая история с «Пиковой дамой»: я снял половину фильма и загремел в ленинградскую психушку. Не получалось... Стало ломать...[b]– Что для вас родина?[/b]– Я вообще-то ленинградец. Родился в Ленинграде и прожил первые 17 лет там. С родиной у меня так же непросто, как и с кровью. Во мне много кровей намешано – еврейская, греческая и сербская.Так и тут: родина – это Москва-Петербург. К Израилю я тоже очень хорошо отношусь, у меня большой сантимент к Израилю, но главное, конечно, это Москва и Питер.[b]– Вы много путешествовали. Есть какое-то место в мире, которое вас потрясло?[/b]– Очень много мест! Флоренция, Париж, Нью-Йорк, Мадрид... Иерусалим, Гроб Господень... Россию я объездил всю: я был в Ухте, Инте, Воркуте, Сахалине, Колыме, Владивостоке, Сыктывкаре, Байкале... На Байкале и омуля ел, и водку пил. Весь Союз объездил, во всех республиках был, правда, почему-то кроме Армении. Кстати, я народный артист, лауреат Госпремии, это все звания, но наград у меня не было никаких, ни одного ордена. И лишь единственной медали я был удостоен за всю свою жизнь – «За освоение целинных земель». И то я ее умудрился потерять… Но люблю я... свое Подмосковье. Три восклицательных знака! Это родное, дом.[b]– Вам спокойно здесь?[/b]– Больше, чем где бы то ни было. Это не значит, что мне плохо было, допустим, в Канаде. Я люблю Канаду, попал туда еще в 57-м году на шекспировский фестиваль. Очень люблю Ниагару, окрестности Ниагары, озеро, и траву, и белок, и любимое мое дерево клен. И поэтому люблю кладбище, где лежит отец – Введенское кладбище, – оно все кленовое. И я там буду, потому что завещание написал.[b]– То есть вы… уже?[/b]– Абсолютно. Волеизъявление мое – быть отпетым в церкви близким кругом друзей, нигде не выставляться и лечь с отцом, которого я обожал. Я потерял его в 20 лет и очень по нему тоскую. По маме тоже.