«Медвежья» политика

[b]Несмотря на лозунг Берлинале-2005 – «Политика, секс и футбол», – решение жюри подтвердило вполне традиционную ориентацию кинофестиваля: политика, и еще раз политика. Ну и некоторый политес.[/b]Хотя в принципе секса и футбола было немало. Германия готовится в будущем году принять футбольный чемпионат мира, и Берлинале отметил это не только спецпрограммой «Забивай голы, не забивай на фильмы», но и конкурсной картиной «Один день в Европе», состоявшей из нескольких новелл, действие каждой из которых происходит на фоне футбольного матча между турецкой и российской командами. А секс и вовсе был во всех программах.С собственно кино же все обстояло сложнее. Нино Черутти, дизайнер одежды и член основного жюри, с самого открытия не уставал сетовать на то, как ему не нравятся вечерние туалеты, демонстрируемые публикой на конкурсных показах. Говорят, это была его идея – вручить «Золотого медведя», главный берлинский приз, южноафриканской «Кармен из Кхаэлитши», переложению оперы Бизе на язык кхоса и нравы кейптаунского пригорода.Пусть «Кармен» и сделана оперным режиссером (Марк Дорнфорд-Мэй – руководитель британской Broomhill Opera), но жизнелюбие полупрофессиональных актеров-певцов, реализм среды, дикарски радостная безвкусность костюмов современных черных Кармен и Хозе… Подобная жовиальность не могла не покорить сердце ветерана гламура…Но главный резон этого «Золотого медведя» все-таки политический. Черная Африка с ее искренностью, трагическим прошлым и настоящими драмами вошла в интеллектуальную моду: она стала мировоззренческой альтернативой и западному миру, и исламской цивилизации. И покоряет сердца не только дизайнеров одежды. «Кармен из Кхаэлитши» оказалась самым востребованным фильмом у берлинской публики.Политическими соображениями, по-моему, диктуются и два приза немецкому фильму «Софи Шолль – последние дни». Картина о молодых членах антифашистского Сопротивления в Мюнхене получила «Серебряных медведей» за лучшую женскую роль (актрисе Юлии Йенч) и режиссуру (Марку Ротемунду). Любопытно, что во внеконкурсной программе была еще одна германская картина о немецких антифашистах – «Похитители эдельвейсов» о юношеском подполье.Пафос фильмов прост: мы не молчали, мы тоже сопротивлялись. Через 60 лет после победы над фашизмом Германия перестает мучиться комплексом исторической вины и начинает восстанавливать историческую справедливость с репутационной пользой для себя. И жюри решило поучаствовать в благом деле.На этом фоне именно что политесным было вручение главного приза «Павлину» китайца Гу Чангвея, чистому, национально-поэтическому кино. До своего режиссерского дебюта Гу Чангвей был оператором, работал с крупными мастерами китайского кино, именно он незабываемо снял «Осень в НьюЙорке» с Ричардом Гиром.Словом, изображение в «Павлине» просто фантастическое. Кроме того, тут налицо все признаки сентиментального азиатского реализма: умственно отсталый юноша, девушка-парашютистка, бедная во всех смыслах китайская провинция. И все взывает к умилению.А вот более сложные чувства пришлось пережить, узнав, что наше «Солнце», фильм Александра Сокурова, жюри замечено не было. Чего не скажешь о прессе: на пресс-конференции народу было столько же, как и на пресс-конференции Киану Ривза. Роль же «Солнца» в берлинском конкурсе становилась ясна на фоне спецсобытия фестиваля – грандиозно-помпезного показа авторской, полной, отреставрированной версии «Броненосца «Потемкина» в сопровождении Кинооркестра студии «Бабельсберг» в конструктивистском театре «Фольксбюне».Если в российской киноиндустрии и есть бренды, гарантирующие стабильное потребление своей продукции, – то это Эйзенштейн и Сокуров, остальные – просто кинохудожники. Хотя сам Сокуров, насколько мы его знаем, предпочел бы роль не бренда, а пророка в своем отечестве.Но на его месте я бы не расстраивалась. Не его одного постигла эта судьба. В Kaufhof des Westens, самом большом бутике ФРГ, Киномузей Германии представляет выставку, посвященную Марлен Дитрих. На местах в витринах, обычно зарезервированных для произведений Пола Смита, – армейские бутсы и американская военная форма, в которых она гастролировала по союзнической передовой, ее граммофон и «Лейка». Внутри универмага – фотографии ее возлюбленных и друзей. И внутри, и вокруг, по Тауенцинштрассе, льется ее голос. Дитрих таким образом стала одним из самых гламурных объектов KDW, а кино в ее лице… да, изысканной торговой средой.