Обвиняемый и жертва: помириться и забыться

[b]Для начала – три случая из жизниСЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ.[/b] Несовершеннолетний Костя В. из спального района на юго-западе столицы увел у пенсионера «Запорожец». Угонщика поймали.Он самостоятельно восстановил машину, вернул ее хозяину, устроился в автосервис и на честно заработанные деньги через несколько лет купил себе две легковушки.[b]СЛУЧАЙ ВТОРОЙ.[/b] Четыре недоросля вечером играли во дворе. Мимо домой шел парень-сосед. Конфликт начался с безобидной просьбы угостить сигаретой, а закончился избиением. Пострадавший молодой человек оказался в больничной палате интенсивной терапии; досталось и его матери, выскочившей из квартиры на крики сына: ее тоже избили и порвали дорогую шубу.Великовозрастным лбам светил семилетний срок. Но никто из них не оказался за решеткой: суд ограничился условным наказанием. Деньги за шубу нападавшие сами передали жертвам, компенсировали они и затраты на лечение. Сейчас один из осужденных поступил в вуз, остальные доучиваются в школе.[b]СЛУЧАЙ ТРЕТИЙ.[/b] Ученик школы-интерната на Каховке Дима Б. ограбил палатку. Взял «мелочь»: пастилу с газировкой. Малолетку быстро задержали, он и не отпирался. Хозяйка палатки не только простила воришку, но и… купил интернату компьютер.Сказки эры милосердия? Вы скажете, что такое возможно где угодно, только не в нынешней России. И тем не менее все это – случаи из реальной правоприменительной практики в рамках эксперимента под названием «восстановительное правосудие». А кого или что оно восстанавливает?[b]Верните награбленное[/b]Сначала – цифры. Когда российские суды, решая вопрос о возмещении ущерба, арестовывают имущество обвиняемого, «на карандаш» попадают ничтожно малые ценности – в среднем в 13,5 раза меньше реального ущерба. Взыскать же с виновников удается и того меньше – всего 4 процента. Да, государство, арестовав, осудив и посадив преступника за решетку, считает себя отмщенным. Но как быть с жертвой, которой никто не возместил ни материального, ни морального урона? И еще одна цифра, не делающая чести России. Наша страна удерживает мировое первенство по относительному количеству несовершеннолетних преступников, отбывающих тюремные сроки: таких у нас 17 человек на 100 000 населения.– Сопоставив эти данные, мы решили попробовать начать практику восстановительного правосудия в России именно с несовершеннолетних, – говорит [b]специалист общественного центра «Судебно-правовая реформа» Рустем МАКСУДОВ[/b]. – Ядро этого метода борьбы с последствиями злодеяний – так называемые примирительные встречи жертвы и обидчика, куда обе стороны приходят добровольно. В идеале нарушитель, выйдя с такой встречи, должен осознать нанесенный вред, решить, каким образом возместить ущерб, а также определить, как ему избежать подобных проступков в будущем. Жертва тоже решает свои проблемы: получает возможность выговориться, узнает, какими мотивами руководствовался противник в момент преступления. Да и слова о том, что виновный готов загладить ущерб материально, тоже чего-то стоят! В целом жертва, так сказать, возвращает власть над собственной жизнью, ощущение безопасности и справедливости.Что же, звучит красиво. А каковы результаты? Сейчас программы восстановительного правосудия при поддержке британских специалистов проводятся в трех наших городах (помимо Москвы, это Дзержинск и Тюмень).Столичная статистика за два последних года такова: из 51 рассматривавшегося в суде дела, где обвиняемые были моложе 18 лет, программы восстановительного правосудия удалось начать в 26 случаях. Примирением закончились 10 программ, в ходе которых за «круглым столом» побывали 17 нарушителей и 10 потерпевших. Как видно из этих данных, программу труднее начать, чем успешно закончить. Почему же отказываются потенциальные участники?[b]Зачем суду соцработник?[/b]– Происходит это по многим причинам, – объясняет [b]ведущий научный сотрудник Института государства и права РАН, координатор московской части проекта Людмила КАРНОЗОВА[/b]. – Многие нарушители не чувствуют вины. Большая часть ребят не идет на контакт по совету родителей, особенно если адвокат настраивает тех на тактику версии полной невиновности чада. Солидная доля «отказников» и среди потерпевших: 14 из 30 человек. Во-первых, в случае некрупного воровства людям просто некогда этим заниматься. Украли мобильник, воришка задержан, телефон вернули – какое потерпевшему дело до восстановительного правосудия, он и в суд-то зачастую не приходит! Во-вторых, у некоторых потерпевших в Москве нелады с законом (к примеру, нет регистрации). Наконец, жертва с нарушителем могут помириться самостоятельно, без нашего участия, еще во время предварительного следствия. Сначала мы пытались начинать программы еще до суда, но помешала специфика работы правоохранительных органов.Следователи отчитываются по доле дел, доведенных до суда, так что ранняя примирительная встреча – для них минус. Поэтому теперь мы получаем дела через 4, а то и через 6 месяцев после происшествия.[b]– А по каким причинам не все попытки заканчиваются успехом?[/b]– Иногда мы, начав программу, понимаем, что лучше не доводить дело до встречи: случается, жертва обещает «разобраться с этим молокососом». А бывает, что поначалу контакт вроде бы налаживается, но жертва, услышав о возмещении ущерба, начинает откровенно торговаться.В начале долгой и трудной работы, финалом которой может стать примирение, стоит социальный работник суда. Должность эта для нашей третьей власти новая, бюджетом ее содержание не финансируется, а по всей Москве, опять-таки в экспериментальном порядке, социальные работники в количестве двоих человек работают только в Черемушкинском суде. Через социального работника проходят все уголовные дела, по которым обвиняются несовершеннолетние (если они не в следственном изоляторе). Задача этого специалиста – помочь подростку уйти с кривой дорожки, если суд не отправит его за решетку сразу, с первого раза. Вполне естественно, что рабочей площадкой для московских программ восстановительного правосудия стал Черемушкинский районный суд.[b]А прокуратура против[/b]– В рамках конкретного судебного процесса я руководствуюсь законом, – говорит [b]федеральный судья этого суда Татьяна ЗАХАРОВА[/b] (она принимала решения по всем уголовным делам, в которых присутствовали программы восстановительного правосудия). – Российское уголовное право обеспечивает возможность примирения сторон, и, по большому счету, мне не столь важно, пошли потерпевший с нарушителем на такой шаг сами или с чьей-то помощью. В случае примирения я прекращаю дело или, если преступление серьезное, выношу обвинительный приговор с условным сроком. Другое дело, что чем тяжелее преступление, тем меньше вероятность примирения: потерпевшая сторона «жаждет крови».Но вот под руководством посредника прошла примирительная встреча, суд вынес решение, стороны разъехались по своим делам. Программа завершена? Как бы не так! Поскольку своего капитала (во всяком случае, заработанного легальным путем) у несовершеннолетних нет, ущерб жертве нередко возмещают родители. В «Судебно-правовой реформе» же следят, чтобы проштрафившийся ребенок потом устроился на работу и собственным трудом покрыл всю сумму ущерба. Но… вдруг он снова нарушит закон? В отличие от США, Канады, Австрии, Бельгии, Германии, где восстановительное правосудие действует свыше четверти века и охватывает разные возрастные группы, мы пока работаем только с молодыми правонарушителями, которые во время следствия не заключены под стражу, – поясняет г-н Максудов. – И если в целом в зарубежном восстановительном правосудии уровень рецидива колеблется в пределах 20–30 процентов, у нас ни один нарушитель не пошел на новое преступление. В порядке исключения мы однажды начали программу с совершеннолетним молодым рецидивистом. Преступник извинился перед жертвой, возместил ущерб, получил условный срок. А через несколько лет… пошел на очередную «ходку».Несмотря на такие обнадеживающие результаты, в Генеральной прокуратуре к восстановительному правосудию относятся неоднозначно. Один из высоких чинов этого ведомства официально назвал подобную деятельность незаконной, квалифицировав ее как вмешательство общественных организаций в деятельность органов. Но какое же это вмешательство, если судьи «за», а с милицией общественники не пересекаются?! Да, в российских законах не упоминается восстановительное правосудие, и ничего не сказано о социальных работниках. Но разве эти люди нарушают чьи-то права? И кому станет лучше, если всех малолеток-нарушителей моментально посадят, не разобравшись, что толкнуло пацанов на злодеяние?