Нас ра… нас ра… нас радует весна!

[b]Должно же было и в Центре оперного пения Вишневской произойти нечто такое, что сломало бы представление о нем как о некоем закрытом элитарном учебном заведении навроде института благородных юниц и юношей. Оно и произошло: к 1 апреля режиссер Дмитрий Бертман поставил здесь оперу-пародию Владимира Эренберга 1909 года «Вампука, невеста африканская».[/b]На спектакле оторвались все. И Бертман, чей последний геликоновский спектакль «Диалоги кармелиток» не имеет равного по трагичности финала. И питомцы Вишневской, которым до сих пор прививали в Центре больше солидности, чем раскованности (неизвестно, что лучше). И дирижер Понькин, всегда готовый похулиганить. Достаточно того, что оркестр на поклоны он поднял характерным жестом, растопырив пальцы козой.А как же иначе: ведь так нарочито, нахально-роскошны псевдоориентальные костюмы в спектакле – все эти халаты, камзолы, тюрбаны, опахала, турнюры! А на кокосовых пальмах вообще зреют яйца Фаберже – мечта нувориша.Сиськастая, голосистая Вампука (от ее имени произошло нарицательное «вампука», означающее вопиющую оперную рутину) с откляченным… гм… турнюром. Худосочный тенор, выводящий верхнюю ноту стоя на табуретке – чтоб слышнее было. Задник в стиле коврика с лебедями (только тут фламинго). Глупейшие слова арий вроде «Ах, где достать стакан воды мне?» И эфиопских хоров: «Мы в А… мы в А… мы в Африке живем». Пошлая музыка, включающая прямые цитаты из опершлягеров. Восточные пляски уровня советских детсадовских елок. Доморощенные, как из профкома, сильфиды, бессмысленно проплывающие в танце на заднем плане – шоб красивше было. И толстый «балерун» в одном белом трико (в колготках), под всеобщее улюлюканье крутящий фуэте.Когда часовая опера закончилась и довольный зритель засобирался было домой, оказалось, что это была вампука олд фэшн (старомодная). А после антракта началась вампука модерн. Ну, на такой сюрприз-подвиг способен разве что Бертман! Зритель увидел еще раз все то же самое – но в штампах оперных постановок последних десятилетий. То есть когда любой сюжет – хоть «Травиата», хоть «Аида» – подаются а-ля фильм «Ночной портье» (садо-мазо, нацистские плащи и фуражки) плюс немножко дискотеки, плюс медсестры из психушки, плюс наркоманы (Африка же!). Плюс эротика, конечно, – дуэт влёжку. («Порнография!»). А классические цитаты звучат уже из мобильников… Из зала – подсадная дама в шляпе: «Такую музыку испортить!» Дальше – больше: «Дети Розенталя какие-то! Куда Госдума смотрит! Ах, как это пела Люся…» Сиськастую Люсю в перьях из версии олд фэшн в финале вывезут на инвалидной коляске – и все века помирятся.Сценическую пошлость приличный зритель в любую эпоху унюхает сразу – хоть в перьях, хоть в безвременных галифе.Да, а как же неприличное название сей заметки? Да все дело в происхождении имени героини. Петр Гнедич со слов Михаила Волконского, автора пьесы (1900), свидетельствовал, что однажды юницы Смольного института приветствовали принца Ольденбургского. И, даря ему цветы, пропели на мотив Мейербера: «Вам пук, вам пук, вам пук цветов подносим...».Тонкое ухо Волконского расслышало в анекдотичном непреднамеренном наборе звуков искомое имя придурочной африканки.Так, в детском фольклоре 50-х годов прошлого (ХХ) века присутствовала песенка «Мы пук… мы пук… мы пук цветов нарвали под жо… под жо… под желтым лопухом. Нас ра… нас ра… нас радует весна!» Оказывается, даже детский городской фольклор не на пустом месте вырос. Не говоря уже о новой трудоемкой работе Бертмана, спародировавшего не только ненавистную ему рутину в первой части, но и самого себя, любимого, – во второй. Не каждому дано.