[b]В Третьяковке на Крымском Валу и Государственном центре современного искусства (Зоологическая, 13) под патронажем президентов России и Польши открылась большая русско-польская выставка «Москва – Варшава». Это крупнейшая у нас выставочная акция после «Москвы-Берлина». И, возможно, более значительная. Потому что культурные связи между странами были куда как реальнее отношений с Германией – то ли с ГДР, то ли с ФРГ…[/b]Это отражено в работе Анды Роттенберг «Комната русского интеллигента 60-х» и «Комната польского интеллигента 60-х». У русского интеллигента на журнальном столике журнал «Польша», абстрактные картины и проигрыватель с пластинкой Анны Герман. У польского – ксероксные обложки польского самиздата с сочинениями русских диссидентов и песнями Владимира Высоцкого на «маге».На самом деле польское влияние в искусстве и культуре было куда большим. Будучи прилежным подписчиком журналов «Штука» и «Проект», автор знает это не понаслышке. Как и при Иване Грозном и Алексее Михайловиче, совершенно восточноевропейская Польша была тогда для России не просто ближним зарубежьем, а ближним Западом. После Второй мировой войны именно через Польшу шли «авангардные» веянья. Однако выставка – здорова. Часть, историческая, в Третьяковке на Крымском – от декаданса до 2000 года. А искусство первой пятилетки нового века в двух корпусах Государственного центра современного искусства (ГЦСИ). Действительно, работы польских художников эпохи символизма похожи на работы их коллег из метрополии – СПб.«Перед зеркалом» кисти Юзефа Панкевича – вписывается в изо русского серебряного века, представленного Врубелем и Серовым. Живопись Станислава Игнаци Виткевича напоминает Кустодиева. Польский довоенный авангард, например левая группа «Блок», прямо зависим от Малевича и художников его круга, а польские поэты-авангардисты – от русского футуризма. Некоторый акцент авторы экспозиции сделали на неоклассике 20–30-х. От русских это ОСТовцы и близкие им ленинградцы вроде Пахомова.Как ни странно, у поляков было похожее искусство – оптимизма, спорта, культа здорового тела.«Порамбка» Рафала Мальчевского (1854–1965) по силе любования техникой и техническими объектами совсем советская. Но это время польской непролазной провинциальности, когда пограничники «на польский (паспорт) выпячивали глаза». После войны соцреализм в Польше долго не продержался, и польское искусство заблистало своим легальным модернизмом в неодинаково либеральном соцлагере. Тогда же модернизм возродился в России.Польское официальное искусство схоже с русским неофициальным. Похожи друг на друга и вольнодумцы обеих стран. Ведь западная арт-информация фильтровалась именно в Польше. Наряду с абстрактными пятнами и зигзагами художники обеих стран еще и изготовляли разнообразные фиги в кармане – коммунистическому режиму. Поэтому целый этаж Третьяковки забит абстрактными картинами и политическими намеками, плохо понятными новому зрителю вроде псевдоплакатов Александра Косолапова, где он изображен на фоне занавеса Дворца съездов с профилем Ленина.Есть на выставке и следы польской драмы ХХ века: поражение Польши, нацистская оккупация, Катынь, многолетнее присутствие русской революции в форме Польской Народной Республики...В замечательных полотнах Анджея Врублевского – расстрелы, трупы в яркой и лапидарной живописной манере. В отличие от Врублевского картина Эдварда Двурника «Катынь» ходульна и даже глуповата. На картине Лукаша Королькевича в интеллигентском интерьере телевизор с генералом Войцехом Ярузельским, объявляющим чрезвычайное положение. Впрочем, если поляки в прошлом веке чувствовали себя жертвами, неудачниками и пораженцами, то русские – победителями настолько, что в конце концов стали стесняться своей победоносности. Потому, наверное, в экспозиции нет ни намека на зверства в польских концлагерях для пленных красноармейцев после советско-польской войны 1920 года, где погибло до 140 тысяч бойцов.Но вот молодые русские художники оказались более ангажированы. На открытии искусства новой пятилетки – «За красным горизонтом» – в ГЦСИ Максим Роганов устроил политический перформанс. Изображая Ивана Сусанина, он ходил в шубе с приклеенной бородой и развесил по углам таблички «Улица Джохара Сусанина». Чем солидаризовался с Мосгордумой, пригрозившей переименовать улицу Климашкина, где стоит посольство Польши, в улицу генерала Михаила Муравьева, прославившегося жестоким подавлением польского восстания 1863 года, в случае если в Варшаве не поменяют название площади Джохара Дудаева. Правда, вряд ли польские коллеги что-то поняли, потому что у них в истории даже польское нашествие на Русь XVII века не фигурирует.Новые польские художники не похожи на русских, потому что после краха соцлагеря русские наладили связи с настоящим Западом, а поляки со своими метрополиями Западной Европой и США. Но многое у поляков вполне понятно русскому как в видеоинсталляции Анны Коник, работающей над темой бездомности: в Москве художница познакомилась с замечательной бабкой – богатыршей – кладезем народной мудрости. Они вместе гуляют по городу, разговаривают, москвичка делится своим жизненным опытом и оригинальными взглядами на политику.Дуэт хайтековского искусства Владислав Ефимов и Аристарх Чернышев показали инсталляцию «Эхо эфира» – проект утопического телевидения, когда на современную передачу по желанию можно наложить событие из телеобозримого прошлого – советского, зарубежного. Есть здесь и огромное панно Виноградова и Дубосарского «Вдохновение». И фотосерия Браткова о Москве. Одним словом, посмотреть обе выставки надо. В Варшаве они побили все рекорды посещаемости.[b]Экспозиция в Третьяковке закрывается 12 июня. А в ГЦСИ – 1 мая.[/b]