[i]«Пришла пора соборов кафедральных, — поет менестрель Гренгуар, названый супруг прекрасной цыганки Эсмеральды и сторонний наблюдатель кровавой любовной драмы. — Пришла пора пиратов и поэтов...» Пришла пора простых и внятных эмоций, шлягерных мелодий, незамысловатых концепций, историй с грустным концом и энергичной подачей, громоподобных динамиков, рядом с которыми гром аплодисментов кажется плеском воды. В Москву пришла пора мюзиклов.[/i]То, что мюзикл дело серьезное, было видно по составу бомонда на премьере русской версии «Нотр-Дам де Пари». Уже за пару часов до нее к театру подъехал автобус со стражами порядка. На премьеру пожаловали Юрий Лужков, Сергей Ястржембский, Михаил Лесин, Михаил Швыдкой, депутаты, главные редакторы ведущих газет и, наконец, Михаил Касьянов. А дальше все по протоколу — металлоискатели, секьюрити со своими стульями в проходах. Из «творцов», как сказал бы наш мэр, – Марк Рудинштейн, Игорь Крутой, да, вроде, и все.Плюс, разумеется, создатели оригинальной версии — композитор Ричард Кочанте, автор французского текста Люк Пламондон и автор русской версии Юлий Ким. Перед началом не просто напоминают отключить мобильники, как в других театрах, а просят не разговаривать во время спектакля. Как оказывается, это нелишне — моя соседка умудрилась уладить все свои дела по телефону во время действия. В консерватории ее бы за это прогнали, в театре покрыли бы презрением, а на мюзикле не обратили внимания. До отказа зал заполняется только после антракта — большие люди вырываются из автомобильных пробок и, пропустив первый, лучший акт с главными хитами («Belle», «Tu vas me detruire»), приобщаются к громкому культурному событию.Воспроизводить «Нотр-Дам» приехал специально уполномоченный постановщик — англичанин Уейн Фокс. Для того чтобы сравнить, насколько отечественный «НотрДам» соответствует мировым стандартам, надо ехать в Париж. «Метро», первый проект той же продюсерской команды (Александр Вайнштейн, Катерина Гечмен-Вальдек, Владимир Тартаковский), было намного зрелищнее, не говоря уж о «Норд-Осте». В антракте переговариваются — неужели и там все так же просто и незамысловато. «НотрДам» похож на эстрадный концерт с мощной подтанцовкой, неким сквозным сюжетом и минимумом декораций. Причем декорации (своды и паперть cобора Парижской Богоматери) «достраивает» все та же танцующая массовка – то химеры на стенах cобора, то языки колоколов. Хотя основная их «специальность» – парижские клошары, «люди без бумаг». Батманы танцовщиков, сальто акробатов, верчение на голове брейкдансера, сойдясь в едином пластическом рисунке, создают образ бурлящей жизни – хаотичной, как броуновское движение, и горячей, как огонь. Вместо изобретательности – напор. Впрочем, публику не надо раскручивать на овации после каждой песни. А песня «Belle» – гимн запретной любви без надежды на счастье, которая уравняла горбуна Квазимодо (хрипловатый, точно сдержанные рыдания, голос Вячеслава Петкуна), священника Фролло (кристально чистый и мощный голос Александра Маракулина) и помолвленного с другой офицера Феба (сладкоголосый Антон Макарский) – получила причитающиеся восторги даже авансом. Вячеслав Петкун и перевод Юлия Кима, образный и адекватный, – главные удачи русского «Нотр-Дама».…«Пришла пора соборов кафедральных», – повторял на бис Гренгуар (Владимир Дыбский), по-русски и по-французски. Завтра на «Нотр-Дам де Пари» приглашена сборная России по футболу. Видимо, для поднятия духа.