Двенадцать спящих будочников

[b]Сегодня на московских улицах в глазах рябит от обилия милиции, охранников никому не ведомых частных агентств и простых граждан в камуфляже. Кажется, что в столице ввели чрезвычайное положение. Впрочем, к уровню преступности количество охраны никакого отношения не имеет[/b].А вот лет 150 назад было иначе. За порядком следили ночные сторожа да редкие будочники – нечто среднее между полицейским и солдатом. Что такое полицейская будка? Это небольшой домик, большую часть которого занимала русская печь. На остальной «жилплощади» теснился сам будочник и его семейство.Лучше всего жилось будочникам, охранявшим бульвары. Они огораживали около будки крохотный дворик, где супруга охранителя развешивала выстиранное белье, заводила кур…Москвичи редко обращались к ним за помощью. Да и выглядели эти стражи порядка довольно нелепо: грязно-серые казакины с ярко-красными воротниками и сверкавшие каски с шишаком, оканчивающимся шариком, делали их похожими на опереточные персонажи. Вооружение будочника состояло из тесака, висевшего на поясе, и алебарды, которую он должен был держать в руках. Оружие было тяжелым и неудобным, поэтому городские церберы частенько отставляли его в сторону, прислонив к будке или забору. Большую часть службы они занимались «настоящим» делом – терли нюхательный табак на продажу. И вот однажды московские будочники попали «в историю». Но не одни. С ними вместе пострадал один известный и хороший писатель. Вот как это было.В 1831 году обер-полицмейстером Москвы был Л. М. Цинский, фигура далеко не безупречная. Но даже откровенным взяточникам время от времени нужно проявлять строгость к подчиненным, чтобы начальство ничего «такого» не подумало. И вот Цинский вздумал совершить ночной объезд стражей порядка и... вернулся домой с 12 алебардами, которые он нашел прислоненными к будкам.Считалось, что хозяин оружия ненадолго отлучился… Полицмейстер, естественно, принял «служебные меры воздействия», но, как сегодня говорят, произошла утечка информации, после чего в продаже появилась брошюрка «Двенадцать спящих будошников. Поучительная баллада. Сочинение Елистрата Фитюлькина». Стихи были написаны как пародия на балладу В. А. Жуковского «Двенадцать спящих дев».Поскольку любое печатное слово в те годы подвергалось обязательной предварительной цензуре, то выходило, что цензор «допустил крамолу». А московским цензором в тот год был наш известный писатель – Сергей Тимофеевич Аксаков, который не нашел в тексте ничего предосудительного, тем более что балладе предшествовала «просьба»: [i]«Цензурушка, // Голубушка, // Нельзя ли пропустить? // Я Господа // О здравии // Твоем буду молить!» [/i]Снисходительность вышла Аксакову боком: его обвинил в «дурном воспитании» сам Николай I. Вскоре в Москве получили строгое послание из столицы, которая была записана в журнал Московского цензурного комитета: [i]«Государь Император, прочитав оную книжку, изволил найти, что она заключает в себе описание действий московской полиции в самых дерзких и неприличных выражениях; написанная самым простонародным языком, приноровленная к грубым понятиям низшего класса людей, из чего, видимо, обнаруживается цель распространять ее в простом народе и внушить оному неуважение к полиции. Наконец, предисловие сей книжки, равно как и следующее за оным обращение к цензуре, писаны с явным нарушением всякого приличия и благопристойности. Его Императорское Величество, заключая из сего, что цензор Аксаков вовсе не имеет нужных для звания сего способностей, Высочайше повелел уволить его от сей должности»[/i].Вряд ли император был таким книгочеем, что отслеживал каждую новинку. Скорее всего, постарались «доброжелатели», а может быть, и сам Цинский, который, обидевшись на критику, так и не сумел отыскать автора «пашквиля». И лишь спустя 70 лет дотошный библиофил, Д. Д. Языков, сумел его «рассекретить». Им оказался тульский дворянин В. А. Проташинский, приходившийся племянником В. А. Жуковскому по матери. Такая вот случилась в Москве «цензурная история»…