[i]Этот материал задумывался как милый, романтический рассказ о людях, испробовавших на себе новшество нашей гражданской жизни — брачный контракт.Однако вышло все иначе.Немногочисленные супружеские пары, решившиеся поведать общественности о своей жизни после заключения брачного договора, категорически отказались называть свои настоящие фамилии. Потому что в такой жизни нет никаких поводов для радости. А старший нотариус одной из государственных нотариальных контор, чья подпись стоит под этими брачными договорами, просила даже номера и месторасположения ее организации не указывать, сказав, что за такую работу ей просто стыдно. Потому что все 100% заключаемых сегодня в Москве брачных контрактов — профанация.[/i]Итак, 2% «контрактников» — это совсем юные молодожены. Имущество, которое они описывают в своих договорах, — имущество их родителей. Соответственно сам договор — настойчивое желание и даже требование родителей. Лена (19 лет) и Сергей (21 год) поженились в июле 1999 года. И он, и она — студенты, познакомились на вечеринке общих друзей, оформить отношения решили через 3 месяца после знакомства по причине... очень большой любви, конечно. Правда, родители Лены долго этой любви не понимали и Сергея не принимали.Что и говорить, не о такой партии для своей единственной дочурки мечтали папа-бизнесмен и мама-актриса. Сережа хоть мальчик и неплохой, но уж из больно неказистой семьи: мать с отцом на заводе трудятся, а в двухкомнатной малогабаритке еще два младших брата-близнеца да дедушка-инвалид обитают...Но любовь, как это обычно бывает, победила. После свадьбы молодые переехали в новую двухкомнатную квартиру, подаренную Лениными родителями аккурат к торжественному событию.В этой квартире, обставленной по последнему писку европейской моды, и принимали меня новоявленные супруги. «Живем мы замечательно, — рассказывает Лена, — я учусь, Сережа работает, летом вот в Италии отдыхали, на Рождество в Финляндию собираемся... Брачный договор? Да никак он на нас не повлиял! Это же просто формальность. Если людей связывает настоящее чувство, ничто не в силах на них повлиять. Правда, Сереж?» Муж все больше отмалчивается. И лишь потом, на улице, вызвавшись погулять с собакой и проводить меня до остановки, он решается: «Вы точно не будете называть нашу фамилию и адрес? Тогда я вот что скажу: любовь любовью, но я с ней скоро разведусь. Не могу так больше! Измучили они меня, все учат: что надо есть, как одеваться, где отпуск проводить. Учебу пришлось бросить, к ее папаше на фирму пошел мальчиком на побегушках — лишь бы только деньгами не попрекали.А Ленка, чуть ссора какая-то возникает, сразу орать начинает: «Правильно мне мама говорила, ни на что ты не способен, в моей квартире живешь, у моего отца работаешь, сам ничего сделать не можешь!» Думаете, приятно?» Отечественный брачный договор, как правило, стандартен. «Здесь вам не заграница, — говорит нотариус, — наши люди не миллионы делят, а принимают меры, чтоб последнего не лишиться». «Последним» в большинстве случаев является квартира одного их супругов, о которой и идет речь в первом, и порой единственном, пункте брачного договора. Но есть все же среди москвичей семьи зажиточные. Они и составляют еще 2% «клиентуры» нотариальных контор. Именно для них юристы разрабатывают специальные контракты, где на нескольких листах подробно перечисляется, какой метр или грамм того или иного добра кому достанется в случае чего. «Приходят с такими лицами, будто прямо здесь готовы вцепиться друг в друга, — рассказывает нотариус, — смотреть на них противно, честное слово! Сразу видно, что завтра же разводиться пойдут, и ни о какой совместной жизни.Юрий Иванович и Алла Павловна прожили вместе 26 лет, обзаведясь за это время трехкомнатной квартирой, двухэтажной дачей, двумя машинами и двумя гаражами. В общем, дом — полная чаша! Вроде, всем всего должно хватать, и даже при разводе (не дай бог, конечно) все прекрасно можно поделить поровну. Так нет же! Супруги не разговаривают друг с другом уже два года.Если же разговоры в этой семье и заводятся, то только о том, кто, сколько, куда и когда вложил и кто, кому, сколько и за что должен. Может, они давно бы и развелись, но в суд никто идти не желает: и муж, и жена уверены, что там их обязательно обманут, обворуют, присудив другой стороне что-то большее и лучшее.Год назад Юрий и Алла подписали бумагу под названием «Брачный договор», где, в числе прочего, можно прочитать и такие перлы: «В случае развода Юрию... будет принадлежать комната 15,5 метра, Алле... — комната 18 метров, а их дочери Любови... — комната 13,2 метра и коридор 6,4 метра». Кому достанется кухня и санузел, в договоре не указано.«А что же остальные 94% случаев заключения брачных контрактов? — спросите вы. — Неужели они еще ужаснее, чем описанные выше?» На мой взгляд, ужаснее. И неприятнее во всех отношениях. Потому что эти случаи — естественное продолжение распространенных брачных афер с московской пропиской. Отсюда и появляется великое множество брачных контрактов примерно одного содержания: «Я, Муса Джамалдин оглы, 1980 года рождения, с случае развода с моей женой Сорокиной Алевтиной Петровной 1947 года рождения или в случае ее смерти обязуюсь не претендовать на ее квартиру и освободить занимаемую жилплощадь в 30-дневный срок»....«Я понимаю,— напутствует меня любезная женщина-нотариус, — вы хотели услышать какую-нибудь красивую историю, а здесь... Я часто общаюсь с коллегами и могу вас смело заверить — такая ситуация по всей Москве. Мы даже между собой не любим говорить об этих брачных договорах, прекрасно понимая, что все это туфта. По-настоящему богатые люди, также как и действительно влюбленные, к нам ни за что не пойдут. В первом случае это будет признанием больших доходов, которые сегодня предпочитают от государства скрывать. А во втором...Мы же русские люди! Для нас, щедрых, добрых, с широкой натурой, эти контракты — как плевок в душу.Подписать такую бумагу — все равно что расписаться в недоверии, подлости, предательстве по отношению к любимому человеку».