На смерть поп-звезды

[b][i]Признаюсь сразу: мой интерес к этому человеку связан не только с общеизвестными фактами его вознесения на гребень популярности в 1904–1905 годах и даже не с малоизвестными широкой публике подробностями трагической и по сию пору таинственной смерти. Дело еще и в истории моей семьи. Дед мой со стороны матери, Исай Филиппович Елдиков, в 1890-х годах ушедший из древнего подмосковного села Возмище, что под Волоколамском, на заработки в Петербург и лет пятнадцать проработавший там ткачом, был человеком, верившим Гапону и чтившим его.[/i][/b][b]Мое девятое января[/b]Впрочем, таких рабочих (и не только рабочих) в 1904–1905 годах в Санкт-Петербурге были тысячи. А дед мой был рядовым участником одного из гапоновских «кружков», скромной «единичкой» в одной из четырех основных колонн, с хоругвями и царскими портретами направлявшихся в тот трагический январский день к Зимнему дворцу.Я не застал деда в живых – он умер до моего появления на свет, но его рассказы (в пересказе бабушки и мамы) когда-то потрясли мое детское воображение. До сих пор я, как мне кажется, «помню» глазами деда стайки питерских мальчишек, облепивших решетку Летнего сада и, как воробьи, попадавших оттуда на грязный питерский снег после первого же прицельного залпа солдат, выстроившихся на пути шествия. Я «помню», как, спасаясь от казацкой шашки, которая рубила, не разбирая, налево и направо, дед бежал проходными дворами от Дворцовой площади, пробираясь к одной из застав, на питерскую окраину, где дома ждали его жена и двое маленьких сыновей. Вначале их было человек пять, они петляли по городу, пробираясь проходными дворами и шарахаясь от каждого городового на углу. А потом, когда дед остался один, он, как рассказывал сам, заплакал – жив! Если бы он знал, что дома его поджидает еще одно страшное известие: от скарлатины в тот вечер, 9 января 1905 года, умер старший из сыновей, пятилетний Ваня… Вот такие «жертвы» 9 января были в моем семействе.Я никогда не пытался проверить по планам Петербурга и документам рассказ деда. Наверное, просто потому, что для меня это было не «российской историей», а частью собственной судьбы – что к судьбе могут добавить какие-то там документы? Между тем воспоминаний и всяческих публикаций, рассказывающих нам о Георгии Аполлоновиче Гапоне, достаточно много. Вот только изданы они в 1920-х годах, на заре другой эпохи. Эти мемуары, основанные на «классовом чутье», как правило, тенденциозны, а то и просто вызваны стремлением пнуть былого кумира... Ну а тот школьный учебник, который был когда-то нашим путеводителем по истории, и вовсе сводит личность Гапона к одному страшному слову – «провокатор».[b]«Нет у нас больше царя»[/b]Все, кто знал Георгия Гапона или хоть раз встречался с ним, пишут о нем по-разному. Видимо, таким уж он был непостоянным, быстро меняющим убеждения и пристрастия человеком. Не слишком образованный священник – мессия собственной освободительной идеи – знамя первых дней революции – агент «охранки»… Эти превращения действительно были. Свой звездный путь Георгий Гапон прошел на удивление быстро – за каких-нибудь 3–4 года. [i]«…Залп раздавался за залпом, и, казалось, конца им не будет. Толпа стала на колени, а потом легла плашмя, стараясь защитить головы от града пуль… Задние же обратились в бегство… Маленький 10-летний мальчик, несший фонарь, упал, пораженный пулей, но продолжал крепко держать фонарь и пытался встать, но был убит второй пулей. Оба кузнеца, охранявшие меня, также были убиты… С несколькими уцелевшими стоял я и смотрел на распростертые вокруг меня тела. Я крикнул им: «Встаньте!» Но они продолжали лежать. Почему они не встают? Я снова посмотрел на них и заметил, как безжизненно лежат руки, как по снегу бежали струйки крови. Тогда я все понял. У ног моих лежал мертвый Васильев. Ужас охватил меня. Мозг мой пронзила мысль: и все это сделал «батюшка-царь» (…) «Нет у нас больше царя», – воскликнул я (…) Неохотно я отдался в руки моих спасителей (…) Из соседней улицы подошли несколько рабочих, и я узнал в своем спасителе того инженера, с которым виделся предыдущей ночью у Нарвской заставы. Вынув из кармана ножницы, он обрезал мне волосы, и рабочие поделили их между собой. Один из них снял с меня рясу и шляпу и дал мне свою поддевку… Инженер торопил меня…»[/i]Так описывает Гапон один из кульминационных моментов январской драмы и свое собственное спасение. К фигуре «инженера-спасителя» мы еще с вами вернемся, а пока несколько слов о том, как провел Георгий Гапон этот год – от всероссийского «кровавого января» до трагического только для него марта 1906 года…[b]«Преданный, инициативный, умный»[/b]Бежавший из России Гапон весь 1905 год провел в Европе – Германия, Франция, Англия, Швейцария… Множество газетных интервью; публикация и бешеный успех написанной им «Истории моей жизни», принесшей автору немалые гонорары, встречи с Максимом Горьким, а также с элитой русской политической эмиграции – Плехановым, Лениным, руководством партии эсеров…Это был «звездный час», а точнее – год «медных труб», совративший скромного священника с пути истинного. Потому как ни один революционер, даже выдержавший в свое время все «казни египетские», не выдерживает испытание славой. Только кому-то для этой метаморфозы нужны годы, а кому-то хватает одного волшебного заграничного лета… Политические лидеры, встречавшиеся в тот год с Гапоном, отзывались о нем с большой похвалой. Это потом, в 1918-м, Ленин назовет Гапона «[i]сумасшедшим попом[/i]», а в 1905-м Владимир Ульянов отзывался о нем несколько иначе – «[i]безусловно преданный идеям революции, инициативный и умный...[/i]»[b]«Георгия Гапона предать смерти»[/b]Вернувшись в Россию после амнистии, объявленной Манифестом 17 октября, священник, «преданный идеям революции», оказался не у дел: место на политическом пьедестале было занято другими, а денег на поддержание того образа жизни, к которому он привык в Европе, явно не хватало. Добывать «славу и деньги» Гапон отправился туда, где раньше чувствовал себя лазутчиком во вражеском стане, – в «охранку». Только на этот раз соблюсти невинность не удалось – о его сомнительных связях стало известно всем. Бывшие «[i]товарищи по борьбе[/i]» сразу же обвинили Гапона и в других смертных грехах.И эсеры, дольше и бережнее других политических партий опекавшие Гапона, выносят ему смертный приговор. Этот приговор они в середине апреля честнейшим образом рассылают в редакции некоторых газет. В приговоре они обвинили Гапона «[i]в подыскивании шпионов, провокаторов и предателей, в утайке денег, принадлежащих рабочим[/i]». А в конце: «Принимая во внимание все вышеизложенное, суд ([i]Гапона судил специальный партийный трибунал[/i]. – [b]Ю. Г.[/b]) постановил: Георгий Гапон – предатель, провокатор и растратил деньги рабочих. Он осквернил честь и память товарищей, павших 9 января. Георгия Гапона предать смерти. Приговор приведен в исполнение».Тогда даже видавшие виды журналисты восприняли этот пришедший по почте в редакции «приговор» как фальшивку. Но напечатали – страсть к сенсациям взяла свое.Между тем Гапон, живший в Петербурге под именем Ф. Рыбницкого, действительно исчез 28 марта, не оставив никаких следов. Как в классическом детективе – ушел из дома и не вернулся! Впрочем, «в жизни этого странного человека, – писал в № 20 за 1906 год журнал «Нива», – было так много таинственного и противоречивого, что на первых порах его исчезновение было многими сочтено лишь за какуюто новую махинацию»… В некоторых газетах было напечатано сообщение, что Гапон якобы уехал в Озерки под Санкт-Петербургом. Это подтверждали и некоторые близкие Гапону люди. Но именно в Озерках его почему-то не искали…Как выяснилось позже, «охранка» была осведомлена не только о решении эсеров убить Гапона, но и о месте казни (данные поступили от вездесущего Е. Азефа, друга и «подсудимого» и «судей», и «охранки» одновременно). Знала, но ничего не сделала, чтобы спасти «своего» человека? Видимо, к этому времени Георгий Гапон действительно стал никому не нужен…Приговор был приведен в исполнение Петром Рутенбергом (партийная кличка – Мартын), тем самым инженером, который в январе 1905-го спас Гапона от рук солдат и полиции и помог ему бежать за границу. А подсобили ему в приведении приговора в исполнение, как говорится в примечаниях к переизданным в 1990-м воспоминаниям Гапона, «несколько рабочих». Кто были эти «рабочие», осталось неизвестным.[b]«Где здесь можно купить пива?»[/b]Случилось это в 4 часа дня 28 марта 1906 года на даче Звержинской в Озерках. Дача как дача – такие и сегодня сохранились кое-где под Питером и под Москвой, в старых дачных поселках.По рассказам дворника, опубликованным в одной из питерских газет, еще 24 марта к нему обратился некий пожилой господин, назвавшийся Иваном Ивановичем Путилиным. Он решил снять эту дачу и, оставив 10 рублей задатка, попросил протопить дачу и оклеить ее новыми обоями. 6 марта к дворнику наведался какой-то молодой человек, высокий, красивый, с черными усами, в лакированных сапогах и пиджаке, с виду напоминавший рабочего. Узнав, что ремонт до сих пор не сделан, он от имени Путилина передал дворнику еще 30 рублей для дачевладелицы и попросил «ускорить дело». Утром 28 марта в Озерки приехали и Путилин, и усатый молодой человек. Заявив, что они хотят провести здесь Пасху, попросили открыть двери на балкон, поднялись на второй этаж, поставили в стеклянной галерее стол и стулья, разостлали скатерть и велели дворнику принести ведро воды и полотенце… Потом дворник вместе с молодым человеком отправился показать «где здесь можно купить пива», принес три бутылки, получил одну из них «за труды» и ушел домой. Путилин со спутником тоже вроде бы отправились в Петербург.Ничего подозрительного дворник в тот день не заметил и, доложив обо всем дачевладелице, стал ждать, когда новый квартирант переедет на дачу. Но время шло, а от Путилина не было ни слуху ни духу. Дача так и стояла пустая, и ее владелица, забеспокоившись, позвала местного урядника. Тот взял дворника, слесаря и 30 апреля в 5 часов вечера вскрыл дачу. На верхнем этаже в задней комнате полиция нашла труп повешенного человека…Гапона по приметам узнали сразу. Он висел в полусогнутом положении на платяной вешалке; ноги у него были прикрыты упавшей с плеч шубой, воротник рубашки едва держался на задней запонке ([i]мало кто помнит, что еще в 1920е годы воротник мужской рубашки пристегивался к ней при помощи запонок[/i]. – [b]Ю. Г.[/b]). Лицо убитого сильно потемнело и напоминало восковую фигуру; левый глаз был выбит, а нос – сломан и вдавлен.При трупе были найдены железнодорожный билет из Петербурга, номер газеты «Двадцатый век» и часы, остановившиеся на 12… Никаких следов борьбы в комнате, окно которой выходило в рощу, не было.Весть о том, что найден мертвый Гапон, быстро распространилась по Петербургу. Вокруг дачи полиция вынуждена была выставить охрану – от любопытствующих не было покоя. А 1 мая в Озерки прибыли следователь по особо важным делам, прокурор, полиция и поверенный Гапона присяжный поверенный С. П. Марголин. Приехали также медики – профессор Косоротов и доктор Мищенко, которые должны были произвести вскрытие тела.Гласность была полной: были допущены корреспонденты газет, фотографы и художники. Вскрытие производилось на месте, на деревянной скамье, принесенной на нижний балкон. На глазах у всех присутствовавших доктор Мищенко вскрыл скальпелем грудную полость, а затем вынул мозг Гапона, который был взвешен и измерен… По мнению врачей, хорошая сохранность трупа, цвет лица и вид внутренностей давали основания предположить, что Гапон мог быть отравлен мышьяком. Но зачем тогда было его потом бить, а в конце концов вешать? Может быть, Гапон, как спустя 10 лет Григорий Распутин, оказался нечувствителен к яду? Между тем поверенный Гапона Марголин получил по почте посылку с его документами и номером счета в банке «Лионский кредит». В банковском ящике Гапона оказались два конверта с надписью «деньги» и доверенность на имя госпожи Уздалевой (гражданская жена Гапона). В одном из конвертов было 14 500 рублей, в другом – 14 тысяч франков…[b]«Вождю девятого января»[/b]Хоронили Георгия Гапона 3 мая на Успенском кладбище, по соседству с жертвами 9 января. На похоронах было множество рабочих, а на венках – надписи: «Вождю 9 января». Над могилой поставили простой крест с надписью «Герой 9 января 1905 года Георгий Гапон». После этого человек 150–200 рабочих, подняв руки, воскликнули: «Месть! Месть!..» Дед мой, как рассказывала мне когда-то бабушка, на похоронах Гапона был, но в «политику» с той поры никогда не вмешивался, получив, очевидно, изрядную прививку от всяких «движений» и «манифестаций»… Цела ли эта могила сегодня, и какая надпись ее украшает, мне, москвичу, к сожалению, неизвестно. А ведь у Георгия Аполлоновича остались еще сын и дочь от первого брака. Может быть, и сегодня где-то живут потомки этого странного и таинственного человека – так ярко начавшего свой путь и так страшно погибшего…