Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Сторис
Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Теракт в Крокус Сити

Теракт в Крокус Сити

Какие профессии считались престижными в СССР?

Какие профессии считались престижными в СССР?

Выборы

Выборы

Ювелирные украшения из СССР

Ювелирные украшения из СССР

Идеальный мужчина

Идеальный мужчина

Полицейский с Петровки

Полицейский с Петровки

Фестиваль молодежи

Фестиваль молодежи

Русский след в Гарри Поттере

Русский след в Гарри Поттере

Из автора «ГУЛАГа» мог бы получиться актер

Развлечения

[i]Игнат Солженицын знаком публике не только благодаря фамилии своего отца — нобелевского лауреата.Известный пианист, он ездит с концертами по всему свету.Мы встретились с Игнатом во время его очередного приезда в Россию.[/i][b]— Игнат, что значит быть сыном великого писателя? [/b]— Конечно, я чувствую ответственность, связанную с фамилией, но это не давит, не мешает мне жить. Просто это часть меня самого. Надеюсь, что мои поступки и в музыке, и в повседневной жизни будут достойны моего отца и моей матери.[b]— Вели ли вы в Вермонте отшельнический образ жизни, как об этом не раз писали? [/b]— Мы в самом деле жили в глуши. Наш городок насчитывал тысячи две населения. К тому же жили буквально в лесу, как большинство фермеров. Естественно, вели параллельное существование — внутри дома и вне его. Наш день строился так: вставали в шесть часов, завтракали, потом подъезжал школьный автобус, собиравший всех детей в округе, и вез в школу. Учеба в школе — с восьми до трех часов. Потом на том же автобусе нас развозили по домам. Дома была другая реальность: русский язык, русская культура… Но эти две реальности никак не конфликтовали между собой. Мои братья могут это подтвердить.[b]— Всегда ли разговор переходит на отца, если вы встречаетесь с журналистами? [/b]— Это зависит от того, с кем я общаюсь. Конечно, я нередко встречаю обывательский интерес: каково быть сыном Солженицына? Но, как у много гастролирующего музыканта, у меня мало свободного времени для праздных общений. Музыка занимает большую часть моей жизни — а среди своих коллег-музыкантов я чувствую себя самим собой и не ощущаю излишнего интереса к моей семье. В свой последний приезд в Москву я играл с квартетом имени Бородина. Не думаю, что авторитет отца отразился на их отношении ко мне. Если я заинтересовал их, то именно сам по себе.[b]— Игнат, когда вы познакомились с книгами отца? Не испугало ли вас, ребенка, приобщение к ужасам русской жизни? [/b]— Впервые книги отца я взял в руки в восемь-девять лет. Во всяком случае, в двенадцать-тринадцать я уже прочитал все самое главное у отца («В круге первом», «Раковый корпус», «Архипелаг»), кроме «Красного колеса», которое в то время еще писалось. Могу сказать точно: никакого принуждения со стороны родителей я никогда не ощущал. У нас были уроки и с папой, и с мамой, но творчество отца в учебную программу не входило. Я буквально по нескольку раз читал все, что он написал: «Архипелаг» прочитал три раза, «Красное колесо» сейчас перечитываю второй раз… Конечно, материал страшный, но какого-то детского страха я не припоминаю. И тогда, и сейчас, когда открываю того же «Ивана Денисовича», он меня совершенно захватывает. Мне трудно беспристрастно оценивать творчество отца. Возьмем, к примеру, «Архипелаг». Для меня эта книга не о лагерях, не о советской власти, не о Ленине-Сталине, а о нас самих, о человеческом сердце: кто мы такие? почему поступали именно так?.. Боюсь неточно процитировать известное высказывание отца в «Архипелаге», но оно звучит так: линия между добром и злом проходит по сердцу каждого человека. Я думаю, эти слова — символ творчества отца.Нельзя говорить о примитивном разделении людей на хороших и плохих.Того же Николая II отец в «Колесе…» изобразил не плохим, не хорошим, а таким, каким он был на самом деле — с христианской чистотой и добротой, с одной стороны, и со всеми его слабостями — с другой.[b]— С кем вы ближе — с матерью или отцом? [/b]— Трудно ответить. Я близок с обоими — но по-разному: ведь папа и мама очень разные. Я понимаю, жизнь имеет свои закономерности, рано или поздно люди умирают… Но мне очень трудно представить себе то время, когда не будет их или одного из них. С кем тогда посоветоваться? Кто будет волноваться на моих концертах?.. Родители и братья — самые близкие для меня люди.[b]— От кого из родителей вы унаследовали свой характер? [/b]— И папа, и мама — очень сильные люди, и это в какой-то мере передалось и нам, их детям. Мы благодаря им научились мыслить — и это главное.[b]— В общении с вами родители всегда серьезны или юмор все-таки присутствует? [/b]— Конечно, присутствует! Не помню, кто из англичан сказал: чувство юмора — это умение взглянуть на себя со стороны. Нашей семьи это точно касается. А отцу пресса создала полумифический образ пророка: борода, невероятная серьезность… Получился не человек, а какое-то изваяние.Впрочем, он сам неоднократно говорил, что язык, литература — не игра и не увеселение. Но на самом деле это только одна сторона его характера. Немногие знают, что в юности папа хотел стать актером. Он прошел конкурс, но режиссер не взял его в труппу из-за слабых голосовых связок — не хватало голоса. Представляете — если бы его взяли в труппу, из него получился бы актер, а не писатель. Кто знает, как могла бы повернуться судьба. Но актерские данные у отца сохранились. Ему удается очень смешно пародировать — и каких-нибудь общих знакомых, и политических деятелей. Мы каждый раз просто падаем со смеху.[b]— В какие игры вы играли в детстве? [/b]— Я любил играть с отцом в шахматы. Потом бросил: слишком много времени отнимает это занятие. Может быть, меня вынудила к этому музыка, я понял, что нельзя совмещать одно с другим. Помню, в десять лет я однажды заперся в комнате на несколько часов и серьезно решал, чем же мне заняться в жизни — музыкой или шахматами? Мама играла с нами в баскетбол, у нас на гараже висела корзина. А папа — в теннис. Это всю жизнь была папина мечта, но не было возможности: нищета, война, лагеря… В Вермонте его мечта сбылась. Корт у нас был под открытым небом. Мы занимались теннисом только летом, но почти каждый день.[b]— Откуда у вас тяга к музыке? [/b]— Я думаю — от Бога. И говорю об этом без пафоса и драматизма. Эта потребность заложена в генах. У нас в семье музыка звучала всегда, хотя и не было музыкальных традиций. Когда мы переехали в Вермонт, то в доме (а он был куплен нами вместе с мебелью) среди каких-то качалок и стульев был кабинетный рояль. Меня к нему мощно тянуло. Я начал на нем играть что-то невнятное. Как-то к нам приехал Ростропович и услышал, как я наигрываю на рояле. Он позанимался со мной и, определив у меня абсолютный слух, спросил у родителей: кто мой учитель? Вот после слов Ростроповича и стали искать для меня педагога.Это было сложно, ведь мы жили в глуши. Преподавателя каким-то образом нашли, ездить надо было очень далеко, бабушка меня возила, и дело пошло на лад. Потом, в 15 лет, я поехал в Англию, учился в Лондоне три года.Потом снова вернулся в Штаты и поступил в консерваторию в Филадельфии на два факультета. Стал выступать. Сейчас у меня очень много предложений, приходится даже отказываться… [b]— Пишете ли вы музыку? Писали ли в детстве стихи или что-нибудь еще? [/b]— В детстве мы все писали стихи. Сейчас я продолжаю это делать: иногда по-русски, иногда по-английски. Но пишу, конечно, не профессионально — для самого себя.Музыку я не писал никогда. Конечно, не буду зарекаться, но мне кажется, для создания музыки требуется неотразимое влечение, повеление Бога ли, судьбы. Мартин Лютер когда-то сказал: «Я здесь стою и не могу иначе!» Думаю, такое же чувство должно быть у каждого, кто занимается искусством… Когда я работаю с тем или иным произведением, я стараюсь пропитаться им, понять, почувствовать, чтобы суметь донести слушателям все, что задумал композитор. Это — мое: донести музыку людям.[b]— Вам родители, видимо, рассказывали в Америке о России. И вот вы приехали и увидели ее. Тяжело вам общаться в России с людьми? [/b]— Нет, не тяжело. Другое дело, что видно: людям трудно жить, многое не устроено, не продумано, не понято. Самые простые и обыденные бытовые мелочи превращаются в процедуры: например, пойти и купить хлеб и молоко — целая проблема! Зачем, спрашивается, сперва идти платить в кассу за один продукт, потом его получать и идти платить за другой продукт и т. д.? Почему не сделать просто: выбрал все продукты — и оплатил?! А техосмотр машины — целая история! Да и вообще, куда ни посмотри, чего ни коснись — везде надо преодолевать какие-то нелепые трудности. Сложно, трудно и непонятно! Тем более нынешнее финансовое падение… [b]— Вы так же политизированы, как и ваш отец? [/b]— Думаю, он бы не согласился с вашей оценкой. Он сам неоднократно говорил, что политикой стал заниматься поневоле, что политика — очень поверхностная плоскость жизни. Я с ним совершенно согласен. Политика не смотрит в корень, в суть вещей. Политики следят лишь за тем, как получить преимущество над своими противниками и используют любые средств для достижения своих целей. Это происходит на Западе, это происходит и в России. Политику саму по себе довольно трудно уважать.Я интересуюсь политикой и у нас, и в Америке (трудно себе представить человека, который бы совсем не интересовался политикой). Но хочу закончить мысль отца: политика существует в грубой плоскости; искусство же — выше или глубже, чем политика.Впрочем, бывают люди, которые как бы возвышаются над ней. Эти люди — не политики, но родом — из нее. Это государственные мужи. Это, безусловно, талант! Я преклоняюсь перед такими людьми: Линкольн, Черчилль, Столыпин… [b]— Значит ли это, что вы и Александр Исаевич не видите разницы между Зюгановым и Лебедем? [/b]— Ни в коем случае не хочу отвечать за папу. А от своего имени скажу: безусловно, разница между ними есть. Но вообще если посмотреть на политику в Америке и в России, то можно заметить, что разница между политиками этих весьма разных стран невелика.[b]— Как вы полагаете, достойно ли оценили вашего отца на родине и как его здесь воспринимают? Или... нет пророка в своем отечестве? [/b]— С одной стороны, люди, конечно, понимают значение Солженицына как писателя и борца против коммунизма. В одной газете я прочитал потрясающую мысль: Сахаров и Солженицын с какого-то момента просто стали вести себя в СССР как свободные люди в свободной стране.С другой стороны, не в обиду будет сказано, свою отрицательную роль сыграла пресса. Когда в 1994 году папа возвращался в Россию, пресса трубила, что он уже никому не нужен, мавр сделал свое дело, Солженицын — это вчерашний день и т. д. Время показало, что Солженицын никуда не опоздал и он по-прежнему нужен. Мне неудобно говорить об этом, но масштаб отца слишком велик в сравнении с тем, что мы ожидаем, к чему мы привыкли. Все ждут, что он примкнет к левым, правым, центристам, а он мыслит государственно. К сожалению, это многих раздражает.

Эксклюзивы
Вопрос дня
Кем ты хочешь стать в медиаиндустрии?
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.