40 лет Чайфа

[b]Да-да, в самом деле в этом июне ему стукнет сорок, а вы, кажется, только вчера слушали его песню на выпускном вечере вашего ребенка. Так вот, знайте, этот дядечка в магнитофоне — ему сорок, а вы-то все думаете, что рок — нечто сродни молодежному хулиганству.[/b][i]Я тоже думала так, но это было лет десять назад. Вообще группу «Чайф» помню, сколько себя. Переписанная у знакомых кассета «Дерьмонтин/ Дуля с маком» — отличные названия, придуманные словно специально для того, чтобы обрадовать маленькую девочку, только что насильно принятую в октябрята. Родители косятся на закрытую дверь, за которой надрывается кассета, а запретить слушать уже не могут: в страну пришла свобода. Первыми ее почувствовали, конечно, те самые, поющие.[/i]«Очень хорошо знаю, как выглядит телевизор, летящий из окна гостиничного номера», — говорит Шахрин.[i]Оглядываюсь. Интерьер номера в «России» — в полном порядке: телевизоры и шкафы на месте, даже кровать застелена. На столе — бутылка пива, в углу — гитара (веский аргумент того, что житель номера — рок-звезда).Пиво перекочевывает ко мне в руки — «ну вот, хоть кто-нибудь ее выпьет». Выходит, что в сорок лет, как сказал бы Маяковский, «ни тебе аванса, ни пивной».Трезвость? В сорок, стало быть, телевизоры не летают? [/i]— Просто мы попали в тот период времени, когда стало можно все то, что так долго запрещалось (Шахрин с удовольствием разглядывает стоящий в углу телевизор — или мне это только кажется?). Сейчас музыканты приезжают на фестивали и сразу пускаются в обсуждения, у кого машина круче, у кого клип дороже.Новые группы активно разрабатывают имидж, думают, в каком бы стиле сыграть, чтобы сразу — в модную струю. А ведь для нас весь кайф был в том, чтобы просто выйти на сцену. Не денег на этом заработать, не в ротацию попасть: просто играть. Поэтому мы и буйствовали, получив эту свободу. Такое счастье — разбить номер и знать, что ты сам за это все потом сможешь заплатить. Так что все вали на время. А возраст здесь абсолютно ни при чем: мы и тогда-то были уже достаточно взрослыми, нам было по 25—30...[i]На секундочку, вслед за Шахриным, переношусь в то время и — превращаюсь в жалкого октябренка. Возвращение обратно, в сегодня, приносит с собой кучу комплексов: комплекс молодости, комплекс неопытности...Как все же прекрасны эти молодые группы, те, что, по выражению Шахрина, «модная струя»: молодняк еще можно огорошить умным видом или стандартным набором «запрещенных» вопросов. Совершенно иное дело — старая гвардия. Представьте: «Чайфу» уже лет пятнадцать, и почти все это время прошло на гастролях, и в каждом городе — пресс-конференции. Вероятность спросить «неспрошенное» сводится к нулю по всем возможным теориям. А вызывать раздражение и оставлять впечатление идиота — не слишком приятная перспектива. Поэтому говорим о сорокалетии.Серьезный рубеж для мужчины, хотя Шахрин называет другую цифру — тридцать три. Возраст Христа, когда мужчина должен определиться, чем заниматься, какую женщину любить, кого считать настоящим другом.В каком-то интервью трехлетней давности меня очень удивило высказывание Шахрина о дружбе: «Стать моим другом уже невозможно. Можно стать приятелем, собутыльником, но другом — сейчас уже никак». Слегка напуганная такой категоричностью, припоминаю Шахрину его слова.[/i][b]— Ну как же так, а вдруг «настоящий» встретится тебе в пятьдесят? [/b]— Наверное, я просто так понимаю дружбу (Шахрин становится серьезным). Для меня друг — вечная категория. Друзей не может быть много. Конечно, у меня куча знакомых, с которыми у меня очень много общего. А вот, например, с Володькой Бегуновым мы можем смотреть разные фильмы, читать совершенно разные книги. Но если я не вижу его некоторое время, я начинаю безумно скучать.[i]С другими «вечными категориями» Шахрин к сорока, похоже, тоже определился.[/i]— Конечно, я отдаю себе отчет, что рок-н-ролл — небольшой бизнес. Потому что, случись что сейчас со мной, мне нечего оставить дочкам. Мы все иногда думаем, что надо бы заняться бизнесом, заработать. Однако в нашей стране этим нужно заниматься с утра до вечера и все делать самому, иначе обязательно ограбят и подставят. А тратить на это все свое время... Все-таки поэт должен быть беззаботным, иначе поэзия может потеряться. Я больше всего боюсь: а вдруг денег заработаю, а строчки больше не придут? А такую цену платить не хочется, я уж лучше обойдусь без бизнеса.Политикой тоже не буду заниматься никогда: уж на что шоубизнес грязное болото — политика еще хуже. Что касается общественной работы... У нас в Екатеринбурге матери погибших в Чечне солдат хотели издать Книгу Памяти: портрет и несколько строк о каждом погибшем. Я узнал об их желании, позвонил и свел их с издателями. Такая книга, бесспорно, нужна, ее можно будет дарить тем же политикам. Чтобы они знали, чьими жизнями они манипулируют, что у каждого были свои любимые игрушки, свои книги, своя любовь. У нас была идея открыть в Екатеринбурге свою радиостанцию.Пока все те станции, которые там существуют, мне не очень нравятся. Можно было бы делать радиопрограмму, но все равно это не бизнес, а творчество...[i]Говорят, накануне сорокалетия люди чувствуют себя подавленными, однако Шахрин в принципе не склонен к подобным настроениям.[/i]— Если бы с группой «Чайф» ничего не получилось — купил бы домик и был бы крестьянином в деревне.[i]Допиваю бутылку пива (с удовольствием выпила бы еще одну, вот только рок-звезда компанию не поддерживает). Интересно, а день рождения обещает быть столь же трезвым? [/i]— В этом году день рождения, скорее всего, будет отмечаться в туре, в который мы едем вместе со «Сплином», «Кварталом» и «Машиной времени», так что трезвым — вряд ли получится. Вообще последние дни рождения мне нравились. Потому что строились не по привычной схеме «стол — салатик — горячее — чай с тортиком».Я не увижу этого тура, но у меня есть отличная возможность, которой надо воспользоваться.Делаю последний глоток из бутылки, предварительно чокнувшись с протянутым стаканом минералки: «С днем рождения!».