Руслан Аушев: А каким я был капитаном!

[i]Это серьезная дата. Тогда, в феврале 1989-го, казалось, что уроки «странной войны» пойдут на пользу нарождающейся российской демократии. Но по молодости или недомыслию наша демократия учить уроки посчитала излишним. А зря. И разговор с одним из самых известных героев той войны и самым деятельным участником афганского движения — тому подтверждение. Наш собеседник — председатель Комитета по делам воиновинтернационалистов при Совете глав правительств государств-участников СНГ, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант [b]Руслан АУШЕВ[/b]. Правда, сейчас его гораздо лучше знают не в силу вышеперечисленных титулов и званий, а благодаря высокому посту — он президент Ингушетии.Но чисто «президентские» вопросы мы решили оставить для следующей встречи.[/i][b]— Совсем недавно вы говорили, что из афганской войны даже через десять лет не сделаны соответствующие выводы — ни политиками, ни военными. Но в ходе масштабного отмечания десятилетия вывода «ограниченного контингента» премьер Примаков в своем выступлении перед ветеранами Афганистана вроде бы исправил ошибку… [/b]— Чтобы все изменилось за день — это не та ситуация. Но впервые из уст официального высокопоставленного лица мы услышали, что это была ошибка. Впрочем, впервые это прозвучало еще на съезде народных депутатов в 1989 году, когда и решение соответствующее приняли — о выводе войск. А Примаков по-человечески объяснил солдатам и офицерам, воевавшим в Афганистане, что армия выполнила свой долг, но вот политики были не на высоте. Честно сказать, эти слова здорово воодушевили ветеранов.А что касается использования приобретенного там опыта, то последние события в России показывают: никаких выводов так и не сделано. Чисто практически Афганистан должен был научить наших политиков, что национальные и религиозные конфликты нельзя решать силой и в лоб. Да что конфликты — даже разные приемы борьбы за государственную власть мы могли увидеть и понять еще там.Разобраться, что в этой борьбе допустимо, а что нет. В отношениях с Чечней опыт Афганистана был применим на сто процентов, но им никто не пользуется. А главный вывод той войны — нельзя воевать с народом и нельзя победить народ — по сей день не понят многими политиками.[b]— Генерал Громов на днях сказал: «Советские войска полностью выполнили поставленную задачу и в соответствии с Женевским соглашением организованно покинули территорию Афганистана». Однако «организованный уход» многими воспринимается как бегство… Ваше мнение? [/b]— Те задачи, которые перед нами ставили, мы выполнили. Говорили: «Провести колонну». Проводили. «Освободить кишлак». Освобождали. Обеспечить полевые работы — обеспечивали. Посадить где-то свою власть — сажали. Ведь решение чисто военной задачи, типа «зайти в Афганистан, пройти до Пакистана и, развивая успех, выйти к Персидскому заливу…» — такого перед армией не ставилось. В стране шла гражданская война, и мы поддерживали одну из сторон, укрепляли действующую власть и блокировали действия вооруженной оппозиции. Мы не должны были кого-то победить, потому и проиграть никому не могли.[b]— Но тем не менее любая война заканчивается или победой, или поражением… [/b]— Армия выполняла приказ. Приказали бы — мы бы еще десять лет там стояли. Просто не надо рассматривать афганские события как войну. Это было политическое мероприятие. Ракетные войска стратегического назначения — они не воюют, но сам факт их наличия у России заставляет относиться к нам иначе, чем к Ираку. Так и там — наше присутствие зачастую играло гораздо большую роль, нежели боевые действия.[b]— За последние годы вы много раз встречались с одним из бывших противников, Ахмад-шахом Масудом, который после войны стал одним из влиятельнейших людей в Афганистане. Как складываются ваши мирные отношения? [/b]— Мы прекрасно понимаем, что ни он, ни я не виноваты, что воевали друг против друга. Он защищал родину, я выполнял приказ. Кстати, я уже на первой встрече сразу извинился перед ним, что воевал против его народа. Зависело бы от меня — ни за что бы не вводил туда войска, но в 79—80-м я был младшим офицером и мало что понимал в большой политике. Наши послевоенные встречи были посвящены главным образом возвращению наших ребят, попавших в плен. Последнее время эти контакты стали менее плодотворными — многие из тех, кого мы хотим вернуть, находятся на территории, контролируемой талибами. А девятнадцать человек вообще не пожелали возвращаться в Россию — они уехали в США, Англию, другие страны.[b]— Десять-пятнадцать лет назад никто не знал Аушева-политика, но ваши фотографии красовались на обложках едва ли не всех журналов — бравый офицер со Звездой Героя. Уже настало время рассказывать вновь: за что в Афганистане давали награды? [/b]— К званию Героя меня представляли дважды. Первый раз осенью восьмидесятого года. До той поры все наши операции проводились исключительно днем и не всегда они были эффективными. Когда же накопился какой-никакой опыт, да и приборы ночного видения появились, мы стали пробовать проводить операции ночью. В кромешной тьме блокировали кишлак, в котором, по данным разведки, мог находиться вооруженный противник, а утром, когда местные жители просыпались, уйти за кольцо оцепления было невозможно. Мирных жителей мы выпускали беспрепятственно, а с оставшимися был уже другой разговор. Я был тогда начальником штаба мотострелкового батальона, непосредственно занимался организацией подобных операций и после первых трех, оказавшихся весьма эффективными, меня представили к Герою. Но дали тогда лишь «Красную Звезду». А через год, в конце 1981 года, рота из соседнего батальона попала в огневой мешок. Ее уже начали добивать, двенадцать ребят погибли… Мне приказали: вытаскивай роту. Мы ее вытащили. Вот за это и присвоили звание. Вообще я так скажу: в Афганистане просто так наград не давали. Мы же считались не на войне, и такого, что совершил подвиг — получи орден, не было. Существовало негласное правило, что орден давать можно лишь в случае ранения. А чтобы Героя сразу получить — такого вообще не было. Нужно было долго и успешно участвовать в боевых действиях, не иметь потерь, проявлять личное мужество, выполнять все до единой поставленные задачи… Мне повезло — батальон у нас был лихой, 2-й батальон 180-го мотострелкового полка.Как где какая трудная задача — нас туда посылали.[b]— Вернемся в Москву сегодняшнюю. Многие, если не все, афганские фонды и союзы себя изрядно дискредитировали — криминальные дела, разборки со стрельбой и взрывами… Что происходит с героями-афганцами? [/b]— Тут вот что происходит. Возьмем, к примеру, Валерия Радчикова, как одного из самых известных сейчас деятелей афганского движения. Какие-то силы делали из него торпеду: заходит в правительство — ветеран, герой, инвалид без обеих ног, руководитель афганской организации… Как такому отказать, если что просит? Жалко же его. И появляются постановления, чохом освобождающие от налогов все зарегистрированные в фонде предприятия. Таких фондов возникло множество — и дело пошло: весь криминал начал регистрировать свои предприятия — вплоть до казино — в «льготных» фондах. В обороте —многомиллионные суммы, такие, за которые убивают не задумываясь. А многие лидеры афганского движения слишком поздно поняли, что их попросту используют.[b]— Но чуть не с самого начала было видно, к чему идет дело. Почему бы сразу не прикрыть лавочку? [/b]— Вопрос ставился, но было слишком много заинтересованных людей, в том числе и тех, кто эти льготы давал. Когда все начиналось, время было лихое — начало 90-х, — а афганцы представляли из себя силу, которую требовалось приласкать. Рыжков первый подписал постановление о предоставлении льгот Союзу ветеранов Афганистана. Эта система изначально порочна. Хотели бы действительно помочь — дали бы льготы тем предприятиям, которые трудоустраивали бы у себя ветеранов и инвалидов афганских событий.В этой ситуации у криминальных структур было бы гораздо меньше оснований интересоваться афганским движением… [b]— Вы один из немногих известных политиков, которых никто ни за что не ругает. Не экстремист, не вор, не интриган. Да еще безупречная боевая биография. А если вас вдруг выдвинут кандидатом в президенты России? [/b]— Откажусь сразу же. Почему? Президент России — это красиво звучит. Но те, кто рвется в президенты, не осознают всей меры ответственности. Нет, на этом посту я представить себя не могу.[b]— Десять лет назад вы так же не могли представить себя на посту президента Ингушетии… [/b]— Но меня фактически заставили. Когда истек срок моей работы полномочным представителем президента РФ в Ингушетии, я думал, что больше политикой заниматься не буду. Но 99 процентов населения проголосовали за меня. Мне что, против людей идти? И второй раз, когда избирали, я хотел отказаться. Что, говорят, в самый трудный момент бросить хочешь? Я так устроен: если мне поручена какая-то работа, то я делаю искренне и до конца. Но за власть никогда не держался и к ней не стремился. Мой звездный час был в 1982 году — молодой капитан, Герой Советского Союза. В славе купался. А сейчас мне уже сорок четыре…