Аркадий Вайнер: Мы с Жорой детективов не пишем и вообще прозаики не хуже Достоевского

[i][b]Аркадий Вайнер[/b]. Игрок по жизни. Любит людей, особенно женщин. Богат в широком смысле этого слова. Создает свое ТВ.Плюс полсотни легенд, не всегда далеких от истины.Но одно точно: в настоящий момент обитает в комфортабельной московской «тюрьме» (цитата), призванной лечить сердечные заболевания.Не знаю, правда, что могут вылечить эскулапы, если пациент курит сигарету за сигаретой и потягивает коньяк. «А мне запрещать ничего нельзя. Не получается» (угостил: отменный). Первая фраза испытанного ловеласа: «Я вас себе представлял другой. Много хуже...».[/i][b]Наш дом Россия — За что писателю Вайнеру был вручен орден Дружбы? [/b]— Ну это не за что-то конкретное. За заслуги перед народом — что-то в этом духе там сказано. Это нормально. В Англии музыкантов в дворянское звание возводят.[b]— А сегодняшнее наше государство вообще имеет героев и идеологию? [/b]— Они у государства всегда найдутся. Их не может не быть. И разговоры о том, что мы вконец покончили с идеологией коммунизма — в пользу бедных. Хотя полумер в таких системах, как наша, не существует. Чета Горбачевых этого не понимала. Если бы не Раиса Максимовна с Горбачевым...[b]— Именно так — Раиса Максимовна с...? [/b]— Именно так. Если бы не она и не ее идеи реформ а-ля госпожа Рейган, у нас до сих пор был бы генсек Горбачев и СССР. Никаких демократических кульбитов мы бы и знать не знали. Мы сами себе поставили главой замечательного президента, обладающего, кстати, совсем не демократическими полномочиями. В итоге мы все в ответе за то, что имеем. И отвечаем не как умышленные злодеи, но как бессмысленные жертвы, как стадо, которое ведут на бойню.Сегодня появилась новая идеология — беспредела. Анархия. Она вне каких бы то ни было нравственных норм, она ничем не ограничена, тем более административными рамками.[b]— Анархия? Но что-то не ходят по земле свободные кони и люди[/b]...— Про коней у анархистов речи нет, вы меня извините. Кони — это у моего любимого Бабеля, который, кстати, был настроен достаточно революционно, но не анархически. Мы живем не в цивилизованной стране, не при нормальной свободе, а при свободе убивать. Отсюда и невероятный всплеск насилия.[b]Комиссия — Вы считаете, что мораторий на смертную казнь вводить рановато? [/b]— Зачем смягчать? Давайте уж прямо. Просто очень рано. Я категорически против смертной казни как против всякого насилия. Однако только высшая мера может остановить —увы! — далеко не всех преступников. Если ты готов преступить все заповеди и лишить человека божественной участи жить на земле, ты должен быть готов заплатить соответствующую цену. Это высокого стиля размышление очень точно приземляется в сегодняшнюю жизнь. В наши условия, когда кровь людская воистину как водица, когда изобретательность преступников превосходит самую изощренную фантазию.[b]— А вам не кажется, что для преступника вполне достаточно ожидания казни? Понятно, что не стоит сравнивать менталитет серийного убийцы и Достоевского, но все-таки? [/b]— Вообще не стоит сравнивать писателя с преступником. Тем более что нам с вами днем с огнем не найти среди преступников ни одного Раскольникова. У него была своя правда, свое раскаяние. Рефлексирующих убийц сегодня нет! Они совершенно не размышляют. Мы не можем все время одним росчерком пера отменять решения Верховного суда. Конституционное право на помилование никому не дано ставить на поток.[b]— Тогда почему вы состоите в Комиссии по помилованию при президенте? [/b]— Потому что жизнь многогранна. Чего в ней только не бывает! Есть ведь случайные убийства! Бывают просветление и раскаяние. Бывает видно, что человек вреда обществу больше не принесет. Если мы хотим относиться к числу цивилизованных народов — нам нужны милосердие и гуманность. А заграница нам не поможет. Ни советом, ни своим примером. Никогда. За чужой щекой, как известно, зуб не болит.[b]Такое кино [/b]— «Империалисты» в Россию вкладывать деньги боятся, хотя нас с дочерью [b]( Натальей Дарьяловой — Д. А.) [/b]и обвинили в том, что наш новый российский телеканал, который мы пытаемся сделать, — «Дарьял-ТВ» — поддерживают западные буржуи. А у нас нет 60 миллионов долларов на покупку частоты, на которую претендуют некоторые телевизионные, коммерческие и даже официальные структуры. Мы эту частоту разрабатывали в российских НИИ, Минобороны. Проблема — достать средства на все остальное: передатчики, зарплату людям. Все еще в процессе созидания, распространяться подробнее пока рано.[b]— «Место встречи...» — наша киноклассика. Как она начиналась? [/b]— Большинство людей книге предпочтет сегодня кинофильм. Книгу вон сколько надо читать! А фильм пришел, посмотрел — и готово. Так полагает целый класс читателей-зрителей. И игнорировать его нельзя. Отсюда родилась такая не характерная для нас вещь, как «Эра милосердия», по которой снят фильм. Тот, кто немного соображает в литературе, мгновенно обнаруживает, что роман этот стилистически абсолютно не похож на наши остальные произведения. Мы задумали тогда написать народную вещь. По-моему, удалось.Восемь лет назад мы решили сами снять ленту — «Нелюдь» — и обойтись без услуг советского режиссерского цеха, от которого (за редкими исключениями!) толку мало. Просто посмотрели, как снимают наши мэтры, и решили, что уж так-то, одной левой ногой, мы и сами точно сможем. А может, получится и лучше! И тут я заболел, чуть не умер. Чтобы вещь не пропала, я ее отдал в чужие руки. И нарвался на режиссера-жулика. Он украл у меня сценарий, такой более-менее известный ленинградский киношник, когда-то он работал вторым режиссером у Германа.Я поднял хай, еще когда он начал сколачивать съемочную группу. В итоге было распоряжение тогдашнего министра кино Ермаша не выдавать ему разрешительного удостоверения на прокат фильма. А ВААП установило, что это самый обычный плагиат. Он просто заменил имена, наименования места действия, по возможности — женщин на мужчин и мужчин на женщин. И снял свою картину под громким названием «Сатана».[b]Господь долготерпив [/b]— В Писании запрещено пользоваться именем сатаны. И в итоге Господь его наказал, этого человека. Он умер, молодой, здоровый, жилистый, отвратительный мужик. Какая-то девушка-корреспондентка мне принесла эту весть, и в вопросе ее содержался некий подтекст, на что я торопливо сказал: «Нет, нет, я к этому никакого отношения не имею!». Хотя, если бы он мне попался, в какой-то момент я бы его удушил. Господь долготерпив, но потом говорит свое слово.[b]— Я от вас не ожидала услышать цитаты из Библии.[/b]— Почему? Я очень ценю Писание, и Старый, и Новый Заветы, много раз перечитывал. Для меня это не имеет какого-то религиозного оттенка. Только непреходящее человеческое значение. Если внимательно проследить развитие искусств, то выяснится, что любая книга на свете так или иначе существует в зернышке — там.Не зря она Книга. Хотя по жесткому складу своей натуры я мало способен во что-то верить. Характер не позволяет. Я должен ЗНАТЬ, понимаешь? [b]Любовь земная [/b]— Самое страшное в плагиате было то, что этот человек в свой фильм напихал множество мерзких сексуальных сцен. Для меня слово «секс» имеет свое прекрасное значение, и таскать грязь... просто кощунственно! Вообще я к личной жизни внимательно отношусь, никогда ею на пренебрегал, даже при своей сумасшедшей работе на Петровке. Просто потому, что это — сегодняшний день. И если бы из сегодня не вытекало завтра, я сказал бы, что живу сегодняшним днем. Я жизнелюб. Я очень чувствителен к красоте, особенно к женской. Так что все мои женщины необыкновенные. Делиться с кем-то женщиной я не привык. У меня никогда не было романов с замужними дамами. Любовь должна быть только моей. Тогда для меня — это праздник.[b]— И как долго праздник может продолжаться? [/b]— Один миг — и всю жизнь! Любовные линии нам в наших книгах удаются. Вот в «Петле и камне», например. И этот грустный конец — пиррова победа героя, расставание навсегда и одиночество с бутылкой...[b]Литература — Кстати, что это за история с закапыванием рукописи «Петли и камня...» в переделкинскую землю? [/b]— Это действительно было. Просто мы с братом поняли, что с помощью наших любимых положительных героев, по сути, воспеваем ненавистный нам режим. Созрел замысел двух больших книг об МГБ.Мы пользовались исключительно устными источниками, и я думаю, что нам удалось восстановить факты реального убийства Соломона Михоэлса и заговора, называвшегося «Дело врачей-убийц». Разумеется, мы писали эти книги (второй была «Евангелие от палача») в глубочайшей тайне. Даже наши ближайшие друзья ничего об этом не знали — может быть, кроме Фазиля Искандера и Анатолия Приставкина. Мы не надеялись, что советская власть так быстро кончится и мы увидим свои романы напечатанными. Мы их закопали в Переделкине, а микрофильм я на себе перевез в Германию, на фестиваль в Оберхаузен. И заказным письмом отправил его в Америку с заветом опубликовать романы после нашей смерти.[b]— Вам не обидно, что вас называют писателем-детективщиком? [/b]— Есть один жизненно важный для меня момент. Первые восемь рядов в зале, когда идет моя пьеса, я еще обойду и объясню, что хотел сказать. Остальным я ничего объяснить не смогу, если я не сумел это объяснить на сцене. Так вот, с самого начала своего творчества я провозгласил: мы с Жорой детективов не пишем. На протяжении многих лет нас относят к этому жанру, несмотря на то, что чисто детективных работ у нас максимум две. Все остальное — нормальная психологическая проза, со всеми присущими этому жанру достоинствами, недостатками.Я полностью лишен такого свойства, как скромность. Я даже не понимаю толком, что это значит. Говорят же: вот, достоинства у него более чем скромные. Средние то есть.Всегда, с малолетства, хотел быть лидером. Чувствовал себя старшим братом, руководителем-охранником.Сама возрастная дистанция — семь лет, — пока мы оба не стали взрослыми мужчинами, очень ощущалась.Так вот, я в игры детективщиков не играю. Наличие криминального сюжета не определяет жанр. Эсхил и, скажем, Достоевский любили криминальные сюжеты.Кстати, как-то мне пришлось заявить, что я с Достоевским конкурировать не собираюсь. Мы искренне убеждены в том, что мы — писатели не хуже Достоевского. Его язык «понятен» тем, кто боится сказать, что король — голый. Много раз я страдал от своей откровенности, на меня наваливались с криками: «Это классика! Ты поднимаешь руку на Бога!». Ну нет. Пушкин — Господь Бог, Чайковский — его пророк, если на то пошло. Или я идиот, что вполне возможно, и просто этого не вижу и не слышу? Почему тогда я Моцарта слышу? Может, Шостакович выше Моцарта на порядок и я не достигаю порога? Может быть, черт его знает. Как говорится, вскрытие покажет...